Яков Шустов ПРИМЕТАМИ перестройки были не только кооперативные туалеты, премьеры кинофильмов об агенте 007 и проказнике Калигуле, коротичевские "Огоньки", украшенные каскадами одноразовых шприцев.
У станций метро появились люди явно заграничного обличия с беззащитными и ослепительно белозубыми улыбками, совершенно бесплатно раздававшие, что называется от души, компактного формата книжечки в приятных на ощупь пластиковых переплетах.
Это были Библии, те самые Библии, что наряду со стеклярусом и "огненной водой" несли туземцам предки современного населения США, приплывшие на "Мейфлауере".
Русские - впрочем, тогда еще советские - брали, стараясь прихватить несколько экземпляров. Бьют - беги, дают -бери. В православных лавках Святая книга стоила дорого, не каждому пенсионеру по карману, а эти "добрые самаритяне" дают, ничего не требуя взамен. Встретиться только и поговорить о Христе. Вторжением заокеанских миссионеров были охвачены более пяти миллионов бывших советских граждан.
Представители (нет, не сект, как стали называть их позже, а скорее разновидностей американского протестантизма) нашли полный душевный отклик среди русских, вернее российских, жителей. Американская модель религиозного сознания влезла в пазы "загадочной русской души", как деталь конструктора "Лего". Враждебность к заморским проповедникам появилась позже, когда пастыри из РПЦ увидели в них конкурентов.
Недавние "гомо советикусы" рассматривали картинки в Евангельской книге, напечатанной в солнечной Калифорнии. Вот паровоз - вера, тендер - Святое Писание, а вагоны - душа, нагруженная грехами. Пункт назначения - рай. Нечто подобное еще совсем недавно печаталось в журнале "Крокодил". Слесарь N***, отвергнув искушения зеленого змея, отказавшись от пива, покупает на сэкономленный рубль билет лотереи ДОСАФ и выигрывает мотоцикл "Ява", на котором едет на реку Каму, ловить рыбу-лещ. Народ - богоносец.
Сейчас многие говорят о Последнем Риме - России. А четвертому не бывать. А как же Рим на берегах Потомака с Капитолием, имперскими мемориалами, железной поступью легионов и неумолимым желанием установить повсеместно Pax Americana?
Третий Рим сегодня не имеет жесткой географической привязки, то возникнет он среди уютных пейзажей Новой Англии, то среди заснеженных просторов России. И граждане этого аморфного, неуловимого, как Протей, города похожи друг на друга, как Ромул на Рема и Рем на Ромула. Мы и они такие разные, но и такие одинаковые.
Более всего роднит нас отношение к вопросам веры, наивный почти детский практицизм. Уверенность в наличии доброго Бога, который накажет зло, простит заблудшего, сделает так, что у каждого будет теплое пальто и верная жена. Пусть у этого Бога будут жесткие усы и изогнутая курительная трубка, воняющая "Герцоговиной Флор". Потребность в честной, высокооплачиваемой работе, стабильном бизнесе, домашнем уюте и вера в Бога, списывающего наши грехи и воздающего за наши добродетели.
Общий Бог - общие проблемы. Идея борьбы за трезвость окрыляла религиозные общины и Америки, и России. Несовместимая со стабильным ежедневным трудом и уютом, алкогольная одержимость бесами пьянства вызывала глубокое отвращение как пуритан, так и православных. Она была несовместима не только с Американской мечтой - American dream, но и с жизненным укладом "страны Ионии" - есенинской земли обетованной "рассейского" мужика.
Ханжеский ужас перед нарушением божьих заповедей одинаково неведом и закаленному сибирскому старателю, и североамериканскому трапперу. Суровая непреклонная природа обеих стран делала Бога ближе, понятней. Если человек разговаривает с Богом, это считается молитвой, а если Бог разговаривает с человеком, такого человека почему-то считают умалишенным. Когда угар построения Царства Божия на отдельно взятой части суши рассеялся, выяснилось, что копеечка счет любит, а кто рано встает, тому Бог подает. В штатах знали это давно, еще Алексис де Токвиль в своей книге "Демократия в Америке" писал: "Можно предположить, что многие американцы веруют в Бога больше по привычке, чем по убеждению. Ведь в Соединенных Штатах глава государства верующий, и, следовательно, вера, даже если она лицемерна, обязательна для всех". Написанные в середине XIX века эти слова как нельзя более соответствуют религиозной ситуации в РФ. Тем более поздно приобретенная привычка к религиозности вполне адекватна позированию первого президента России с церковной свечкой, на фоне икон царя-искупителя. Последнее пристанище которого он, будучи "коммунистическим сатрапом", велел стереть с лица земли бульдозером.
Атмосфера показного благочестия, ханжества, мертвенного застоя "одноэтажной Америки", о которой мы читаем в книгах Уильяма Фолкнера и Марка Твена, абсолютна идентична атмосфере российской глубинки "Мелкого беса" Федора Сологуба. Или месткомовскому удушливому туману 50-60 годов, столь талантливо переданному Александром Галичем в его балладах - гротесках. Не начитались ли случайно передовиц из "Советской культуры", члены общества Джона Берча, громившие в пятидесятые рок-н-рольные группы за безнравственность и американизм? А стриженные под бокс комсомольцы-оперативники, волочившие в милицейский "газик" упирающуюся блондинку от обалдевшего от такого интернационализма прогрессивного негра, вполне вписывались в пейзаж штата Алабама. И разве не чувствуется за декретом правительства Эйзенхауэра об увольнение со службы чиновников, ездящих не на американских автомобилях, что-то родное? Конечно, лейтенант Келли никогда не дослужится до полковника Буданова, но что-то неуловимо роднит наши, казалось бы, разные народы.
Недаром, пожалуй, самый русский из русских поэтов Сергей Есенин сравнил Америку с "Железным Миргородом". С тех пор прошло немало времени, и наш Миргород, бывший в 20-х годах прошлого века еще посконным, сермяжным и кондовым, стал таким же железным, точнее, таким же силиконовым, как его заокеанский побратим.
Приспособление веры, религиозной обрядности к нуждам и запросам "человека торгующего" стало основной задачей различных американских конфессий. Этот зарубежный опыт удачно применятся на нашем религиозном поле. Быть атеистом в культурном обществе становится неприличным. Эта же тенденция давно прослеживается в США. Идея собственной исключительности, восходящая к первому Риму, когда мир делился на империю, которая всегда права, и варваров, незнакомых с употреблением пасты "Блендамед". Если дикарь язычник вызывает желание оказать ему гуманитарную помощь и наставить его на путь истинный, то атеист неприемлем. Наша ксенофобия, нетерпимость к иноземцам в сочетании с дикарской любовью к заграничным штучкам - не что-то самобытное, но выросшее из тех же корней.
"Бизнес" на Христе, "сделанном" в USA, как нельзя лучше приживается в питательном бульоне искусственного российского капитализма, моделируемого сверху. Несмотря на утверждения политолога Андрея Паршева о климатической несовместимости России и Америки, грозящей перерасти в планетарный конфликт, русский и американец - братья на век, братья во Христе.
Интересно наблюдение, сделанное Алексисом де Токвилем на улицах американских городов: "Все свободные народы глубокомысленно серьезны, поскольку их головы заняты обдумыванием каких-либо рискованных или труднодоступных замыслов". Вспомним жалобы иностранных наблюдателей на угрюмые лица московских прохожих.
Наивная вера в чудо заставляет людей собираться как на православный праздник Водосвятия, так и за заряженной космической энергией водой из пирамиды на Волоколамском шоссе. Смутное НИИшное "А все же там что-то есть" стало в РФ той самой русской национальной идеологией, над созданием которой бились лучшие умы России. И если сейчас нишу теле проповедников Джимми Сваггарта и Джека Ван Импа занимают пока Виктор Шендерович и Светлана Конеген, то это только вопрос времени.
