Когда-то Збигнев Бжезинский и Генри Киссинджер советовали Вашингтону дружить с Пекином против Москвы. Фото Reuters
Покушение на Дональда Трампа подтвердило верность банальной истины – жизнь интереснее и замысловатее любой искусно придуманной интриги. История предвыборной гонки в США могла бы пойти совсем по другому сюжету, если бы пуля Крукса прошла на миллиметр правее. Но… Трампу повезло, он остался жив, а заодно существенно повысились его шансы на новое избрание.
Что касается снятия с президентской гонки Джозефа Байдена, то тут возникли вопросы прежде всего процедурного характера; кто заменит его в качестве кандидата от Демократической партии. Сам уходящий в политическое небытие «Дедушка» предложил однопартийцам пойти по линии наименьшего сопротивления, назначив своим преемником «Внучку» – вице-президента Камалу Харрис: у нее и рейтинг не сильно отличается от байденовского, и либералы за нее проголосуют более охотно. То, что шансы «Внучки» на избрание не слишком велики, сейчас мало кого волнует. Дело в том, что в политической конюшне демократов просто нет скакунов, которые могли бы оказаться достойными соперниками в скачках на одной дистанции с Трампом, рейтинг которого после покушения повысился. Кроме того, сам республиканский «жеребец» удачно выбрал в качестве своего напарника кандидатом в будущие вице-президенты энергичного «настоящего американца» Джея Ди Вэнса.
Некоторые обозреватели уже сейчас считают, что Вэнс, которому 2 августа исполнится 40 лет, хорош не только как будущий вице-президент, но и как кандидат в президенты на выборах 2028 года. Бывший морпех поднялся на политический Олимп США, став сенатором от штата Огайо, с самого социального дна американского «Ржавого пояса». Для многих американцев, в особенности молодых избирателей, Вэнс – символ оптимистического будущего, альтернатива превращения Америки во второстепенную мировую державу.
Это тем более обидно для демократов, поскольку они просто-напросто «прозевали» восхождение Вэнса как новой звезды на политическом небосклоне США. Ведь еще совсем недавно он делал резкие антитрамповские заявления, и его вполне можно было привлечь в лагерь сторонников Демократической партии. Теоретически самым лучшим шагом демократов на предстоящем в августе съезде было бы предложить Вэнсу сменить статус кандидата в вице-президенты от республиканцев на статус кандидата в президенты от партии Байдена. Но… на такие политические кульбиты неспособна даже прагматичная американская политическая система.
Самый же главный вопрос заключается не столько в личностях кандидатов, сколько в их способности совершить давно назревший пересмотр внешнеполитических приоритетов США. Потому что никогда раньше жизненный уровень и комфорт среднего американца не зависел так сильно именно от приоритетов внешней, а не внутренней политики.
А приоритеты эти до сих пор определяются установками Генри Киссинджера и Збигнева Бжезинского, которые с разной степенью настойчивости и политического такта диктовали Белому дому догму о необходимости устранения СССР/России с международной арены как главного противника США. С этой целью в разных форматах разыгрывалась «китайская карта».
Придя к власти в 2016 году, Трамп все-таки попытался внести что-то новое в эту устоявшуюся парадигму. Он, в частности, логично поставил вопрос о более равномерном распределении бремени союзнических обязательств в отношениях с европейскими союзниками по НАТО. Более жестким стал американский курс в экономических отношениях с Пекином. Это привело к американо-китайским торговым войнам и краху отстаиваемой Бараком Обамой модели Транстихоокеанского партнерства.
Вот и сейчас вопрос об азиатско-тихоокеанском направлении внешней политики США поставлен республиканцами во главу угла их внешней политики. И если сам Трамп достаточно осторожен в своих высказываниях, то Вэнс откровенно называет КНР главным противником США на международной арене. И по вполне понятным причинам. Если во времена Киссинджера ВВП КНР едва достигал пятой части от такового США, то в настоящее время он по физическому объему даже больше ВВП Америки.
Что особенно беспокоит политический класс США, так это наметившееся все более очевидное лидерство Китая во внедрении в производство новых технологий в области искусственного интеллекта, робототехники, генной инженерии и биотехнологий. Не остается, естественно, за кадром и то, что растущая экономическая и технологическая мощь Поднебесной достаточно четко проецируется на сферу модернизации Вооруженных сил страны. А это с учетом тайваньского фактора чревато прямым военным вызовом американской гегемонии как минимум в бассейне Тихого океана.
Отсюда возникает вопрос о необходимости изменения векторов политики США в стратегическом треугольнике США–Китай–Россия. Классическая политология гласит, что в подобном треугольнике каждый центр силы должен поддерживать более слабого партнера в противоборстве с более сильным. Поскольку в течение 80 лет после Второй мировой войны для США более сильным соперником представлялся СССР, то вполне естественным было указанное Бжезинским и Киссинджером предпочтительное развитие отношений партнерства с КНР.
Но сейчас ситуация меняется, и тревожные высказывания Вэнса о том, что Китай является главным противником США, имеют под собой определенные основания. Не потому, что Россия слабеет, а потому, что Китай крепнет, и политологическая логика диктует Белому дому необходимость искать более тесного взаимодействия уже с Москвой, а не с Пекином. Чем иначе можно объяснить так напугавшие натовских политиков и практически ничем не подкрепленные предвыборные обещания Трампа урегулировать украинский кризис после своего избрания президентом США еще до официального вступления в должность?
В рамках этих политтехнологических спекуляций совершенно игнорируется вопрос о том, какова может быть ответная реакция Москвы и Пекина на такого рода качественные сдвиги во внешней политике США. А между тем ответ на этот вопрос играет ключевую роль при построении всех возможных парадигм отношений в стратегическом треугольнике, четырехугольнике и многочисленных многоугольниках Востока, Запада и глобального Юга.