Беседовал Сергей - Андрей, какие новые образы и темы от тебя ждать?
- Есть идея написать книгу, отталкиваясь от песен Тома Уэйтса. Одна песня - одна новелла. Так получилось, что его интонации удивительно совпадают с моими. Ужасно хочется зазвучать с ним в унисон. То есть это вопрос вполне ритмический. Плюс, разумеется, огромная личная симпатия.
- Давно пишешь?
- Я начал довольно давно, быть может, лет десять-пятнадцать назад. Однако то внутреннее напряжение, которое царило в сердце, а иногда и та красота, которую успевали замечать глаза, никак не могли найти адекватного способа выражения на бумаге. Внутренние фигуры не совпадали с фигурами речи. Переживать это было довольно мучительно, и лет пять назад я понял, что из этой ситуации существует всего два выхода. Либо оставить в покое эти внутренние загогулины и перестать писать, наслаждаясь ими единолично, либо изучить законы, по которым можно построить рельсы и выкатить весь этот груз из себя. Так, чтобы на выходе он вполне соответствовал тому, что творилось с ним у меня в сердце. Вот тогда я начал детерминированно заниматься анализом чужих текстов. Мне стало интересно - как у других парней это получилось. В смысле передачи оттуда - сюда. Хемингуэй здорово помог, Тургенев, Фолкнер. Кое-какие схемы у них для меня прорисовались.
А жизнь тем временем шла весьма разнообразная. Дети появлялись, исчезали друзья. Страна рушилась. Впрочем, я все-таки больше думал о том, на какой ноте я должен звучать. То есть надо было найти свою интонацию.
- Андрей, ты считаешь себя одиночкой или ощущаешь родство с кем-то из современных литераторов?
- Сложный вопрос, потому что для меня одиночество вещь амбивалентная. Существует сразу в двух измерениях. С одной стороны, все время хочется уехать на велике в какое-нибудь поле под Москвой, а с другой стороны, все равно понимаешь, что без конца в этом поле колесить невозможно. В любом случае необходимо общение. Со многими писателями у меня очень теплые дружеские отношения. Однако я совсем не читаю, поскольку постоянно приходится прислушиваться к той ноте, которая звучит во мне. Чужие интонации могут помешать. Я ведь не поэт. Мне приходится каждый день на несколько часов усаживаться за письменный стол, и я должен звучать абсолютно идентично самому себе. Задача, надо сказать, непростая. Летчицкая, я бы сказал. Понимаешь, это как пилоту необходимо ежедневно поднимать свою машину в небо. Иначе навык уходит. Бочки там, мертвые петли, иммельманы всякие. То есть как в старой советской песенке: "Если б ты знала - как тоскуют руки по штурвалу".
- И сколько ты пишешь за эти часы?
- Где-то около страницы. Бывает и три, но реже. Напряжение в процессе работы принимает сугубо физические параметры, поэтому часа через два-три у меня уже трясутся от усталости руки, как будто вагоны грузил. Нырять с головой во все эти штуки не так-то легко. Приходится платить. Во всяком случае, двадцатикилометровая поездка на велосипеде меня так не изматывает.
- А на твой взгляд, насколько важна технология текста и есть ли у тебя свои приемы завоевания читателя?
- Я же не Вильгельм-Завоеватель! Задача - средствами языка со всем его грамматическим и синтаксическим гейм-плеем просигнализировать, дать знать, махнуть флажком (как матрос на мачте) о всех тех вещах, которые никакой грамматике не подчиняются и вообще не имеют к ней ни малейшего отношения. То, что живет у нас внутри, не имеет структуры. Оно есть - мы это чувствуем. Из-за него мы грустим, смеемся, верим в Бога, любим и так далее. Но чтобы рассказать о нем, неизбежно обращение к структурным элементам - словам, падежам, краскам, линиям и тому подобное. Художнику лучше все-таки знать - как смешивать краски. В этом смысле я лично преклоняюсь перед флорентийскими мастерами эпохи кватроченто. Эти ребята были в курсе, за какие веревки тянуть.
- Можно ли назвать тебя "человеком идейным"?
- Меня больше волнуют вопросы ритмики текста. На всех уровнях - на лексическом, на синтаксическом, на композиционном. Если в этом есть хоть какая-то идеология и кто-нибудь когда-нибудь решится организовать по этому поводу политическую партию, то я примчусь туда первым. "Задрав штаны", как Есенин за комсомолом. Обещаю даже ходить на партсобрания. Только, чур, там будут говорить строго о композиции текста. Другие проблемы в литературе, да и в жизни, меня мало интересуют. Гражданская позиция - это какая-то не очень ритмическая вещь. Мне кажется, она живет по другим законам. Я в том смысле, что "не танцующий - не философ". В танце ведь главное - ритм. В тексте тоже.
