Человек, который хотел праздника

В постсоветском боевике «Волкодав» главный герой – многократный убийца. Нет, не жлоб какой, парень от природы неплохой (просто так карта легла┘). В финале, когда его прошивают пули, он говорит: «За что? Ведь я хотел праздника. Я всего лишь хотел праздника!»

И все это – под нарастающие битловские аккорды, под Yesterday, под гимн поколения┘

Как тягостно порою бывает к концу российских праздников.

Василий Аксенов для меня – в определенном роде «отцовская фигура». Аксенова очень любил мой отец, сын сибирского крестьянина, ставший театральным актером. Помнится, он подарил мне, ребенку, школьнику, на день рождения книжку «Сундучок, в котором что-то стучит» – вторую часть дилогии о чудо-мальчике Генке Стратофонтове. Автор к тому времени уже пребывал за пределами Советского Союза, так что подарок, полагаю, стоил отцу многих трудов. Потом книжку взял почитать и зачитал насовсем какой-то одноклассник; родители были очень недовольны.

Но я успел прочесть книгу, и в меня запало все это – и «сундучок, в котором что-то стучит», и «дерево Сульп», и «четыре льва с золотыми крыльями», и зануда Кукк-Ушкин, и его опыты, и гангстеры, и остров, и миллиардер Сиракузерс. Я вылепил из пластилина бандита Тиу-Чана. Я сочинял фантазии на тему «Генка Стратофонтов и его друзья». Затем я стал – вне связи с «Сундучком» – писать эксцентрическую научную фантастику про гигантский магнит, про чудаковатого профессора Фокусова, который – в соответствии со своей фамилией – вытворял фокусы. Позже я узнал, что профессор Фокусов – один из третьестепенных персонажей аксеновского «Ожога». Такое совпадение┘

У мальчишек наступает период, когда их тянет на эксцентрику, на приключения. На праздник. Тогда они начинают создавать школьные тайные общества, приклеивать друг другу пышные клички, сочинять эпиграммы на учителей и писать примерно эдак:

«В воздухе промелькнуло ядро. Это на подмогу Юрке Подкурятникову верхом на ядре летел храбрый капитан двадцать пятого ранга, старый черт Павсикакий Витилиго. Чудесная пушка, отправившая капитана в полет, была результатом многих бессонных ночей многоумного академика Леопольда фон Дроссельштюккена. Пираты дрогнули» (придумалось только что в течение минуты).

За что я ненавижу – до боли в кулаках – сталинское время, так это за разбитые жизни таких мальчишек – школьников и студентов, которых брали на цугундер после первого же собрания «тайного общества», после первой же эпиграммы на училку. Которым не дали вволю попраздновать, поарзамасить. Может быть, они в зрелом возрасте стали бы «консерваторами» и «столпами системы» – как Сергей Уваров, у которого в юности тоже был «Арзамас». Кто знает. Нельзя сажать птенцов за острое словцо. Они – будущее. Страна сможет выжить без необходимых вещей; она не выживет без роскошеств. Без Пушкина, Шукшина и Булата Окуджавы.

А каково было мальчишкам, у которых в пять-шесть лет пап и мам поуводили в лубянскую тьму. Талант к тому времени у них уже успел сформироваться, он формируется рано; мальчишки выжили и прославили себя на весь мир. Но что стало с их душами – после такого ожога. У некоторых из них душа навеки застряла на «вечном празднике» (как стрелка сломанного барометра застревает на «великой буре»).

Мои личные отношения с прозой Аксенова складывались очень неровно. Будучи старшеклассником, я надыбал в районной библиотеке первую часть дилогии «Мой дедушка – памятник» (завалялась-таки книжица, не списали ее). «Памятник» не впечатлил меня, может быть, потому что я вырос. Потом я узнал, что Аксенов – эмигрант, и догадался, отчего о нем ничего вокруг не слышно. Затем была нелепая и смешная кампания вокруг «меланхолической малышки» в «Крокодиле», которая меня изрядно смутила. В студенческом возрасте, пришедшемся на «позднюю перестройку», я получил от отца еще один дар – «Скажи: изюм». «Остров Крым», прочитанный в «Юности», рассердил меня злым описанием «Совка»; за «Совком» я углядел Россию и обиделся на автора. «Московская сага» была принята мной равнодушно, равно как «Желток яйца» и «Новый сладостный стиль». Зато две последние вещи Аксенова – «Москва-ква-ква» и «Редкие земли» представляются мне в высшей степени удивительными.

«Москва-ква-ква» вызвала всеобщее кислое отношение к себе потому, что читателям подсознательно впечаталось невиданное: Аксенову нравится «сталинский большой стиль». Да и Сталин в «Кве-кве» – не так уж плох (особенно на фоне югославских заговорщиков). Аксенов-сталинист? Это как понимать? В «Редких землях» и вовсе – полная шапка парадоксов, на которые непонятно как реагировать. Аксенов, который в «Острове Крым» и в «Московской саге» восславлял «белую дворянскую кость», поет гимн комсомолу! А Генка Стратофонтов – тот самый советский вундеркинд Генка, который бередил мое детское воображение, оказывается, олигарх Ген Стратов, выходец из «золотой комсомольской молодежи»! Есть от чего остолбенеть.

Нет логики. И не было ее никогда. Аксенову все равно, что хвалить. Ведь Аксенов – несчастный ребенок, которому не дали доиграть. Разве ребенок задумывается над тем, кто прав – индейцы или ковбойцы? Вчера были хорошими индейцы, завтра – ковбойцы; лишь бы воспиталка в угол не ставила. Так и у Аксенова есть только прекрасные «играющие гении» и ужасные, грязные, вонючие, завистливые «игроломы», обижающие чудо-игроков, а больше никого нет. Белые – «игроки», а красные – «игроломы»? Красные – «игроки», а белые – «игроломы»? Не все ли равно. Главное, чтобы шла игра, главное, чтобы крутились нескончаемой разноцветной лентой маскарады, дуэли, интриги, поцелуи, приключения, подземелья, прекрасные незнакомки, отравленные кубки, дружеские попойки. Чтобы хлестал в загорелое лицо ветер свободы. И чтобы чуваки лабали джаз – это всенепременно┘

В каких-то параллельных сновидческих пространствах, наверное, есть «Нью-Китеж». Там никогда не заходит утомленное солнце. Там вечно звучат диксиленды и рэгтаймы. Что значит сей сон, что за чувак прихилял в коктейль-холл «Нью-Китежа»? Да кто ж его не знает, стилягу из Москвы. Это Огородников, Хвостищев, Лучников, Так Такович Таковский, мистер Оксолотл. Представительный седой мэн, великолепный денди. Его благоуханные усы аккуратно подстрижены, его белоснежные манжеты выглядывают из-под стильного пиджака рыжей масти на столько миллиметров, на сколько положено. Что шепчут его побелевшие губы под фокстрот «Аллилуйя», под грохот саксофона?..

Ведь я хотел праздника. Я всего лишь хотел праздника!

Хороший писатель – Василий Аксенов. Если у меня будет сын – непременно дам ему прочесть и «Джина Грина», и «Скажи: изюм», и «Остров Крым», и «Ожог». Понадобится.