Невеселые наблюдения за жизнью, которая незаметно проходит

Герман Гецевич не заметил, как стал седым. Фото Натальи Тоскиной

В призрачном «завтра»

отчетливо вижу «вчера».

Так и живу: для обид не имея

мотивов.

Доброе зло с горьким привкусом

злого добра

Я принимаю, как принял

с достоинством Иов.

Я научился прощать.

Да отсохнет язык,

Если словам своим вдруг

окажусь я не верен,

Но двум стихиям, увы,

я служить не привык,

И осуждать свысока никого

не намерен.

Даже в плену одиночества

не одинок,

Даже в «проказе» душа

чистоты не теряет,

Всем невиновным из тюрем

сбежать бы помог,

И заточил бы туда тех,

кто их охраняет.

Все потерял, что даровано

жизнью, зато

Счастье обрел за терпенье,

мне данное свыше:

Если заплачу, то слез

не увидит никто...

А закричу – этот шепот лишь

стены услышат.

*

Не заметил

Не заметил, как жизнь прошла.

Будто лето прожил за месяц.

Так стремительно без крыла

Пролетела – и не заметил.

*

Не заметил, как стал седым,

Не на все вопросы ответил,

Я так долго был молодым,

Что и старости не заметил.

*

Дым всегда отличал от огня,

Хоть спешил сюда не за этим…

На заметку брали меня,

Но никто ничего не заметил.

*

От синицы не ждал тепла,

Журавля в небесах

не встретил,

Замечали – не помнил зла,

Не заметили – не заметил.

*

И в любви я не знал проблем:

Не был лишним и не был

третьим,

Но среди нераскрытых тем

Наилучшую – не заметил.

*

Незаметно исчез во мгле,

Где с деревьями спорит ветер…

В божьих промыслах

на земле

Незаметное – не заметил.

*

Мосты и стены

Стены с мостами грозят

переменами,

Схема одна: не с этим,

так с тем,

Но в состязаньи мостов

со стенами

Сделан мой выбор не в пользу

стен.

Логика стен – разделяй

и властвуй,

Мостами проще ту власть

продлить…

У стен есть уши, но к стенам

с лаской

Не подступиться

и не пробить.

На полотне, средь воды и суши,

Есть преимущество у мостов:

Соединять берега и души

Плотной выпуклостью мазков.

Мост всегда посулит подмогу

Всем, томящимся взаперти,

Кто идет по мосту не в ногу,

Далеко сумеет уйти…

В Третьем Риме, среди шутихи

В маскарадном тряпье знамен,

Не найдется такой Понтифик,

Что построит мосты времен.

Всех изоляций известны цены

Истине, спрятанной за стеной:

Лучше строить мосты,

чем стены

Между шумом и тишиной.

*

Памяти Марлена Шпиндлера

Жил в Подмосковье

супрематист,

Авангардист, алкоголик,

Хоть не Малевич и не Матисс:

Крест,

Квадрат,

Треугольник.

Он до глубин докопаться мог,

Даже садясь на мель,

Хоть не Пикассо и не Ван Гог,

И не Лисицкий Эль…

Был неудачлив, незнаменит,

Как нерадивый школьник,

Изображал беспредметный

быт:

Крест,

Квадрат,

Треугольник.

Работник МОСХ(а) пришел

как-то раз,

Взглянул и сказал: «Мазня!»

Он врезал ему совком между

глаз,

Обидой себя казня.

Признанья порою крестам

сродни

На протокольных листах,

Ведь вся геометрия западни

Содержится в этих «Крестах».

Когда прилепил салфетку

медбрат,

На рану надбровной дуги,

Смешались

Крест,

Треугольник,

Квадрат…

И превратились в круги.

Художник же стал

обитателем тех

Не столь отдаленных мест,

Где небо в клетку – одно

на всех:

Квадрат,

Треугольник,

Крест.

*

Успение

В августе больше печали,

чем радости.

Хор златоустов с доспехами

слит.

Время в медовом и яблочном

августе

Вместо успехов – Успенье

сулит.

Пламя заката над свечкою

мечется,

Воск оплывает в ладонях

сродни

Теплой неделе августа

месяца:

Дышат на ладан последние

дни...

Между стволов, вдоль шоссе

подмосковного,

Август проносится – руки

вразброс,

Будто бы регент из хора

церковного

Разноголосых успенских берез.

Прячется ветер за облаком

перистым,

Но у дождя, что сбивает

с пути,

Сроки свои – до Успенья успеет

он

Личные счеты

с пространством свести.

Август.

Успение.

Этих уст пение

Все на свой лад исполняют

с тоской:

Ангел на небе – за Вознесение...

Певчий на клиросе –

за упокой…

*

Я в тебе заблудился...

Я в тебе заблудился, как зверь

в незнакомом лесу.

Бездорожье кругом. В хутор

твой на краю по соседству

Не пускают кусты. Ветки

хлещут листвой по лицу…

И не сыщешь тропинки,

ведущей к любимому сердцу.

Где-то рядом оно, я уже его

слышу почти:

Средоточьем страстей бьется

ритм в глубине средостенья,

Тени голых растений мешают

к нему подойти,

Заглушая толчки учащенного

сердцебиенья.

Паутиной дождя оплела

путеводная нить.

Уходи! Не нуждаюсь в услугах

твоих, Ариадна…

До заката успею то сердце

я освободить,

Твой предательский путь

не заставит рвануться обратно.

Нужно мне позарез лишь

рискнуть на единственный шаг,

Если что я решил, то найдутся

и цели, и средства…

Расступись, темный лес, мне

сегодня дороже всех благ –

Отозваться на крик одного

несвободного сердца.

*

Очень

– ты меня лю?

ты меня чу?

– ночи не сплю…

очень хочу

– ты меня бу

в будущем жда?

– нет всем табу!

буду всегда!

– если во сне

лую другу?

– боль эту не

превозмогу

– чья ты – его

или ничья?

– зря не трево

вечно твоя

– будем ли вме

мы? не молчи!

– нас даже сме

не разлучи

даже в аду

в изне иной

две наших ду

станут одной

*

Симфония проволочных заграждений

В стране, где оборванных струн и запавших клавиш агония

Превзошла число протестов, арестов и отчуждений –

Бьется в лучах прожектора трагическая симфония

Между рядами проволочных заграждений.

Связаны крылья нот, окровавлены перья,

В стенах безмолвия мечется тема сонно,

Много мотивов есть для хорового пенья,

Этот хором не спеть – можно лишь только соло.

Я живу в тех пределах, где плюс превращают в минус,

Где все пути открыты щелкоперу и снобу,

Где даже небесная манна, к начальству попав в немилость,

Подвергается тщательному досмотру.

Где среди оттепелей и заморозков – жуткие промежутки,

Где в рамках ограничений – речь, при любой погоде…

Ну, если нельзя свободными сделать поступки –

Пусть хотя бы слова останутся на свободе.

И, пройдясь по ушам вертухая и узника,

Звучит сквозь прутья решеток и дождевых струй

Не тишина еще, но уже не музыка –

В стране запавших клавиш и оборванных струн.