Беспризорники спалили весь паркет

Интересное сочетание – Луначарский жил в доме Мандельштама.  Фото автора

«После революции я жил в квартире дяди. В ней многое по-прежнему. Но живет в ней не дядя, а Анатолий Васильевич Луначарский. Сидя в столовой, я вспоминал, как много раз маленьким гимназистом я в этой комнате слушал кадетские речи за ужинами и завтраками». Так писал Вадим Шершеневич – поэт Серебряного века, сооснователь «Ордена имажинистов», провозгласивших главной целью творчества создание образа, а основным средством его выражения метафору. Частью ордена стала амбициозная «Ассоциация вольнодумцев», творящих в духе мировой революции с помощью «устного и печатного слова». И хотя нарком просвещения считал, что «подобные общества в Советской России в утверждениях не нуждаются», но 24 сентября 1919 года подписал официальный документ, разрешающий иметь ассоциации «отдельную печать».

Судьба? В том самом доме, где витал дух имажинизма, жил и Луначарский. Но события эти никак друг с другом не связаны. Они даже по смыслу противоречивы в своей основе, зато метафоричны. Но куда подевался дядя Шершеневича – известный московский адвокат Михаил Львович Мандельштам? Его иногда путают с профессором Московского университета физиком Леонидом Мандельштамом, утверждая, что это в его квартире жил с 1924 года Луначарский. Но вряд ли физик мог выстроить доходный дом. Профессора при царском режиме жили неплохо, но адвокаты – еще лучше. Здание в Денежном переулке есть не что иное, как бывший доходный дом Мандельштама, а не Бройдо, как кое-где указано (Бройдо – это соседний дом, № 7). Кстати, адвокат Мандельштам – дальняя родня Осипу Мандельштаму, вот как все переплелось.

Есть у меня одна настольная книга, называется «Вся Москва». Этот справочник за 1915 год сообщает нам, что адвокат Мандельштам принимает посетителей в доме на углу Денежного и Глазовского переулков ежедневно с 6 до 8 вечера, кроме праздников. Но в 1918 году приемы в Денежном переулке прекратились по понятной причине: адвокат эмигрировал (потом, правда, вернулся на свою голову). И квартира доходного дома в Денежном переулке опустела, попав в поле зрения организаторов Неофилологического института. На дворе 1920 год. Идет активная фаза Гражданской войны. «Белые придут – грабят, красные придут – грабят…» А в Москве у профессора МГУ Ивана Гливенко рождается рискованная идея – основать первый в республике центр по подготовке преподавателей европейских языков. Новая филология, неофилологический институт. А что главное при изучении иностранного языка? Совершенно правильно – книги, то есть библиотека на этом самом языке. Вот тут-то и пригодилась энергия, смелость и знание иностранных языков молодой библиотекарши Саратовского реального училища Маргариты Рудомино. Она в это время приехала в Москву в командировку. И весьма кстати: ей и предложили новую работу.

В общем, с корабля на бал. И сразу капитаном. Только вот корабль был чуть ли не в потопленном состоянии – бывшая адвокатская квартира нуждалась в ремонте: беспризорники спалили весь паркет, срезав всю кожу диванов; вещей, которые можно было бы унести, уже никаких не было. Так рассказывала Маргарита Ивановна Виктору Дувакину в 1974 году. Не было не только стекол, но и отопления, света, воды. Зато имелось большое желание создать новое книжное собрание. Библиотеку Рудомино пришлось ремонтировать своими руками: носить на пятый этаж без лифта стекла, брать в руки молоток. Зато при институте, в мансарде, дали комнатку и Маргарите Рудомино. Рабочих рук не хватает, денег нет, зато с книгами – раздолье! Москва – город книжный, до 1917 года каждая из богатых дворянских усадеб могла похвастаться солидной библиотекой, весомую часть которой, как правило, составляли книги на европейских языках. Все, что не сгорело в буржуйках, свозили в центральный книжный фонд Наркомпроса на Новинском бульваре, ставший для Рудомино неиссякаемым источником.

Библиотеку пытались закрыть: кому, мол, она нужна. Кто будет в таких условиях читать книги? «Была каморка холодная, темная, вся заваленная книжной рухлядью. Книги промерзли насквозь, берегла это добро исхудавшая, иззябшая девочка с распухшими от холода пальцами» – эти слова принадлежат Корнею Чуковскому. Но постепенно жизнь наладилась. И на пятый этаж бывшего дома Мандельштама стали приходить самые разные люди – ученые, искусствоведы, переводчики, студенты. Брали почитать книги, иностранную периодику. Особенно были рады те, кто не любил читать перед обедом советские газеты. Для них библиотека стала глотком свежего воздуха. И все оставались очень довольны работой «девочек» – небольшого коллектива библиотеки, не превышавшего пять человек.

А в январе 1924 года здесь состоялся праздник – завбиблиотекой вышла замуж за Василия Москаленко (вместе они проживут много-много лет, отметив золотую свадьбу). Начался медовый месяц в библиотеке. Что может быть прекрасней… А лифт по-прежнему не работал. Но ученый народ все равно приходил. И вот однажды заявились непривычные гости – «большая комиссия больших крупных мужчин». Это были явно не студенты университета и не читатели, жаждущие новостей из зарубежных газет и журналов. А среди них – нарком просвещения товарищ Луначарский. Маргарита Рудомино, сама того не ведая, стала свидетельницей исторического визита. День этот запомнился на всю жизнь, а как иначе: вся страна скорбит по поводу кончины Ленина, которого только вчера похоронили, но, видно, наркому было не до траура: «Луначарский, входя, не поздоровался, уходя, не попрощался со мной. Он осмотрел помещение библиотеки на 5-м этаже и в мансарде, оно ему понравилось, и он сказал: «Хорошо. Я беру». Повернулся и пошел из квартиры. Свита за ним. Когда я услышала слова: «Я беру», то поняла, что нас будут выселять. У меня, конечно, страшно забилось сердце, я безумно испугалась». Вот ведь интеллигенция слабонервная какая – сразу сердце забилось, и с чего, собственно? Ведь не в ЧК же увезли, а всего лишь помещение отобрали. Радоваться надо. Но согласитесь, странный нарком просвещения – не поздоровался, даже «до свиданья» не сказал. Какой-то не просвещенный.

Но где же теперь жить семье завбиблиотекой, которая готовилась стать мамой? Дело, как говорится, молодое... Новые жильцы предложили ей немедля переехать в освобождаемую ими комнату коммуналки на Мясницкой улице, дом 17. Рудомино осмелилась обратиться с просьбой – из-за плохого самочувствия отложить переезд на следующий день. Она зашла в свой бывший кабинет, где сидели Луначарский и его молодая супруга актриса Наталья Розенель. На столе стояла корзина с клубникой: «Из-за разрухи я уже несколько лет не видела клубники. А тут целая корзинка, да еще в апреле месяце! Я тогда была уже в положении, на третьем месяце беременности, и, конечно, я жадно посмотрела на клубнику. Но меня встретили недоброжелательные взгляды, сесть мне не предложили». А когда Луначарский согласился с просьбой Рудомино, Розенель «начала кричать на него и на меня, схватила корзинку с клубникой и бросила ее в стену, где в дверях стояла я. Я выскочила из кабинета и расплакалась». Лучше бы поделились клубникой с будущей мамой…

Сыну Маргариты Рудомино Андриану предстояло провести свои первые годы совсем по другому адресу, в коммуналке на Мясницкой. Там-то добрые соседи и поведали о странной привычке любимой жены наркома: бросать в стену все что ни попадя, что приводило к появлению невыводимых пятен на обоях. «Сколько мы ни ремонтировали гостиную в квартире на Мясницкой, – сообщает Маргарита Рудомино, – никак не могли ликвидировать жирное пятно на стене... И тогда соседи нам рассказали, что в одной из ссор Розенель бросила в стену тарелку с котлетами. С тех пор это пятно не пропадает, хотя они его сами заклеивали обоями, но вывести не смогли и повесили на это место картину». Вот я и спрашиваю: а у вас дома висит картина?