Кирилл Куталов-Постоль Владимир Козлов. Школа. - М.: Ad Marginem, 2003, 288 с.
Первая книга Владимира Козлова, сборник рассказов "Гопники", была похожа на нокаут после серии прямых ударов - стремительный стиль, напор, обилие действия, кинематографический эффект "отъезда", отстранения от происходящего - за счет глаголов настоящего времени первого лица: иду, бью, добиваю.
"Школа" - апофеоз фирменного стиля. Даже не нокаут - когда тебя переезжает электричка, это уже не нокаут. Неостановимо прущие через тебя, по тебе локомотив и вагоны, насилие, боль, насилие.
Выпускной класс школы. Окружение героя: с одной стороны, школьный официоз, директор и учителя, разговаривающие на каком-то нечеловечески фальшивом языке, и - с другой стороны - спившиеся заводские работяги. Насилие: основной способ коммуникации с окружающим миром во всех его проявлениях. Боль: основное свидетельство того, что коммуникация состоялась. Насилие - в ответ на боль. Пасторальная сценка - на сладкое.
Констатацию, первичное описание этого дьявольского коммуникативного цикла "насилие-боль-насилие" хотелось бы оставить там, в "Гопниках". От "Школы" ожидалось не столько собирание в фокус разнообразных насилий, составляющих насилие как основу мира, который описывает Владимир Козлов, сколько его преодоление - у "Школы" была такая программа, одна из возможных программ. "Школа", последний класс школы, следуя логике "Гопников", - точка невозврата, отметка если не об окончательном, то решающем выборе, момент перелома. Возвращение в нее - из офиса, в котором осталось сидеть еще пять часов, - лучшее тому доказательство.
Программа выполнялась технически безупречно. Еще одно подтверждение тому, что Владимир Козлов - очень хороший писатель: в рассказе происхождение порока не изобразишь, только его оскал, зато уж Батон из "Школы" - стенограмма порока, день за днем, месяц за месяцем. Тончайшие нюансы падения, фиксируемые с холодной, все более холодной жестокостью. Но выполнена программа тем не менее не была или была, но не до конца - может быть, не хватило каких-то пяти часов.
Фокус в том, что насилие - то, на котором построен мир "Школы", - нельзя вынести за скобки, оставить по ту сторону двери, уйти от него в светлое будущее в обнимку с девушкой и с бутылкой вина в другой руке. Соблазнительная картинка не срабатывает. Диктат насилия, который принимает и осуществляет в "Школе" Козлов, - это баланс между сценой группового изнасилования слабоумной и платой за выход: любовь не спасает мир и даже героя не спасает, выход, может быть, и есть, но он не может быть таким. Он не через забытье на крыше. Такой финал невероятен и несоразмерен, или же хотелось бы закрыть от героя солнце - оно будет добрее.
Но хотя на первый взгляд такой вариант интерпретации удивляет, к нему стоит присмотреться внимательнее: то, что глаз уже совсем было принял за пасторальный катарсис, "мальчик с девочкой дружил", на самом деле - сигнал воздушной тревоги. Финальная сцена представляется теперь в несколько ином свете: исчадие насилия вплотную подошло к полуприкрытой двери в "нормальный мир", оно не испытывает раскаяния и угрызений совести, оно вообще "не прощалось с прошлым".
Это мог бы быть приквел "Прирожденных убийц".
Во всяком случае - насилие собрано в единый луч, которым можно срезать гору. Однако есть подозрение, что этого не случится - все горы останутся на своих местах.
Возможно, потому что насилие завораживает. Потому что, читая "Школу", наслаждаешься скоростью, с которой разворачивается перед глазами насилие во всем его многообразии. Потому что автор наслаждается скоростью вместе с нами.
Вот странность: у Козлова никто не умирает. Никого не убивают. Смерти вроде бы как и нет. Нет последней меры и цены насилия. Это сообщает происходящему оттенок наркотического трипа, в течение которого окружающие предметы видоизменяются, но на следующее утро вновь оказываются привычной формы. Все живы, вечеринка продолжается.
В то же время заплатить за насилие кто-то должен: либо автор, либо герой, либо читатель. Автор по этому чеку заплатить не сможет, герой - уже приобретший инфернальные черты посланца зла - скорее всего не захочет, остается один читатель.
Цена не так высока: мастерски написанный триллер, обрывающийся незадолго до начальных титров сериала "Бригада", но не падающий в поле экрана, "современный роман", крепкий проект, отличный писатель. Не будь он так заворожен материалом - нарративом насилия, проявлениями насилия, - глядишь, и книга бы получилась хорошая.
