Дуэль на бычьих хвостах

Нет в мире ничего романтичнее морской рыбной ловли и океанических научных экспедиций. Фото Pxhere

Отправляясь в исследовательское плавание или экспедицию иного рода, мы тем самым открываем в реальности некий шлюз, через который она обрушит на нас водопады новых впечатлений и сведений о мире. И этот поток постепенно, а иногда довольно резко переворачивает наше сознание. Теория путешествий утверждает без обиняков, что подлинное путешествие – такое, из которого ты вернулся хоть немного другим.

Однако порой самым интересным и неожиданным элементом экспедиции оказываются не переживаемые вами приключения и не совершаемые открытия, а ваши компаньоны. Только с годами я понял, что суть антропологии – увидеть феномен там, где привычный глаз видит лишь скучный быт с разрозненными и якобы не требующими объяснения событиями.

Вторая, после антарктической, морская экспедиция в моей жизни пришлась на пик дружбы и сотрудничества позднего СССР с Народной Демократической Республикой Йемен, она же Южный Йемен. Подобно Германии и Корее, Йемен долго был разделен на две части с противоположной геополитической ориентацией и соответственно моделями исторического развития. Несколько месяцев на траулере с межпланетным именем «Комета Галлея» мы изучали промысловые ресурсы северного шельфа Аденского залива и принадлежащего Йемену острова Сокотра. Эль-Мукалла, Ирка, Эш-Шихр, Шукра, Макатин – эти топонимы, маркировавшие собой границы исследуемых участков, все еще звучат дивной музыкой в моей памяти.

На отдельных этапах к нам подсаживались местные ученые, получившие отличное образование на биофаках советских вузов. Запомнились в том числе беседы за красным чаем с ихтиологом Али Салемом о различиях в наших этнических ментальностях, и в том числе – о правильном имидже молодого специалиста. По моему наивному представлению, участнику научных экспедиций более всего к лицу стройная фигура и рельефные мышцы. Али же, как ни странно, упорно сутулился, физкультурой не интересовался и ничуть не стеснялся отчетливо растущего брюшка. Мало того, он словно нарочно держал рубашку всегда расстегнутой, позволяя пузу свободно колыхаться во всеобщем обозрении, почти как у исполнительниц танца живота.

«Но ведь так ты отталкиваешь от себя представительниц прекрасного пола! – воскликнул однажды я, гордившийся полученным еще к началу обучения в университете восьмым кю (теперь уже не так стыдно признаться, что это один из низших спортивных разрядов в карате). – Твой внешний вид сигналит им, что при опасности ты не сможешь их защитить!»

«Софистика, оторванная от жизни! – парировал Али. – Ситуативные угрозы существуют, но возникают они редко, и их всегда можно предотвратить. Но есть социально-экономическая незащищенность, и вот ее-то слабый пол воспринимает особенно остро». Исходя из его концепции, получалось, что развитая мускулатура, подвижность и выносливость – слишком выпуклые признаки социальных низов, тяжелой низкооплачиваемой работы. А если ты принадлежишь к интеллектуальной элите, хорошо зарабатываешь, то по определению не знаешь (или забыл!), что такое трудиться физически. И это твое конкурентное преимущество должно, что называется, бить в глаза…

Не менее интересным было общение с отечественной командой «Кометы». О членах научной группы и о капитане стоило бы поведать как-нибудь отдельно; здесь отмечу только, что кэпу общественное мнение облыжно приписывало роман с кокшей (судовой поварихой). Тема регулярно всплывала в разговорах, порой в самых диковинных подробностях. Почему-то сильнее всего она тревожила тех, кто сам якобы к Лене не подкатывал... Я же был уверен, что теория эта ошибочна и придумана только ради объяснения того возмутительного факта, что незамужняя девушка отвергает ухаживания со стороны любых членов экипажа.

Морские черепахи – источник нежнейшего мяса, материала для поделок, туристических сувениров.  Фото Reuters

Казалось бы, бессмысленный зверек, но утрата оглушила даже самых бывалых из моряков. Мы ходили мрачные и подавленные, словно потеряли не кота, а целый корабль. Однако жертва эта, похоже, оказалась искупительной, и к Лене до конца рейса никто больше не приставал…

Стандартный экипаж СРТМ (среднего рыболовного траулера-морозильника) – меньше 20 человек. Самой диковинной фигурой в команде был, пожалуй, матрос Владимир Адамович, ему было слегка за 60. Все звали его по отчеству. Был он не то чтобы молчуном, но высказывался нечасто и всегда неким подобием афоризма. Не пойди Адамович в моряки, вполне мог бы стать народным сказителем. В отличие от остального коллектива, свободное время посвящал не картам-домино или слушанию музыки с кассетного магнитофона, а мастерскому вязанию носков – в том числе из купленного в заграничных рейсах мохера, в те годы у нас на родине весьма дефицитного. К возвращению домой их накапливалось минимум несколько сотен: существенный вклад в сухопутное рукоделье жены. Получался неплохой приработок к зарплате с «тропическим коэффициентом» за полгода рейса.

Одной из моих задач был сбор данных о фито- и зоопланктоне на исследуемых акваториях, для этого применяется так называемая сеть Джеди. Ее ловчий конус, сшитый из мельничной сетки, довольно громоздок, и в этой работе полагался помощник. Когда ассистировать выпадало по регламенту Владимиру Адамовичу, параллельно рабочему процессу мы вели неспешные разговоры о смысле жизни и отдельных ее мелочах. Запомнилось высказывание матроса из области поведения животных, сделанное еще при жизни Василия. Котик возникал рядом в ночные смены, но нашими поглаживаниями не соблазнялся и блуждал вокруг по палубе, как бы нами не интересуясь. Когда я спросил о причинах такого поведения, Адамович объяснил: «Молодой еще! Ума-то нету, что ночью надо спать – вот и ходит, мается…»

На мой вопрос, не по той же ли причине бодрствуем сейчас мы сами, матрос лишь выразительно повел бровью.

Глядя назад через мутную, едва не сорокалетнюю толщу времен, самым ярким событием той экспедиции, даже на фоне аравийской экзотики, я вижу небольшой бытовой эпизод, связанный с нашим судовым врачом. Игорь Барский был моим тезкой и ровесником – и прирожденным медиком. С заболеваниями и травмами в том рейсе было как-то негусто. Зато когда мы высаживались на раскаленных островных пляжах отдохнуть от перманентной, практически без выходных, пахоты, – позагорать, подняться по склонам к бутылочным и драконовым деревьям, понырять за кораллами, – к Игорю мгновенно выстраивалась очередь заждавшихся доктора местных пациентов. И он безостановочно растирал их мазями, ставил уколы, массажировал, давал рекомендации – словом, наконец-то жил полноценной профессиональной жизнью. Запомнился парнишка на Сокотре с огромным клеймом на спине: как он пояснил, таким прижиганием здесь лечили от порока сердца. Барский, кстати, не исключил, что подобная чудовищная рефлексотерапия может быть тоже эффективной.

Случай, о котором речь, произошел в морозильном трюме, когда нас с Игорем и начальником рейса Юрой Трушиным попросили помочь с погрузкой закупленного провианта. Выполнив задачу и осмотревшись в полумраке, Барский первым заметил развешенные на стене панцири убитых тралмастером крупных черепах, попадавших иногда в трал вместе с рыбой. Официального запрета губить этих морских красавиц не было, но существовал консенсус рыбацкого сообщества, нечто вроде кодекса чести. Игорь возмутился – и вызвал нарушителя на дуэль! Фехтовали всерьез, едва не насмерть – найденными в углу замороженными бычьими хвостами, уготованными для говяжьего супа. Преступник был стремительно и многосторонне заколот – и сдался с клятвенным обещанием никогда больше так не поступать.