Трижды повешен, дважды расстрелян

За кроткой внешностью Ярослава Гашека скрывался характер авантюриста.  Фото Вацлава Доната

Гашек прожил бурную короткую жизнь. Беречь здоровье – это было не про него. К сожалению, он не дожил и до 40 лет. Но уж и пожил по-настоящему. Когда Гашек был в плену в России, чешские и австрийские газеты, имевшие на Гашека зуб, много раз публиковали известия о его гибели. Причем каждый раз с новыми подробностями и обстоятельствами.

Один раз, по сообщениям газет, его повесили чешские солдаты; согласно сообщению в другой газете, его убили в пьяной драке. Сохранились документальные свидетельства о том, что корреспондентка чешской газеты по возвращении Гашека из России спрашивала его: действительно ли он, уже будучи на службе в Красной армии, питался мясом пленных китайцев?

Существуют будто бы документальные свидетельства, что в России Гашек успел послужить в дивизии Чапаева. Шутки шутками, но ведь Гашек действительно из военнопленных подданных Австро-Венгерской империи перешел в Красную армию, с октября 1918 по 1920 год занимал в ней немаленькие должности: был начальником Интернационального отделения политотдела 5-й армии, комендантом Бугульмы и даже депутатом городского совета в Иркутске.

Как писал впоследствии сам Гашек: «Вернувшись на родину, я узнал, что был трижды повешен, дважды расстрелян и один раз четвертован дикими повстанцами киргизами у озера Кале-Исых. Наконец, меня окончательно закололи в дикой драке с пьяными матросами в одесском кабачке».

Объясняется это просто – Гашек очень любил мистификации, можно сказать, что мистификации были частью его жизни. Достаточно сказать, что как-то раз Гашек, в самом начале Первой мировой войны, будучи проездом в Праге, зарегистрировался в гостинице следующим образом: «Лев Николаевич Тургенев, приехал из Москвы». А в графе о цели приезда написал: «Ревизия Австрийского генерального штаба». Ну как тут полиции не обратить внимание на такую персону? Если вспомнить, что Прага в ту пору входила в Австро-Венгерскую империю, неудивительно, что писателя отправили в полицию как русского шпиона.

Другая история случилась еще в предвоенные годы. Гашек стоял на мосту через реку и печально глядел на воду. Наблюдавший за ним полицейский офицер спросил, кто он и откуда. Гашек представился: «А я – Святой Ян Непомуцкий, и мне 518 лет от роду». Полицейский поступил просто – он отправил писателя в сумасшедший дом.

Краткое пребывание Гашека в Нарве отмечено парой строк в его дневнике и мемориальной доской.  Фото Андрея Щербака-Жукова

А в романе Гашека не то чтобы нет ужасов войны. Нет, они есть, но они не подчеркиваются, не педалируются, как это обычно положено в антивоенном романе. Другое дело, что роман – это гимн идиотизму начальников, офицеров, идиотизму самого военного времени. Именно в этом его антивоенный пафос. Хотя, как размышляет Швейк, «не всем же быть умными. В виде исключения должны быть также и глупые, потому что если бы все были умными, то на свете было бы столько ума, что от этого каждый второй человек стал бы совершеннейшим идиотом».

Батальных сцен нет. Жертв сражений – нет или почти нет. Зато есть полный абсурда армейский быт и быт государства, отошедшего от мирной жизни и вставшего на военные рельсы, а также быт священнослужителей, находящихся на службе у государства и напутствующих солдат и офицеров, отправляющихся на передовую линию.

Ярослав Гашек говорил: «Мой роман будет жить, пока будет существовать государственный идиотизм!» Так что, хоть и не хочется быть пророками, можно предположить, что жить роману Гашека еще много лет, если не веков.

Памятники Гашеку есть в Санкт-Петербурге, есть в Самаре, есть в Бугульме… В эстонской Нарве, где Гашек был проездом, однако посвятил ей одну строчку в дневнике: «На углу улицы я видел миленькую сценку. Полицейский разнимал дерущихся толстого борова и бродячего бородатого козла. Вот и все, что я видел в Нарве…» На входе в культовую пивную висит мраморная плита, посвященная этому событию, этими строками на чешском и русском языках. А вот памятник в Праге (да, кажется, и во всей Чехии) Гашеку решили поставить только в 2005 году. Да и памятник какой-то странный, то ли конь, то ли стойка пивного бара. Словом, есть один из самых известных романов ХХ века, был писатель, который написал роман, получивший мировую известность. А вот с любовью и гордостью за него на его родине все сложно… Дело в том, что не то чтобы в Чехии Гашека не любят. Но и сказать, что очень любят, тоже нельзя. Как же любить автора, который в столь жестком сатирическом ключе описал родной край? Одному из авторов этой статьи знакомый чех признался в частной беседе, что в Чехии Ярослава Гашека всегда считали слишком советским, а теперь считают слишком русским. А к русским отношение в Чехии со времен танков в Праге сложное…

Хотя трактир «У чаши», любимое место Швейка, сохранился. Есть сеть пивных ресторанов «Швейк», открыли памятник и самому Швейку. Но все же в Чехии больше любят других писателей: откровенно антисоветского Милана Кундеру, мрачного Франца Кафку, Богумила Грабала…

Написал Гашек не так мало. Очерки, фельетоны, юморески и даже стихи. Стихи, правда, специфические. Одно название стихотворения «Плач об отхожем месте» чего стоит. Было сатирическое произведение о политической и избирательной системе в довоенной Австро-Венгерской империи, которое издатель так и не решился издать в 1911 году и которое увидело свет лишь в 60-е годы прошлого столетия, уже в социалистической Чехословакии. В России, уже не в плену, Гашек написал пьесу «Хотим домой», и будто бы спектакль по пьесе был поставлен в городе Омске (во время пребывания там Гашека).

Но все же остался он автором одного романа, да еще и не законченного. И вообще – романа странного. В «Похождениях бравого солдата Швейка» нет положительных героев. Есть сильно отрицательные герои, есть умеренно отрицательные герои. Как же любить такого писателя? Еще одно умозаключение Швейка: «Без жульничества тоже нельзя. Если бы все люди заботились только о благополучии других, то еще скорее передрались бы между собой». И еще: «Все-таки надо признать – не все люди такие мерзавцы, как о них можно подумать». Вот и вышло, что любят Гашека больше за пределами Чехии. И в первую очередь в России. Но любят. Не забывают, хоть и век прошел с момента его смерти.

Невольно приходит на память другой автор, у которого нет положительных героев. Точнее, по его собственному признанию, есть, но всего один, есть всего одно честное, благородное лицо – смех. Гоголь. Их с Гашеком роднит многое. И юмор, доходящий до сарказма, и решительное глумление над всеми формами проявления идиотизма. Правы чехи – не чешский автор Гашек. Слишком он русский.