По заявлению директора гимназии Светланы Лебедевой, дело не в Хармсе и Введенском, но всего лишь в соблюдении административной дисциплины. Фото со страницы «Гимназия № 168 СПб» в «ВКонтакте»
Дошедший уже до уровня президента РФ случай с увольнением петербургской учительницы Серафимы Сапрыкиной из-за стихов Хармса и Введенского, которые она читала своим ученикам, лишний раз заставляет обратить внимание на скрытую от общества проблему отечественного школьного образования. По версии Сапрыкиной, которую она привела в своем Facebook, пожилая («возраст за 80 лет, директорствует уже 30 лет и уходить совершенно не намерена») директор потребовала от нее в конце декабря уйти из школы. «…с пугающе искаженным гневом лицом приказала мне уволиться, я читала десятиклассникам стихи «врагов народа» и «пособников фашистов» Введенского Александра Ивановича и Хармса Даниила Ивановича. Эти люди, по выражению директора, были заслуженно схвачены НКВД и умучены за свои «преступления», и их стихи можно обсуждать только «на ваших богемных кухнях». У директора, естественно, совершенно другая версия: учительница самовольно изменила тему урока, не поставив в известность администрацию школы и не согласовав это свое решение.
Я сейчас абсолютно не хочу обсуждать нюансы этой коллизии. Отмечу только, что ситуация эта отнюдь не эксклюзивная. Мало того, она, эта ситуация, становится чуть ли не типичной. Вот пример из моего опыта…
«Проблемы в образовании были и будут, это не повод для глобальной смены декораций. Единственное, что, как мне кажется, не помешало бы: в порядке назидания избавить некоторые школы от диктата зарвавшихся директоров», – акцентировала, подводя итог нашей беседы, экс-заместитель директора школы по проведению игр и праздников Полина Митяева. Несколько лет назад она неожиданно прервала трудовой контракт со школой. И следом – в качестве бабушки одной из учениц – устроила новогодний интеллектуальный цирк для первоклассников. Учителя вперемежку с родителями вошли в состав клоунской группы – зрители плакали от смеха!
Хорошо – принимаю логику мастера детских потех, – допустим, этого управленца снимут с должности в порядке назидания. И что изменится? Другой учетчик нагрузок с удовольствием займет престол... Ну как мне объяснить воспитателю юных факиров, пускателей мыльных пузырей, дрессированных тигров, что школьный директор в наши дни – это диагноз: близость к денежному крану и абсолютная власть (что, кстати, сталось с управляющим советом при директоре?) погубит даже ангела.
«Ах, если бы, – решаюсь я на последний аргумент в беседе с Полиной Митяевой, – вы открыли свою цирковую студию в Парк-школе Милослава Балабана. Есть такое «безначальное» пространство со свободным входом-выходом ученика в любую мастерскую, класс. Дети с платежными картами валом бы повалили в ваш проект – вы стали бы первым в России кружководом-миллионером...»
Машет руками: «Да не собираюсь я в миллионеры, если цена вопроса – разрушение культуры. Вы с вашим Балабаном разрушаете святыню, символ коллективной веры, лучшую в мире школу, а ведь ее малость подштопать, и она опять будет как новенькая. Образно говоря, у этих панталон только стремешка требует починки, а вы ее сдали в утиль...»
И убежала с внучкой к репетитору. Потому что «школа давно ничему не учит», «только домашние задания знай себе выкладывает в ЭЖ (электронный журнал)» «и ничего ее не волнует».
Значит, не только из-за коварной стремешки буксует политика образования? Барьер номер один – сознание учителей. Самых талантливых на свете, спору нет. И самых несвободных. «В России 1,1 млн учителей создают в год 4,3 млрд страниц документов, для их вычитки нужно 172 тыс. работников», – пишет профессор РГПУ им. А.И. Герцена Александр Осипов в журнале «Высшее образование в России», № 4, 2020.
Но разве не об этом 30 лет назад и предупреждал доцент МГУ Милослав Балабан? В те дни, когда по телевизору показывали встречи с педагогами-новаторами, возрождались гимназии и лицеи, падали идеологические скрепы и оседала командно-административная вертикаль, ученый страстно проповедовал: «Не стройте иллюзий – никаких перемен не происходит! Мы – в замкнутом круге. Как невозможно вылепить из старого общества новое, так же ничего не получится и с перестройкой школы...»
Это было еще в СССР. Взяв за основу только что прогремевшие данные службы Гэллапа о том, что и в США, и у нас итог 10-летнего сидения за партой исчерпывается умением складывать буквы в слова и считать до тысячи, Балабан неожиданно меняет точки отсчета. Он обращается к эпохе Просвещения и ее главному открытию – классно-урочной системе.
Ее разработчик Ян Амос Коменский (1592–1670) дорос от пастора до епископа протестантской церкви. Хуже того, был сыном мельника. «Именно эти два факта повинны в том, что у нас сейчас происходит в образовании», – настаивает бывший преподаватель металлургического техникума в Горьковской области, несколько лет представлявший интересы СССР на постоянном международном семинаре по школьному обучению при OECD.
Потому что «школа ничего другого не умеет, кроме как молоть зерно». Развернем этот образ: важно понять, что тут зерно, мука, а что – урок, ребенок и учитель в этом международном миксере.
Вот перед нами, как на ладони, классно-урочно-предметная система, то есть массовая обработка группы людей – класса (в мельнице это зерно) одним и тем же колюще-режущим инструментом (учебный предмет и единый тест) в течение определенного времени. За это время зерно превращается во что-то, но еще не в муку. И за какое-то урочное время дети должны что-то усвоить. За каждой парой жерновов следует сито – стандартный тест, пропускающий на следующую пару жерновов: тех, кто хорошо усвоил материал, переводят в следующий класс. Кто не осилил – оставляют на второй год.
С тех пор школа, подобно мельнице, стала социальным автоматом, а учителю, несмотря на все заклинания относительно творческой стези, досталась роль оператора при этом автомате.
Вывод Балабана звучал отнюдь не музыкой для оглушенных современников: «Школе пора превращаться из мануфактуры в сервис!» В противном случае, предупреждал ученый, все завоевания демократии чиновник планомерно отберет, управляя школьной мельницей при помощи дистанционного пульта с набором всем нам сейчас уже известных кнопок: ФГОС, ВПР, ЕГЭ и т.п.
И вот это случилось. Именно это. Его предсказание сбылось. Даже имя у системы отобрали – с 2018 года школа стала заниматься не образованием, а просвещением детей.
«Стоп ВПР», «Дайте учителю учить», требовали участники прошлогоднего пикета под окнами двух федеральных ведомств.
Но давайте честно ответим сами себе: если от мельницы отломить пару-другую жерновов, это как-то изменит способ ее воздействия на зерновые запасы страны? Перестанет она быть умодробилкой? И что же тогда, что остается?
Кстати, а почему мы перестали фантазировать?
комментарии(0)