Андрей Арешев
Осетины чувствовали себя в безопасности под прикрытием бронетехники российских миротворцев.
Фото Reuters
Дата 14 июля 2012 года является важной вехой в истории Республики Южная Осетия (РЮО), знаменуя одновременно важный этап российской политики на Кавказе. В этот день ровно 20 лет назад, в 1992 году, в зону грузино-югоосетинского конфликта были введены Смешанные силы по поддержанию мира и порядка. Так началась реализация Дагомысских соглашений, подписанных 24 июня того же года с целью остановить кровавый конфликт.
Гражданская инфраструктура Цхинвала и окрестных сел систематически уничтожалась грузинскими вооруженными формированиями, акты массовой резни (такие, как, например, Зарская трагедия 20 мая 1992 года) были направлены на устрашение гражданского населения и его бегство на север через Рокский тоннель. Варварские акции против мирных жителей республики вызвали осуждение со стороны главы Госсовета Грузии Эдуарда Шеварднадзе. Проблема была, однако, в том, что ситуацию в стране он не контролировал. С другой стороны, Республика Северная Осетия – Алания, как и другие национальные субъекты Российской Федерации, находилась в тот период в непростом процессе выработки компромиссных договоренностей с федеральным Центром.
Ситуация в республике резко накалилась, когда к прибывшим ранее беженцам из внутренних районов Грузии (где также проживало немало осетин и откуда значительная их часть была изгнана еще в конце 80-х годов) добавились беженцы из Цхинвала и других районов Южной Осетии, и общее число вынужденных переселенцев превысило 40 тыс. человек.
Продолжение кровопролития на юге было чревато масштабной дестабилизацией всего Северного Кавказа (особенно если вспомнить о дудаевской «вольнице», а также о том, что осенью 1992 года вступил в острую фазу осетино-ингушский конфликт).
СТАРШИЙ БРАТ НАЧИНАЕТ ДЕЙСТВОВАТЬ
До определенного момента российское руководство, занятое острейшими внутренними проблемами, относилось к военной активности грузинской стороны с определенной долей пассивности, если не сказать больше. 25 апреля 1992 года российский контингент внутренних войск под покровом ночи был выведен из Цхинвала (буквально переводится как земля грабов – по названию небольших лиственных деревьев из семейства березовых). Действия же по уничтожению грузинских огневых точек на прилегающих к Цхинвалу высотах носили несколько самостийный, не согласованный с Кремлем характер. К лету факт разрастания конфликта и его деструктивного влияния, в том числе и на российский Северный Кавказ, стал очевиден. Со стороны всех ветвей российской власти, находившихся на тот момент в состоянии острой внутренней конфронтации, был предпринят ряд усилий. Их финалом стали после ряда неудачных попыток относительно успешные переговоры в Дагомысе, по итогам которых удалось выйти на взаимоприемлемые договоренности.
В середине июня глава РСО – Алания Ахсарбек Галазов попросил Бориса Ельцина лично принять участие в решении югоосетинской проблемы. Дагомысскими соглашениями (подписанными на самом деле в Сочи – Дагомыс был отменен из-за угрозы теракта), помимо прекращения огня, в целях разъединения сторон предусматривался ввод миротворческих сил – 37-го инженерно-саперного и 29-го вертолетного полков, создавалась Смешанная контрольная комиссия и группы наблюдателей. Несмотря на то что установление договорных отношений между Цхинвалом и Тбилиси, на чем настаивала югоосетинская сторона, был обойден, сам по себе ввод миротворцев по праву считается победой народа Южной Осетии, за которую, как и за право жить на своей земле, ему пришлось заплатить огромную цену. Тем не менее в безнадежной, казалось бы, ситуации весны и начала лета 1992 года, в условиях, когда господствовало ощущение брошенности Россией и при абсолютном превосходстве грузинских вооруженных формирований, руководством югоосетинского национального движения было принято, казалось бы, иррациональное решение – держаться до конца.
Как отмечает помощник президента РЮО Коста Дзугаев, такое решение с точки зрения здравого смысла представлялось абсурдным, ибо обрекало немногочисленные и плохо вооруженные отряды самообороны на скорое уничтожение, и поэтому, очевидно, никем не ожидалось и не просчитывалось. В последующей эскалации конфликта в ходе ракетно-артиллерийских обстрелов Цхинвала ежедневно погибали и калечились десятки людей, особенно много – непосредственно перед вводом миротворческих сил, когда, очевидно, грузинская сторона предпринимала отчаянные усилия, чтобы исправить положение в свою пользу.
Подписание Дагомысских соглашений, как свидетельствует министр печати и массовых коммуникаций Южной Осетии Ирина Гаглоева, проходило на фоне непрекращающейся грузинской агрессии, продолжения разрушительных обстрелов. Тем не менее после ввода миротворцев ситуация постепенно успокоилась. Вероятно, помимо позиции Москвы, ставшей, наконец, более-менее четкой и последовательной, свою роль сыграла и смена приоритетов грузинского руководства, нацелившегося на Абхазию. Вторжение войск Госсовета Грузии на территорию этой республики случится ровно через месяц – 14 августа 1992 года. Воевать на два фронта тогдашняя Грузия, раздираемая внутренними противоречиями, разумеется, не могла.
ПРИЧИНЫ И ПОСЛЕДСТВИЯ КОНФЛИКТА
Конфликт в Юго-Осетинской автономной области (с мая 1992 года – Республика Южная Осетия), как и всякий этнополитический конфликт, имеет комплексные причины, уходя своими корнями в советскую и досоветскую историю. Так, события 1991–1992 годов актуализировали в исторической памяти осетинского народа карательные действия меньшевистского отряда во главе с Валико Джугели, прошедшего Южную Осетию с огнем и мечом в мае 1920 года.
Что же касается советского периода, то вопросы национально-территориального размежевания наибольшую остроту вызвали именно на Кавказе. Не отрицая значительных достижений советской национальной политики, следует одновременно подчеркнуть, что «матрешечный» принцип административно-территориального деления, неформальное «ранжирование» народов могли быть относительно стабильными лишь в условиях сильного государства, способного блокировать националистические страсти не только силовыми методами, но и посредством мощной и привлекательной общегосударственной идеологии.
Следует также учитывать, что в советское время грузины и осетины как в ЮОАО, так и за ее пределами были довольно тесно переплетены в семейно-родственном отношении, и разделить эти народы можно было, обладая чрезвычайно изощренным националистическим сознанием. Это «с успехом» удалось сделать так называемым «неформалам», к концу 1980-х годов ставшим первыми некоммунистическими правителями в Грузии и взявшим на вооружение откровенно шовинистические лозунги. Таким образом, вполне закономерно, что конфликт развивался на фоне слабеющей центральной власти в Москве и подъема грузинского этнического радикализма. Попытки культурно-языковой ассимиляции вызвали растущий протест не только со стороны национальной интеллигенции, но и со стороны широких слоев населения ЮОАССР.
Впоследствии с принятием решений – в нарушение действовавших законов о порядке выхода союзной республики из СССР – о суверенитете Грузии противостояние переросло в политическую, а затем и в военную плоскость, чего могло не быть, если бы новые тбилисские власти руководствовались в своих действиях не только эмоциями, но и здравым смыслом. Ведь, принимая в июне 1990 года решение о незаконном характере всех договоров и законов, принятых в советский период, новый, «демократический» Верховный Совет Грузии тем самым юридически оформил независимость и Южной Осетии, и Абхазии. Объявив «незаконными и недействительными все акты, упразднявшие политические и другие институты Грузинской Демократической Республики», в Тбилиси вернулись в правовое пространство, существовавшее до вхождения Южной Осетии в состав Грузии. Полное же упразднение Юго-Осетинской автономии на фоне массовых акций устрашающего характера (вроде знаменитого «похода на Цхинвали» осенью 1989 года) не могло не вызвать ответного движения.
На фоне прогрессирующего распада СССР нарастает движение за выход из состава Грузии и воссоединение с Северной Осетией. 20 сентября 1990 года сессия областного Совета принимает решение о преобразовании Юго-Осетинской автономной области в Юго-Осетинскую Советскую Демократическую Республику. 19 января 1992 года на территории республики, уже в ходе боевых действий, проводится референдум, на который выносится основополагающий вопрос о будущем статусе республики. Подавляющее большинство населения голосует за независимость, которая рассматривалась в качестве промежуточного этапа на пути к воссоединению двух Осетий в единое образование в составе России.
29 мая 1992 года, исходя из результатов народного волеизъявления, а также «из смертельной опасности, которая нависла над Республикой Южная Осетия в связи со злодеяниями, поставившими на грань вымирания ее народ и культуру, геноцидом осетин, с жестокостью и вероломством осуществляемым Республикой Грузия в процессе распада СССР с 1989–1992 годов», Верховным Советом республики принимается Акт провозглашения независимости. Несмотря на формальное игнорирование данного документа как в Тбилиси, так и в Москве, он сыграл огромную роль для самой Южной Осетии. Кроме того, новая политико-правовая реальность де-факто была учтена и при подписании соглашения о прекращении огня (выразившись, в частности, в формировании осетинского миротворческого батальона).
МИРОТВОРЧЕСКАЯ ОПЕРАЦИЯ
Наиболее значительную нагрузку по поддержанию мира и правопорядка нес на себе российский миротворческий батальон. На его территории и под его охраной проходили регулярные встречи представителей противоборствующих сторон. На них обсуждались актуальные вопросы возобновления работы предприятий и коммуникаций, даже снабжения учебниками местных школ накануне 1 сентября, принимались меры по предотвращению вооруженных нападений и угонов скота.
Развертывание миротворческой операции в «полевых условиях» происходило синхронно с разработкой соответствующих нормативно-правовых документов, выработкой основных правил поддержания мира и стабильности в зоне конфликта. При этом международный опыт соотносился со спецификой конкретного региона и его географическими и этнодемографическими особенностями. Речь шла, например, о чересполосном расположении грузинских и осетинских сел, наличии на тот период смешанных населенных пунктов, многочисленных анклавов и полуанклавов.
Другой особенностью Южной Осетии (за исключением Ленингорского района) было отсутствие между противоборствующими сторонами естественной преграды (реки или горных хребтов). Исходя из этого грузинские миротворцы должны были дислоцироваться в грузинских населенных пунктах, осетинские – в осетинских, а российские блокпосты были расположены между конфликтующими сторонами. Это в значительной степени снизило взаимное ожесточение между военнослужащими грузинского и осетинского батальонов, многие из которых еще совсем недавно смотрители друг на друга сквозь прорезь прицела.
 Мужское население Цхинвала встало на защиту своего города в августе 2008 года. Фото Reuters |
Разумеется, миротворческая операция поначалу не решила, да и не могла решить, всех проблем Южной Осетии, однако она выполнила свою главную задачу. Сотни и тысячи жителей, как осетин, так и грузин и представителей других национальностей, были спасены от физического уничтожения. С другой стороны, были приостановлены, хотя и неокончательно, разрушительные процессы на Северном Кавказе. Данная операция является не только важной вехой в развитии российско-осетинских отношений, но и представляет собой новый этап в политике России в регионе. Тогда, в 1992 году, Москва по крайней мере частично восстановила свою кавказскую стратегию и продемонстрировала всему миру, что о тотальном бегстве России с Кавказа (а ведь на продолжение распада СССР, равно как и на то, что он продолжится именно на Кавказе, надеялись весьма многие) речи уже не идет.
В трагических событиях тех дней российские миротворцы показали высочайшую профессиональную подготовку, выдержку, готовность к самопожертвованию. Взяв на себя нелегкую миссию защиты населения, предотвращения новых вспышек конфликта, военнослужащие миротворческих сил обеспечивали тем самым безопасность далеко за пределами географических границ республики.
После остановки кровопролития основной задачей Южной Осетии, помимо обеспечения безопасности, стало восстановление экономики республики. При этом враждебные действия со стороны грузинских властей в экономической и морально-психологической сфере хотя и приняли вялотекущий характер, но отнюдь не прекратились. В этих условиях провозглашение независимости республики позволило легализовать отряды самообороны во вполне законные силовые структуры, что стало дополнительным стабилизирующим фактором. Впоследствии многие представители этих структур пополнили осетинский батальон миротворцев, сменив выходцев из Северной Осетии.
Основными направлениями деятельности Смешанной контрольной комиссии стали проблемы восстановления разрушенной войной экономики республики и вопросы возвращения беженцев на места прежнего проживания. Комиссией были определены приблизительные масштабы нанесенного ущерба. Предложения, связанные с оказанием помощи, были представлены правительству России. И помощь была оказана. Так, с участием специалистов из Северной Осетии в Цхинвале были восстановлены системы водо-, газо-, электроснабжения, линии связи, начал функционировать транспорт.
ПОПЫТКИ ГРУЗИИ ВЫТЕСНИТЬ РОССИЮ
К сожалению, грузинская сторона по большей части к выполнению условий сочинских договоренностей относилась, мягко говоря, прохладно. Проблема, как становилось все более ясным, заключалась в том, что в Тбилиси изначально рассматривали миротворческие механизмы исключительно в качестве инструмента «реинтеграции» Южной Осетии в общегрузинское пространство. Как отмечал в июне 2008 года – меньше чем за два месяца до августовской войны – в ходе одной из конференций руководитель североосетинской части СКК Мурат Тхостов, к моменту прихода к власти Саакашвили урегулирование конфликта на местном уровне, а именно – свобода перемещения людей, уровень безопасности, налаживание общих экономических и социальных проектов – находилось на достаточно высоком уровне.
Позитивные результаты деятельности СКК отмечала и грузинская сторона. Все разговоры о «неэффективности» комиссии, о том, что «нет прогресса в процессе урегулирования», являлись, по его мнению, с которым сложно не согласиться, лишь прикрытием нежелания Тбилиси передавать какую-то часть своего формального суверенитета в руки Южной Осетии. Ведь в этом случае существовала вероятность закрепления с помощью каких-либо международно-правовых процедур и гарантий статуса Южной Осетии как административно-политической единицы, «укорененной в системе права и отношений», внешних по отношению к Грузии.
Активизация международных организаций с конца 1992 года была обусловлена необходимостью «войти» в переговорный процесс и если не потеснить при этом Россию, то хотя бы попытаться занять «второе место». Так, практически сразу к переговорному процессу была подключена миссия СБСЕ (впоследствии ОБСЕ) в Грузии. Ее деятельность сосредоточилась именно в Южной Осетии (в Абхазии после достижения перемирия в 1993 году «первую скрипку» играли по большей части функционеры ООН). После окончательного институционального оформления четырехстороннего (Россия, Грузия, Южная Осетия и Северная Осетия – Алания) миротворческого контингента численность персонала ОБСЕ была увеличена в целях осуществления контроля за действиями этих сил.
Впоследствии миссия ОБСЕ пыталась расширить сферу своей ответственности, занимаясь не только сугубо техническими задачами, но и пытаясь влиять на выработку политических решений. Так, через активизацию контактов с властными структурами в Тбилиси, Цхинвале и Москве она пыталась договориться о политическом статусе Южной Осетии в составе Грузии. В середине 1990-х годов активизировалась и экономическая, гуманитарная помощь по каналам ОБСЕ, направленная на восстановление инфраструктуры ряда районов республики. Оценка со стороны западных представителей эффективности работы российской миротворческой миссии изначально была двойственной. Если с профессиональной точки зрения она в целом признавалась успешной, то политически ангажированные комментаторы в упор не желали признавать легитимность и оправданность действий Москвы, упирая на мифические проявления российского «империализма» и «экспансионизма». Все это, безусловно, отражало не только нежелание считаться с объективными реалиями – хотя бы географическими и этнополитическими, но также демонстрировало возросший интерес к Кавказу со стороны Европы и США, искавших эффективный инструментарий, позволяющий влиять на ситуацию и в определенной мере манипулировать ею.
Несколько забегая вперед, следует признать, что достичь своих целей Западу в значительной степени удалось. На определенном этапе вариант, предусматривающий возвращение Южной Осетии в пределы грузинского государства на условиях широкой автономии, например, в формате свободной экономической зоны, перестал рассматриваться как ненаучная фантастика. Впрочем, события августа 2008 года, значительную роль в которых сыграли, помимо личных качеств и амбиций молодого грузинского лидера, также западные игроки, спутали все карты.
Итак, если Южной Осетии удалось достигнуть относительного замирения, то после прихода к власти в результате «мягкого» государственного переворота, получившего впоследствии романтическое название «революции роз», нового грузинского лидера Михаила Саакашвили был взят последовательный курс на дискредитацию миротворческой миссии и де-факто денонсацию Дагомысских соглашений. Под предлогом борьбы с контрабандой закрывается Эргнетский рынок, ставший местом торговли и общения грузин и осетин. В регион конфликта вновь вводится тяжелое вооружение, что уже весной–летом 2004 года приводит к так называемой «малой войне».
КРИЗИС ОТНОШЕНИЙ
19 августа 2004 года грузинские войска были выведены с территории Южной Осетии. Однако власти Грузии взяли последовательный курс на разрушение формата Смешанной контрольной комиссии, заседания которой практически перестали проводиться, параллельно начав методичное выдавливание российских постов при параллельном наращивании собственного присутствия в стратегически важных пунктах республики.
Позиция России в этой осложнившейся ситуации оказывается вынужденно-сдержанной, что объяснялось двойственным характером положения. Прекрасно понимая цели грузинского руководства, официально Москва признавала территориальную целостность Грузии в границах бывшей советской республики. К сожалению, роль миссии ОБСЕ в 2004–2008 годах становится откровенно подстрекательской, вплоть до прямого пособничества августовскому нападению грузинской армии на Цхинвал. Уже в 2006 году югоосетинской частью СКК отмечается пристрастный, прогрузинский стиль работы миссии ОБСЕ в Грузии и ее цхинвальского полевого офиса.
Нападение Грузии на Южную Осетию, включая находившиеся на ее территории миротворческие контингенты, стало, помимо прочего, грубейшим нарушением как Дагомысских соглашений, так и других документов по урегулированию конфликта, под которыми стояла подпись грузинской стороны. Стоит особо подчеркнуть, что острие агрессии было направлено в первую очередь против российских миротворцев, принявших в трагическую ночь с 7 на 8 августа 2008 года основной удар. Даже южные окраины столицы Южной Осетии не подвергались такой степени разрушениям, как Южный городок российских миротворцев, расположенный напротив грузинской деревни Никози.
После признания Россией 26 августа 2008 года государственной независимости Республики Абхазия и Республики Южная Осетия миротворческая операция на территории этих стран получила новое политико-правовое измерение в виде полноценных межгосударственных соглашений в сфере военно-политического сотрудничества.
Тем не менее миротворческий опыт в Южной Осетии в 1992–2008 годах не утратил своей актуальности, причем не только в аспектах сугубо организационно-технического характера. Модель российского миротворчества принципиально ориентирована на обеспечение стабильности в конфликтных регионах, что исходит из коренных интересов не только самой России, но в первую очередь самих местных народов, вовлеченных в конфликт волею трагических обстоятельств. Абстрактная критика отдельных аспектов миротворческой операции в Южной Осетии, якобы не соответствовавших неким «дистиллированным» стандартам ООН и ОБСЕ, конечно, может иметь место. Впрочем, обвинения российских миротворцев в отсутствии «беспристрастности» изначально были политически мотивированными, особенно на фоне многочисленных провалов ООН и ОБСЕ в Африке.
Данному частному случаю проявления «двойных стандартов» имеется рациональное объяснение. Эволюция миротворческой деятельности ООН в различных регионах свидетельствует о том, что операции по поддержанию мира в нынешнем виде скорее создают проблемы, нежели их решают, и более того – создают предпосылки силового вмешательства со стороны структур гораздо более серьезных, нежели ООН в современном ее виде. Речь, конечно же, идет о коллективном Западе, персонифицируемом в виде НАТО во главе с США.
ДВОЙНЫЕ СТАНДАРТЫ ЗАПАДА
Миротворческая практика западных стран направлена преимущественно на извлечение из их присутствия в конкретном регионе «долгоиграющих» геополитических выгод. За примерами далеко ходить не надо – взять хотя бы Косово с его капитальной базой «Бондстилл». Негативный опыт «работы» миссии ОБСЕ на территории РЮО в месяцы, непосредственно предшествовавшие августовским событиям, недвусмысленно свидетельствует именно об этом. Сама аббревиатура «ОБСЕ» и по сей день вызывает жесткое отторжение в Республике Южная Осетия. Это надо понимать всем, кто надеется реализовать сомнительную идею о распространении сферы ответственности мониторинговой миссии, работающей в приграничных районах Грузии, еще и на территории других государств.
Пункт так называемых «Мадридских принципов», касающийся размещения западных «миротворцев» на приграничных с Ираном территориях, вызывает в Армении и Нагорном Карабахе сильные сомнения именно по этой же причине. Как показывает опять-таки практика Балкан, действующие под эгидой Запада «международные миротворцы» фактически превращаются в инструмент реализации политических решений, в том числе и тех, которые принимались, мягко выражаясь, явно неправовым путем. Интересно, что в трудах некоторых западных исследователей операции по поддержанию мира рассматриваются как нечто противоположное по смыслу принципу коллективной безопасности.
Философия западного миротворчества также достаточно хорошо представлена в работах, например, Стивена Манна, отдающего возможности «усиливать и эксплуатировать критичность» несомненный приоритет перед иллюзией поддержания «псевдостабильности». Вне всякого сомнения, данный подход прямо противоречит российскому пониманию желаемой динамики развития ситуации на Кавказе. События последних нескольких лет четко показали, что никакие «перезагрузки» этого фундаментального факта опровергнуть не в состоянии.
Президент Владимир Путин неоднократно подтверждал неизменность внешнеполитического курса, направленного на всемерную поддержку и укрепление позиций Южной Осетии и Абхазии в качестве признанных Россией независимых государств. Первые встречи после своей инаугурации он провел с президентами Леонидом Тибиловым и Александром Анквабом. Однако ряд событий, в частности, прогрессирующая военно-политическая поддержка официального Тбилиси со стороны США и НАТО, попытки дипломатической изоляции России по югоосетинскому и абхазскому вопросу в ряде европейских и международных организаций не могут не наводить на тревожные размышления.
В условиях очередной волны финансово-экономического кризиса Запад ожидает радикального ослабления России, что неминуемо подстегнет деструктивные процессы на Кавказе. Укрепление российского государства, институциональное оформление подлинно независимого внешнеполитического курса остается залогом стабильного существования народов кавказского региона, гарантирующего им – а значит, и самой России – защиту от повторения трагических судеб народов Ливии и Сирии.
