Он не дожил, а мы дожили…

Его тексты актуальны как никогда. Фото Дмитрия Рожкова

Он не дожил до своего юбилея четыре года. «А может, и хорошо, что не дожил?» – просится страшный вопрос. Нет, плохо и жалко. Сейчас голос живого Владимира Войновича (1932–2018) звучал бы спасительно и поддерживал бы морально.

Зато писатель продолжает жить в своих актуальных текстах. Многосоставное его творчество вобрало в себя все то, из чего соткано культурное бессознательное постсоветских людей – и оптимистическую браваду национальными достижениями и свершениями («Заправлены в планшеты космические карты»), и трагикомическую горечь маленького человека, анекдотического Чонкина, и беспросветность наших политических перспектив в образе Москвы 2042 года.

Вся кривая его биографии (тут стоит почитать его вышедший в 2010-м «Автопортрет. Роман моей жизни») – это череда тяжелых и не всегда выгодных шагов, не столько рациональных, сколько диктуемых внутренней совестью и художественной правдой. Шагов, которые сначала вывели сына репрессированного из Херсонской губернии (ныне Кировоградская область Украины) и потомка сербского воина из-за столярного станка на запорожском алюминиевом заводе, с целинных полей Казахстана и московских строек – в зенит всесоюзной славы. Будучи младшим редактором на Всесоюзном радио, Войнович пишет гимн космонавтов, который, встречая делегацию с орбиты, цитирует сам Хрущев.

Потом будут еще несколько десятков песен, публикация повести «Мы здесь живем» в «Новом мире» (1961) и перспективы хорошо и сытно устроиться в номенклатурно-творческих рядах. Но благополучной и конфортабельной жизни не случается. Войнович пишет «Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина», и судьба его берет крутой поворот. Историей советского Ивана-дурачка, на которого ополчается еще более недалекая репрессивная машина и который, сам того не зная, оказывается главной пружиной абсурдного верчения исторических сил и фигур, Гитлера и Сталина, зачитывались в самиздате, рукопись «доходилась» по рукам до того, что была без разрешения автора опубликована за рубежом. А тут еще и правозащитная деятельность непослушного автора! Система мгновенно сменила милость на гнев, и Войнович из успешного и перспективного превратился в гонимого и травимого, причем и в буквальном смысле тоже. В 1974-м его исключают из Союза писателей, устанавливают за ним слежку, а в 1975-м, после публикации на Западе, приглашают на разговор с КГБ в гостинице «Метрополь» и там травят психотропным препаратом, сильно ударившим ему по здоровью. Традиция, любимая и живая у нас и доныне.

В 1980-м Войновича высылают из СССР, в 1981-м лишают гражданства, вынуждая просить политического убежища в Германии. Потом судьба снова делает поворот. Наступает перестройка, в 1989-м выгнанный писатель приезжает на родину с немецким паспортом для обсуждения экранизации «Чонкина», через год Горбачев специальным указом возвращает ему советское гражданство, а взамен потерянного жилья дают новое (Войнович окончательно возвращается в Россию в 2004-м). И тут бы снова почить на лаврах, но создатель «Чонкина» снова остается собой: выступает против войны в Чечне, высмеивает реставрацию советского гимна, осуждает захват телеканала «НТВ», восстает против крымской истории и дальнейшей эволюции общества вспять, вместе с группой несогласных писателей выходит из потерявшего свои первоначальные принципы Русского ПЕНа...

Возможно, наша сегодняшняя реальность – просто сон персонажа Войновича.  Кузьма Петров-Водкин. Сон. 1910.  СПб., Государственный Русский музей

Роман Войновича, хоть и кончается переворотом и сменой власти, не дает никакой надежды на истинное обновление. Одна диктатура меняется на другую, чекисты остаются у власти, меняя лишь свои имена, республики формально становятся губерниями, но империя остается империей с ориентацией на патриархальность, «традиционные ценности», неофеодализм, культ главы государства и церкви. После выхода книги (1990) она уже однажды сбылась и, возможно, сбудется снова. Новый мессия, спасающий страну, может легко оказаться черным бесом, психом или рабом ресентимента. Это мы уже проходили, и ничто не гарантирует нам неповторения.

Как рассказывал сам Войнович «НГ-EL» в разговоре о своем последнем памфлетном романе «Малиновый пеликан»: «Я хотел быть обыкновенным реалистом, а действительность и, очевидно, мой взгляд на жизнь привели меня к тому, что меня стали называть сатириком. Ведь что такое сатира? Это острый взгляд на современность. Сатира обычно подразумевает гротеск, преувеличение, намеренное искажение. А я жил в эпоху, когда во всем этом не было необходимости, потому что сама наша жизнь реальная была сатирична. Пишешь что-то реальное, а получается сатира» (см. «НГ-EL» от 23.06.16). В том же интервью нашей газете он предупреждал: «Я думаю, что мы сейчас живем накануне больших событий. То, что сейчас происходит, – это крайне ошибочный путь. Путь в тупик. Уже в некоторых кругах происходит осознание этого, и оно постепенно накопится. Наконец, когда в широких кругах станет понятно, что мы опять идем своим путем, но куда-то не туда, тогда – я даже нисколько не боюсь ошибиться – произойдет что-то вроде новой перестройки... И в очень обозримое время. Я не знаю, может быть, я не доживу, поскольку возраст уже солидный. Но для вас это будет скоро, вы доживете. Обязательно будет попытка новой перестройки. Процесс будет опасным, потому что осознание ошибок будет идти на фоне внутренней холодной гражданской войны, которая очень легко может перейти в горячую. Экономическое положение ухудшается, мы со всеми поссорились, нет мира внутри страны, нет мира вовне. Все это слишком дорого обходится народу, государству. Так что будет неизбежная попытка перестройки. А в такой момент пробиваются самые разные новые силы – как положительные, ответственные, так и разрушительные, деструктивные. И поэтому будет такая же угроза развала России, как это случилось с Советским Союзом».

Он был прав – большие события наступили и пока не кончаются. Он не дожил, а мы дожили. И что нам еще предстоит расхлебывать, пока в точности не описано ни в какой литературе.