Лови топор, Василь Иваныч!

«Крестный отец» Чапаева Дмитрий Фурманов. Сергей Малютин. Портрет Д.А. Фурманова. 1922. ГТГ

Бывшие советские дети помнят, как распространены были анекдоты «про Петьку и Василь Иваныча»: «Приходит как-то Петька к Василь Иванычу…» Их рассказывали с воодушевлением, ожидая восторженной реакции благодарных слушателей, – и она действительно была. Правда, изредка кто-нибудь взрослый, услышав бурный хохот и узнав его причину, грозил пальцем: мол, нехорошо: все-таки Чапаев (а «Василь Иваныч» – это, разумеется, Чапаев), герой Гражданской, а вы тут… Но это так, для порядка, на самом деле взрослые тоже любили истории про Чапаева, его ординарца Петьку и Анку-пулеметчицу.

Хотя действительно, как получилось, что именно Василий Иванович Чапаев (1887–1919), героически сражавшийся и в Первую мировую (Георгиевская медаль, Георгиевские кресты трех степеней), и в Гражданскую (орден Красного Знамени) и трагически погибший, стал героем популярнейших анекдотов, фольклорным персонажем? 

И отнюдь не былинным богатырем: Чапаев-персонаж сочетает в себе архетипы Ивана-дурака и трикстера, то попадая в самые разнообразные смешные, нелепые ситуации, то создавая их. «Пошли Петька и Василий Иваныч отдохнуть на природе. Зашли в лес дровишек для костерка нарубить. Петька:

– Василь Иваныч, лови топор!.. Чего молчишь, поймал?»

Есть даже анекдоты с литературным уклоном: «Василий Иванович возвращается из Москвы от Ленина и дает Петьке приказ:

– Чтобы завтра к утру написал роман про мою поездку! Иначе – расстрел!

Утром Василий Иванович видит – на тумбочке у его кровати лежит толстенная книга. «Надо же – успел!» – удивляется Василий Иванович, открывает первую страницу и читает: «Поехал Василий Иванович к Ленину...» «Здорово! А чем же Петька закончил?» Открывает последнюю страницу и читает: «Приехал Василий Иванович к Ленину». «А что же в книге-то?» Открывает наугад, а там: «Цок-цок, цок-цок, цок-цок...»

Важную роль в этом сыграл популярнейший в свое время фильм «Чапаев» (1934) режиссеров братьев Васильевых с Борисом Бабочкиным в главной роли. Его персонажи получились не плакатными, а живыми, реальными, со своими достоинствами и слабостями. Сразу после выхода лента вызвала небывалый зрительский ажиотаж – взять хотя бы такой факт, что в одном из ленинградских кинотеатров ее показывали ежедневно в течение двух лет. Благодаря фильму образ Василия Ивановича и «пошел в народ» (появилась даже шашечная игра «Чапаев»). Спустя годы ситуация повторилась со Штирлицем из «Семнадцати мгновений весны», тоже ставшим анекдотическим персонажем…

Но у всякого кино есть литературная основа – в данном случае сценарий Анны Стешенко-Фурмановой, написанный, в свою очередь, на основе дневников и романа «Чапаев» ее мужа, писателя Дмитрия Фурманова (1891–1926). Который в итоге оказывается «первичным крестным отцом» известного персонажа. И которому 7 ноября, в годовщину Октябрьской революции, исполнилось 125 лет.

Итак, Дмитрий Андреевич Фурманов родился в Костромской губернии (ныне Ивановская область). «Я свое раннее детство помню в жалких обрывках: годов до восьми, – писал он в «Автобиографии». – А тут пристрастился читать. И с тех пор читал много, горячим запоем, особо усердно Конан Дойля, Жюля Верна, Майн Рида, Вальтера Скотта и в этом роде». В Кинешме, в реальном училище, понял, что его призвание – литература. Поступил на филологический факультет Московского университета, но госэкзамены сдать не успел из-за войны. Как и Чапаев, участвовал в Первой мировой – только не пехотинцем, а братом милосердия, начальником санитарного поезда. Там и встретил свою жену Нею – Анну (впоследствии она претендовала на прототип Анки-пулеметчицы, хотя на войне была медсестрой). В 1917-м примкнул к эсерам, затем к анархистам, потом к большевикам. В Красной армии занимался пропагандой, был политработником, а в марте 1919-го стал комиссаром 25-й стрелковой дивизии под командованием Чапаева. Совместная служба будущих автора и персонажа длилась всего около трех месяцев, затем Фурманов перевелся в Туркестан. И не столько из-за пропагандистской надобности, сколько шерше ля фам. И в военное время ничто человеческое ни командирам, ни комиссарам не чуждо. В фурмановских дневниках есть запись объяснения с Чапаевым: «Вот, товарищ Фурманов, ты мне все говорил, что мои отношения к вам испортились. Это неправда. А ваши отношения ко мне действительно испортились. Конечно, тут Анна Никитична: у вас разные там мысли насчет меня. А я вам однажды сказал, что на жену своего товарища никогда не посягну. Мало ли что у меня в душе, любить никто не может мне воспретить…» И ответ Фурманова: «Вы предположили, что все произошло из-за личных счетов, вы пытались все объяснить какой-то нелепой ревностью из-за Анны Никитичны. Но подумайте сами, ведь это очень смешно и глупо, если бы я на самом деле вздумал ревновать ее к вам. Такие соперники не опасны, она мне показывала ваше последнее письмо, где написано «любящий вас Чапаев». Она действительно возмущалась вашей низостью и наглостью, и в своей записке, кажется, достаточно ярко выразила вам свое презрение. Эти все документы у меня в руках, и при случае я покажу их кому следует, чтобы раскрыть вашу гнусную игру…»

Как бы то ни было, Нея уехала с мужем на Туркестанский фронт, где Дмитрий Андреевич подавил гарнизонное восстание. Далее Фурманов воевал на Кубани, получил тяжелую контузию, был награжден (как и Чапаев) орденом Красного Знамени. В 1921-м перебрался в Москву, где наконец окончил университет, параллельно работая редактором, а в конце жизни став секретарем МАПП – Московской ассоциации пролетарских писателей. Умер в 1926 году от менингита. В Москве написал и «Чапаева», и роман «Мятеж», и повесть «Красный десант». Есть у Фурманова рассказы, очерки, статьи – всего четыре тома произведений. Вот, например, статья «Чистка поэтов» о вечере, проведенном Владимиром Маяковским в Политехническом музее: «…властно господствовала и торжествовала совсем иная идея – о подлинной задаче художника: жить живой жизнью современности, давать эту современность в художественных образах; помогать своим творчеством мучительному революционному процессу, участвовать активно в созидании нового, свободного царства. И когда с этим критерием мы подходим к поэтам современности – многие остаются за бортом, поэтами во всем объеме этого слова названы быть не могут: комнатная интимность Анны Ахматовой, мистические стихотворения Вячеслава Иванова и его эллинские мотивы – что они значат для суровой, железной нашей поры?

Но как же это так: счесть вдруг ненужными таких писателей, как Иванов и Ахматова? Разумеется, как литературные вехи, как последыши рухнувшего строя они найдут свое место на страницах литературной истории, но для нас, для нашей эпохи – это никчемные, жалкие и смешные анахронизмы».

Критерии давно поменялись, и если кто и остался за бортом – то уж никак не Ахматова… Хотя в честь Дмитрия Фурманова до сих пор названы и улицы, и теплоход, и даже целый город – малая родина писателя. И, кроме того, Фурманов – тоже персонаж «чапаевских» анекдотов. Смешных и дурацких, детских и похабных… Как наша жизнь. Наверное, за то их и любим.