Борис Колымагин
Это было первое общецерковное издание, обращенное к массовому читателю. Фото РИА Новости
Среди религиозных газет, появившихся на волне перестройки, «Московский церковный вестник» (МЦВ) по праву занимает почетное место. Это было первое общецерковное издание, обращенное к массовому читателю, рассказывающее о том, что происходит внутри церковной ограды и с какими проблемами сталкиваются верующие в быстро меняющемся мире.
Однако на интернет-ресурсах информация об этом издании крайне скудна. Знакомясь с ней, можно понять, что сначала появилась цветная малотиражка (1000 экз.), рассчитанная на зарубежного читателя. Ее выход был приурочен к празднованию 1000-летия Крещения Руси. Печаталась она начиная с 1987 года на пяти языках с непредсказуемой периодичностью. К Пасхе 1989 года увидел свет первый номер обновленного издания. Старый вариант тоже продолжал выходить, но упор Издательский отдел РПЦ сделал на новую версию. Газета просуществовала до 1993 года, затем была приостановлена. В 1995 году ее выпуск был возобновлен, одно время он выходил как приложение к «Вечерней Москве». В 2003-м издание поменяло название на «Церковный вестник» и вскоре полностью ушло в интернет, где и затухло. Главным редактором газеты с момента ее возобновления был журналист Евгений Стрельчик.
Если об МЦВ времен Стрельчика в Сети еще можно найти какие-то сведения, то о газете 1989–1993 годов информации нет вообще. Чтобы хоть как-то закрыть белое пятно в истории отечественной журналистики, я хотел бы сказать несколько слов об издании. Никаких документов под рукой у меня, к сожалению, нет, но я около года проработал в МЦВ и кое-что помню.
Листаю подшивку первых номеров. Пожелтевшая бумага. Словно газета была напечатана не 30, а 130 лет тому назад. Восемь полос формата А3. С января 1991 года их число удвоилось – 16. Стоит и цена – 30 копеек. Дороже, чем светские аналоги. Когда полос стало больше, цена увеличилась в два раза.
На первой странице указано, что издание еженедельное. Но это не так. Сначала вестник выходил с периодичностью раз в три недели, потом – раз в две. Распространяли его по храмам столицы и других крупных городов. Тираж в выходных данных не указан. Насколько я помню – 10 тыс. Мелочь, конечно, по сравнению с миллионными тиражами светских газет. На полки киосков «Союзпечати» изданию на первых порах никак не удавалось попасть, да и подписка появилась не сразу. Поэтому тренд в сторону приложения к «Вечерней Москве» понятен.
Редакция размещалась там же, где и «Журнал Московской патриархии» – на Погодинской улице. Здесь же находился и склад.
Главным редактором газеты стал Борис Козлов. Это был профессиональный журналист, хорошо разбирающийся в текущей повестке. В Бога он не верил и видел в православной церкви главным образом опору государственности. У него было полное понимание с главой Издательского отдела митрополитом Питиримом (Нечаевым). Надо заметить, что митрополит привык жить в парадигме застоя и не сильно поощрял инициативы сотрудников. Если бы не энергия Козлова, МЦВ вообще мог не состояться.
Во внутрицерковных вопросах главный редактор, естественно, плавал. Поэтому ему в качестве помощников митрополит прикомандировал Валентина Лебедева и Александра Макарова, впоследствии принявшего сан священника.
Советники главного редактора были консерваторами, что для церковных людей, впрочем, вполне естественно. Но этот консерватизм был особого рода: стилизация сопутствовала первым опытам новой церковной журналистики. Смотрели на то, как говорилось раньше, как подавалось – и брали за образец. Конечно, далеко не все можно было понять сквозь призму прошлого. Но тенденция такая была. И регулярные дореволюционные перепечатки ее поддерживали.
Чем наполнялся вестник? Конечно, официозом. И здесь изданию подставлял плечо «Журнал Московской патриархии»: сообщения о заседании Синода, о встречах с иностранными деятелями, архиерейские хиротонии и кадровые перестановки, «вечная память» и «многая лета» – все шло в дело. Иногда тексты брались один в один, но чаще сокращались.
Разумеется, издание не могло продержаться только на официозе. И мы видим в газете рассказы о жизни в епархиях, репортажи с места событий, обсуждение животрепещущих вопросов.
Церковь в это время осторожно касается политики, все время оглядывается на разновекторные силы и совсем не стремится к созданию христианской партии. Наоборот, она всячески противодействует участию клириков в политике, а начинания мирян, например Виктора Аксючица, широко не освещает.
Но совсем пройти мимо политики церковные лидеры не могут, поскольку она затрагивает существование самой церковной структуры. Особенно остро стоит вопрос о юридическом лице приходов, епископских кафедр и монастырей. В СССР полнотой юридического лица обладала только канцелярия патриарха, Московская патриархия. Теперь жизнь заставляет менять правила игры. И вот мы видим обращение в Верховный совет депутата и филолога с мировым именем Сергея Аверинцева, заявления патриарха и членов Синода, выступления в СМИ юристов.
В поздние советские годы церковь по указанию Совета по делам религий делала значительные пожертвования в различные фонды. В то же время, как утверждали многие публицисты, РПЦ сама была и фондом культуры, и фондом мира, сама могла осуществлять различные социальные проекты. Рассказ о старте этих проектов в области медицины и образования можно найти на страницах вестника.
В год тысячелетия Крещения Руси в Москве было около 50 действующих храмов, в которых на крупные праздники яблоку негде было упасть. Естественно, что тема возвращения заброшенных строений становится одной из приоритетных. Газета поддерживает требования церковных общин, публикует материалы, связанные с ремонтом и реставрацией, рассказывает о деятельности добровольцев, направленных на спасение церковной старины. В частности, много говорится о поездках, организованных Всероссийским обществом охраны памятников истории и культуры (ВООПИК).
Вообще культура занимает значительное место на страницах еженедельника. «Вся настоящая культура с нами», – как выразился однажды зам главного редактора Лебедев. Пишут о новых книгах, музыкальных вечерах, экскурсиях, выставках. И все эти публикации сопровождаются иллюстративным материалом.
Об иллюстрации стоит сказать несколько слов отдельно. Рисунков практически не было, только фотографии. Фотография никогда не воспринимается как артефакт, как художественный феномен. Даже такие классические приемы работы, как кадрирование, преднамеренная асимметрия, размытость, явная зернистость, чрезмерное увеличение используются умеренно. Церковный фотограф консервативен. Ему важно прежде всего показать социальное положение лица, и в этом своем стремлении он обращен к практикам прошлого. Взгляните на людей на карточках столетней давности, сделанных в фотоателье: они статуарны и величественны. Фотография подчеркивает их социальный статус. И это не прихоть мастера, а желание заказчика. Если мы пролистаем «Журнал Московской патриархии» разных лет, то увидим разительное сходство помещенных здесь снимков с продукцией фотоателье, разве что антураж другой. Церковная фотография указывает на сакральное пространство, обращена к нему. И любой епископ, любой священник, дьякон или иподьякон становятся частью антуража. Их положение в церковной организации вполне определенно, снимок свидетельствует об этом. Но в то же время они участвуют в чем-то грандиозном, их сущность прикладывается к сущности культа.
Фотографируемый точно знает, что на него наведен объектив. Никакого потаенного взгляда на то, что происходит в мире сакрального, не предполагается. Священник, пьющий запивку или перебрасывающийся парой слов с дьяконом, не может появиться на опубликованных снимках. Редакторы ЖМП компонуют фотографии с символическими притязаниями. Снимки в журнале, как и парадные семейные портреты, игнорируют повседневность, сознательно не замечают время в его деталях. В этом императиве, правда, они противоречат самой природе фотографии, которая как раз призвана схватить текущий момент. Помнится, меня крайне удивили снимки, сделанные штатным фотографом Издательского отдела Иваном Сиротой на Красной площади в 1990-м. Патриарх Алексий II с духовенством идет крестным ходом. Повсюду развешены советские лозунги, рядом с мавзолеем красуются ряженые казаки. Реют красные знамена. Но в кадр все это не попадает. Мы видим только лапидарные лица, только церковные хоругви на фоне зубцов.
В МЦВ «церковных фотографий» было предостаточно. Но стали появляться снимки и иного рода, публицистически острые. Вот, к примеру, фрагмент стены, на которой углем написано: «Здесь был храм». Вот развалины сельской церкви и добровольцы, срубающие березки с купола. Вот женщина с ребенком, просящая милостыню. И подпись: «Беженцы. Русские. В Москве».
Конечно, все эти снимки сделаны на злобу дня. Художественный эффект, который может появиться, к примеру, от изображения кормящей матери рядом с церковной оградой, отсутствует. Но все-таки подвижки налицо.
Стоит признать, что многие вопросы, поднимаемые в МЦВ, не продумывались журналистами до конца. Но это стало понятно уже в следующую эпоху, наступившую после первых лет крушения СССР. «Верните иконы церкви», – требуют верующие. Но это требование порой идет вразрез с необходимостью сохранения культурного наследства. Многие древние иконы, как показали последующие события, были утрачены из-за ненадлежащего хранения. Похожим образом дело обстояло со старинными храмами, где сохранились древние фрески. В противостоянии с музейным сообществом РПЦ пошла слишком далеко и забыла об общественном благе.
Можно вспомнить и образовательные инициативы. Начиналось все с вопросов о создании воскресных школ, а закончилось требованиями обязательного изучения «Закона Божия» под вывеской «Православная культура».
Примеры можно продолжить. Действительно, в то время под здание гражданского общества было заложено немало мин замедленного действия. Но в оправдание журналистов стоит сказать, что они не очень понимали, во что это выльется. Верилось, что в ситуации свободы РПЦ укрепит духовные основы светской жизни, а проблемы как-нибудь рассосутся сами собой.
Листая подшивку МЦВ тех лет, вдыхаешь вдруг возникший воздух свободы. Странное ощущение, надо заметить.
комментарии(0)