Александр Умнов До сих пор максимум к чему стремились террористы всех мастей - разрушить одни государства и создать другие. Вышедшие же сегодня на арену международной жизни глобальные террористы ставят задачи принципиально иного масштаба. Апеллируя к исламу, они стремятся уничтожить всю европейскую цивилизацию, которая, обретя вторую родину в Северной Америке, выступает сегодня единственно возможным стержнем мироустройства. Представляя собой не единую организацию, а систему хотя и идеологически связанных, но фактически самостоятельных ячеек, террористы нового типа пускают корни везде, где есть подходящая почва. И как Палестина на Ближнем Востоке, так и Чечня на Северном Кавказе занимает здесь не последнее место.
В последнее время чеченские противники Москвы активно используют террористов-смертников. Причем не столько против военных объектов, сколько против мирных граждан. Именно такая тактика взята на вооружение некоторыми палестинскими группировками в борьбе с Израилем. Это дает основания говорить о палестинизации чеченского конфликта. Пытаясь раскрутить аналогию в свою пользу, критики российской политики нередко упрекают ее в непоследовательности. Как известно, Москва давно выступает за создание в Палестине рядом с еврейским нового арабского государства (с чем сегодня в принципе согласны и Израиль, и США, и Евросоюз, и практически все страны Ближнего Востока). Двигаясь к этой цели, израильские власти и созданная с их согласия на части оккупированных территорий Палестинская национальная администрация с помощью Вашингтона начали переговоры, которые Москва также приветствует. Отчего бы ей не пойти на подобные контакты и с теми, кого она называет "чеченскими сепаратистами"? Ведь они так же стремятся к независимости, как и палестинцы. Формальным ответом здесь может служить ссылка на внутрироссийский характер чеченского конфликта и международный - палестинского. Но почему Чечня, которую в XIX веке насильственно присоединили к Российской империи, не имеет права в XXI веке после распада СССР стать самостоятельной?
Эти рассуждения выглядели бы вполне логично, если бы не так давно по Хасавюртовскому договору Россия фактически уже не признавала ее независимость. Тогда крайняя слабость внутренних опор местной государственности привела к установлению в Чечне откровенно криминального режима, угрожавшего существованию собственного народа и безопасности России. Пытавшиеся вначале противодействовать разгулявшейся стихии чеченские государственники в конце концов превратились лишь в ее безвольный придаток. Все это вынудило Москву, вновь вернувшись в Чечню, искать другие варианты политического урегулирования. Сходное развитие событий, считают многие в Израиле, неизбежно и у них, если Палестинская администрация, возглавив независимое государство, не захочет или не сможет обуздать своих экстремистов. Для Израиля этот вариант гораздо более опасен, чем для России после Хасавюрта. Ведь, обладая огромной территорией, она всегда имела гораздо большее поле для маневра. Возможный выход здесь - прямое принуждение к миру, за что давно выступает такой авторитетный российский специалист по Ближнему Востоку, как Евгений Примаков. Еще лет 10 назад Вашингтон и Москва, да и другие постоянные члены Совета Безопасности ООН вряд ли пошли бы на долговременное размещение в Палестине разделяющих обе стороны международных миротворческих сил. Однако борьба с глобальным терроризмом делает это вполне вероятным.
Почему бы подобную модель не испробовать и в Чечне? На первый взгляд единственное серьезное препятствие здесь - амбиции России, которая вряд ли склонна поступаться престижем, отдав урегулирование проблемы на откуп иностранцам, и территорией, если Чечня снова захочет независимости. Но главное, думается, в другом: чеченская государственность уже продемонстрировала свою явную неготовность к самостоятельности, а палестинская нет. К тому же если у ставшей фактически независимой после Хасавюрта Чечни территориальных требований к России не было, то у Палестинской администрации к Израилю они, безусловно, есть. Справедливое решение этой проблемы наверняка укрепит позиции ближневосточных сторонников сосуществования с еврейским государством. Свою роль может сыграть и соседняя Сирия, часть территории которой, как и Палестины, Израиль до сих пор также оккупирует. Немалым потенциалом здесь обладает и сама природа. Преимущественно равнинный рельеф и пустынный ландшафт Палестины - объективно большое подспорье миссии миротворцев. В то же время горный рельеф и лесной ландшафт той части Северного Кавказа, где расположена Чечня, изначально сделают их деятельность малоэффективной.
В этих условиях международное военное присутствие здесь фактически станет крышей местных террористов, которые, опираясь на внутренние противоречия и помощь своих зарубежных единомышленников и спонсоров, вновь резко расширят подрывную деятельность против России. Возможности же Москвы адекватно реагировать на ситуацию в силу именно иностранного военного присутствия будут если не сведены к нулю, то резко ограничены. Поэтому в Палестине и Чечне, на мой взгляд, усилия других государств должны идти по принципиально разным направлениям: в одном случае разъединяя противоборствующие стороны, в другом - помогая одной из них. Наряду с США главным союзником России в борьбе с глобальным терроризмом, особо важную роль призваны сыграть исламские страны Ближнего Востока. В силу своей "близости к теме" они сегодня гораздо лучше, чем даже многие европейские государства, понимают негативные последствия новой волны терроризма. Поэтому Россия, возможно, встретит большее понимание своей политики в Организации Исламская Конференция, чем в Совете Европы.
