Как управлять обороной государства

Маршал Советского Союза Сергей Ахромеев. © Фото РИА Новости

При этом цель достигается всеми возможными способами, но без провоцирования масштабного горячего противостояния, без риска угодить в трясину, подобную афганской.

В процессе решения поставленных задач сохраняются гибкий контроль над ситуацией и возможности для маневра и принуждения, военные задачи подчиняются дипломатической и политической стратегии и могут очень быстро меняться по ходу реальных событий.

Объясняя данную стратегию России, Кофман опирается, в частности, на работы С. Чарапа «Использование Россией военной силы в качестве внешнеполитического инструмента: есть ли логика?» и Т. Шеллинга «Стратегия конфликта». По мнению С. Чарапа, в действиях России есть логика, и, как только она начинает реализовывать свою стратегию и свои военные подходы, «манипуляцию на общем риске войны», это становится ясным сигналом, что с ней пора разговаривать, дабы предотвратить конфликт между Россией и Западом.

«…Действия заставляют оппонента отойти с занятых позиций, смириться с требованиями или даже пойти на активное сотрудничество, чтобы избежать дальнейшего ущерба от действий противника. При этом само по себе силовое давление зачастую не способно достичь поставленных целей, однако оно оказывается достаточно болезненным для оппонента, чтобы заставить его пойти на уступки», – подчеркивает лауреат Нобелевской премии Т. Шеллинг.

«ЖЕЛЕЗНАЯ ПЕРЧАТКА» МОСКВЫ

В ходе непосредственно боевых действий Россия стремится действовать прежде всего  руками местных сил и средств: в Сирии это, например, части и подразделения Вооруженных сил, ополчение, добровольцы, войска союзников. Минимум собственного вовлечения, с одной стороны, позволяет минимизировать потери в живой силе и в политической поддержке внутри страны, а с другой – способствует удержанию конфликта в тех или иных географических границах.

Однако это совершенно не означает, что Россия не готова ввязаться в боевые действия всеми своими силами в регионе. Здесь нужно учитывать один важный факт: делается это ради достижения дипломатических целей. А другие участники конфликта (в случае с Сирией это США и Турция) получают тем самым послание о том, что это еще не предел, это еще не все, на что способны Россия и ее союзники.

Военная сила используется Россией в зависимости от складывающейся политической ситуации, дозированно и выступает в качестве инструмента устрашения и давления. По этой причине оказание непосредственно военной помощи официальному Дамаску, создание зоны ПВО и боевое применение крылатых ракет на самом театре военных действий не играли серьезной роли.

Как выражается Кофман, Россия стремится сделать театр военных действий своей «песочницей» и не допустить туда других геополитических игроков. И если США это делают с помощью нанесения авиаударов и достижения воздушного превосходства, то русские умудряются осуществить подобное с минимумом усилий на земле. И это у русских выходит значительно дешевле.

Если дипломатические усилия и дозированное военное вмешательство не срабатывают, то «Путин надевает железную перчатку» – и Россия показывает свою мощь. Отсюда вытекает и еще один подход России к локальным войнам: быстрая эскалация конфликта и такая же быстрая деэскалация и вывод военных сил из зоны конфликта. У России это хорошо получается, потому что в отличие от США она воюет у своих границ или не так далеко от них. У России всегда есть план по выходу из ситуации. Не как у США, которые «вышибают дверь ногой», а затем тратят десятилетия и триллионы долларов, чтобы выбраться обратно. США стремятся контролировать все поле боя, владеть трясиной. В любой момент, по мнению Кофмана, Россия может упаковать чемоданы и выйти из войны. И, возможно, Россия вынесла эти уроки, наблюдая за неуклюжими действиями США в различных регионах мира. Кофман считает, что Россия всегда готова быстро проиграть, но лишь для того, чтобы быстро же эволюционировать до другого решения проблемы, адаптироваться к складывающейся ситуации.

И последнее: все ожидали, что после чеченских кампаний и грузино‑югоосетинского конфликта 2008 года Россия будет снова полагаться на крупные масштабные наземные операции с массовым применением своих войск, но все складывается иначе. При этом отмечается, что политика продавливания Россией своих интересов уже возымела обратный эффект: Запад и Россия стали наращивать свои Вооруженные силы у западных границ России, то есть вместо уступок имеет место эскалация, что не может не вызывать опасений. Пока же Россия, как пишет Кофман, «доминирует на психологических высотах» в противостоянии с США и навязывает американцам геополитическую повестку в зонах своих интересов.

40 лет назад, когда был подписан Договор ОСВ-2, руководителям двух сверхдержав Леониду Брежневу и Джимми Картеру удалось удержать мир от сползания в пропасть ядерного безумия. Фото РИА Новости

Несмотря на комплиментарный в целом характер оценок совместных действий российских политиков, военных и дипломатов, необходимо искать дополнительные пути и способы совершенствования их сотрудничества. В этой связи следовало бы обратиться к наследству в этой области, которое оставили нам наши известные предшественники. Речь идет, в частности, об историческом, фундаментальном труде выдающегося военного публициста, педагога и теоретика А.А. Свечина под названием «Стратегия», содержащем раздел «Дипломатический план».

Своей работой Александр Андреевич как бы подсказывает нашему поколению, что главным принципом действий России должна стать четкая и безукоризненная совместная работа отечественных ученых, экспертов и специалистов в области международных отношений, военного дела и дипломатии. В частности, в «Стратегии» А. Свечин выдвинул идею об интегральном полководце в войнах ХХ века, в руках которого должны быть сосредоточены силы и средства страны, руководство всеми фронтами современной борьбы: вооруженной, экономической, политической и др. Таким интегральным полководцем в годы Великой Отечественной стал Государственный комитет обороны во главе с И.В. Сталиным. Великая Отечественная война подтвердила верность этой и многих других свечинских положений и идей.

В отечественной практике есть немало ярких страниц взаимодействия военных и гражданских структур в системе принятия внешне- и военно‑политических решений. Одна из них связана с деятельностью механизма подготовки к переговорам с США по вопросам сокращения и ограничения вооружений и сопровождения этих переговоров.

В 1970‑х годах политика в области сокращения ядерных вооружений формировалась в основном специально созданной комиссией политбюро. В ее первоначальный состав входили Д. Устинов (председатель), А. Громыко, А. Гречко, Ю. Андропов, Л. Смирнов, Л. Келдыш. В последующем состав комиссии менялся, но среди ее постоянных членов всегда были секретарь ЦК КПСС, ведающий оборонными вопросами, министр иностранных дел, министр обороны, председатель КГБ, председатель комиссии Совмина по ВПК (так называемая большая пятерка). Комиссия определяла позиции советской делегации на переговорах и осуществляла контроль над ними.

Соответствующие материалы для «большой пятерки» готовила постоянно действующая рабочая группа ответственных работников представленных в комиссии ведомств (так называемая малая пятерка). Эта группа, собственно, готовила проекты всех документов. Ее возглавили первый заместитель министра обороны, начальник Генштаба ВС СССР С. Ахромеев и первый заместитель министра иностранных дел Г. Корниенко. В разные годы в работе «малой пятерки» помимо С. Ахромеева и Г. Корниенко участвовали от ЦК КПСС – А. Добрынин, В. Фалин, О. Беляков; от МИДа – А. Обухов, В. Карпов; от Генерального штаба ВС СССР – Н. Огарков, М. Моисеев, В. Лобов, Б. Омеличев, Н. Червов, Ф. Ладыгин; от КГБ – В. Крючков, Б. Иванов; от военно‑промышленной комиссии – Ю. Мацак, Г. Хромов.

Основную тяжесть в подготовке переговоров практически несли три ведомства: МИД, МО и КГБ СССР в лице их первых заместителей (Г. Корниенко, Н. Огаркова, Б. Иванова). Они разрабатывали позиции и проекты директив, готовили другие документы, определяли состав делегаций, повседневно следили за ходом переговоров. Привлекались к этой работе и представители других ведомств.

В целом такая система в то время себя оправдывала, хотя была слишком зацентрализована, недостаточно гибка и оперативна, требовала больших затрат людских ресурсов многих структурных подразделений МИДа и Минобороны. С нарастанием темпов и проблем переговорного процесса она начала пробуксовывать, особенно в те моменты, когда на переговорах за рубежом находилось большое число специалистов.

В 1980‑е годы ситуация в этом деле меняется. К этому времени в МИДе и Минобороны формируются специальные управления. Так, в Генштабе было сформировано Договорно‑правовое управление (ДПУ), которое возглавил генерал‑полковник Н.Ф. Червов, которого в 1990 году сменил генерал‑лейтенант Ф.И. Ладыгин.

После того как М. Горбачев выдвинул Л. Зайкова летом 1985 года на должность секретаря ЦК КПСС по оборонным вопросам, именно он возглавил «большую пятерку». Все документы, относящиеся к позиции СССР по вопросам сокращения и ограничения СНВ на ведущихся советско‑американских переговорах, вносились в ЦК за подписями членов «большой пятерки»: Л. Зайцева, Э. Шеварднадзе (впоследствии А. Бессмертных), С. Соколова (впоследствии Д. Язова), В. Чебрикова (впоследствии В. Крючкова) и Л. Смирнова (впоследствии Ю. Маслюкова, Н. Белоусова).

Межведомственная комиссия Политбюро под руководством Л.Н. Зайкова начала работать по‑новому. Ее заседания проводились регулярно на плановой основе. Нередко ее председатель в ходе заседания выходил напрямую на генсека и обговаривал с ним те или иные вопросы. Этим еще раз подчеркивалось, что руководство государства непосредственно участвовало в формировании политики в области разоружения. Комиссия тесно взаимодействовала с «малой пятеркой», которая фактически была ее рабочим органом.

ТВОРЧЕСКАЯ РАБОТА

После того как в 1990 году М.С. Горбачев был избран президентом СССР, статус «большой пятерки» претерпел изменение. Она стала называться Комиссией по переговорам о сокращении вооружений и безопасности при Совете обороны при президенте СССР. С этого момента все вопросы, связанные с проблемами разоружения, официально перешли в ведение президента СССР.

Работа на «малой пятерке» была исключительно творческой и квалифицированной со стороны представителей каждого ведомства. А главное – ответственной за оборону и безопасность страны, а также за необходимость достижения договоренностей по ограничению и сокращению вооружений. Решения по обсуждаемым вопросам принимались на основе консенсуса, при согласии всех ведомств, входящих в «пятерку».

Естественно, на заседаниях «пятерки» бывали разногласия, споры, эмоциональные дискуссии. Но все обычно заканчивалось миром и принятием согласованного решения. На периодической основе к работе в составе «малой пятерки» привлекались ответственные руководители различных министерств и ведомств, а также главные штабы РВСН, ВВС и ВМФ. В частности, в РВСН была сформирована специальная группа во главе с первым заместителем начальника Главного штаба И. Сергеевым (впоследствии В. Сизовым). В состав этой группы были включены эксперты не только из числа генералов и офицеров управления Главнокомандующего РВСН, но и 4‑го ЦНИИ МО, возглавляемого Л. Волковым. В состав группы обязательно включались специалисты Главного оперативного управления и Главного разведывательного управления ГШ ВС СССР, исследовательских институтов Министерства обороны и др.

В качестве консультантов выступали главные и генеральные конструкторы стратегических систем. Это во многом способствовало качественной и всесторонней проработке проблемы, а также уверенности и прохождению документов на всех уровнях, в том числе на Межведомственной комиссии («большой пятерке») и при утверждении их президентом СССР.

«Малая пятерка» всегда работала оперативно и с точки зрения технического обеспечения: печатания материала, его размножения, согласования (при необходимости) с другими ведомствами, рассылки документов. Подготовленные «малой пятеркой» проекты документов отличались глубокой и качественной проработкой вопросов, высокой культурой оформления, глубокой продуманностью нашей позиции на переговорах, включая встречи на высшем уровне (в части, касающейся разоруженческой тематики).

По мнению Н.Ф. Червова, созданный в 1980‑х годах механизм для определения принципиальных позиций СССР и подготовки директив к переговорам оправдал себя практикой того времени. Он работал четко, уверенно, грамотно, полностью соответствовал тогдашнему состоянию советско‑американских отношений и в основном устраивал руководителей МИДа, Минобороны, КГБ и высшее политическое руководство страны.

Деятельность переговорного процесса в Центре и за рубежом обеспечивалась благодаря подбору квалифицированных кадров, особенно специалистов‑переговорщиков, таких как: Г.М. Корниенко, В.Г. Комплектов, Ю.А. Квицинский, В.П. Карпов, А.А. Обухов (МИД); Н.В. Огарков, С.Ф. Ахромеев, Н.Ф. Червов, В.П. Стародубов, Ю.В. Лебедев, В.И. Медведев, В.С. Колтунов, В.А. Куклев, С.Л. Шемякин, Ю.Ф. Бекетов (Минобороны); Н.Н. Детинов, Г.К. Хромов, Н.С. Леонов, В.Л. Катаев (другие ведомства).

Главы американских делегаций П. Нитце, М. Кампельман и другие, что называется, на своей шкуре испытали искусство ведения переговоров таких профессионалов, как, например, Ю.А. Квицинский и В.П. Карпов, Ф.И. Ладыгин, В.А. Куклев и В.С. Колтунов, которые не раз загоняли в угол американских партнеров, заставляя их всерьез попотеть, чтобы сохранить лицо. Давление и диктат Вашингтона не работали, договоренности достигались в основном на равной основе.

Есть и другие положительные примеры из отечественной практики объединения усилий военных и дипломатов. Так, в феврале 1995 года в структуре Министерства иностранных дел РФ существовала должность главного военного эксперта в ранге заместителя министра, на которую был назначен известный военачальник генерал‑полковник Б.В. Громов. Находясь именно на этой должности, Громов добился закрепления российского военного присутствия в Таджикистане, чему Министерство обороны РФ в то время придавало большое значение, а также сорвал итоговые переговоры о передаче Курильских островов Японии, которые пообещал вернуть Б. Ельцин.

Наконец, совсем свежий пример – назначение 29 декабря 2016 года бывшего заместителя министра обороны РФ А.И. Антонова заместителем главы Министерства иностранных дел, а затем послом Российской Федерации в США.

РЕАЛИИ ВРЕМЕНИ

Сегодня такое тесное взаимодействие между внешнеполитическим и военным ведомством отсутствует. И это сразу становится заметным. Мало кто заметил статью заместителя ответственного редактора еженедельника «Независимое военное обозрение» А. Шарковского в «Независимой газете» от 29 апреля 2019 года под названием «Действия Минобороны противоречат заявлениям МИДа...» Она небольшая, поэтому цитирую ее полностью:

«По инициативе военного руководства Североатлантического блока состоялся телефонный разговор начальника Генштаба ВС РФ – первого заместителя министра обороны Российской Федерации генерала армии Валерия Герасимова с Верховным главнокомандующим объединенных ВС НАТО генералом Кертисом Скапарротти. Об этом в 27 апреля сообщила пресс‑служба российского военного ведомства. Стороны обменялись мнениями по актуальным вопросам международной безопасности и текущему состоянию российско‑натовского взаимодействия по военной линии. Данное событие в корне противоречит прозвучавшему ранее заявлению замглавы российского МИДа Александра Грушко о том, что Россия и НАТО полностью прекратили сотрудничество по гражданской и военной линиям. К слову, руководство альянса, похоже, не заметило критики Александра Грушко в свой адрес. Поскольку никакой реакции из Брюсселя на выпад высокопоставленного представителя МИД РФ не последовало».

Но это организационная сторона дела. Есть еще более важная – содержательная. К сожалению, сегодня отсутствуют отечественные разработки по данным вопросам, а в тех, которые косвенно касаются этой проблематики, распространен подход в отрыве от реального исторического опыта, в отсутствие представлений об известных военно‑исторических исследованиях как отечественных, так и зарубежных ученых, военных и гражданских. В результате появляются разного рода нежизнеспособные схемы.

Здесь по‑настоящему необходимы гигантские сверхусилия и во многих случаях экстраординарные решения, поиск которых должен основываться прежде всего на глубоких исторических исследованиях. А.А. Свечин специально подчеркивал необходимость самостоятельной мыслительной работы тех, кто взял на себя труд ознакомиться с его «Стратегией». Вот что он говорит по этому поводу: «Настоящий труд ставит себе скромную задачу – явиться только напутствием к самостоятельной стратегической работе, помочь читателю занять исходное положение и дать ему несколько широких перспектив, чтобы содействовать скорейшему выходу стратегического мышления из закоулков и тупиков на прямую дорогу. В этой работе мы стремимся наметить основные вехи стратегической современности; мы предполагаем знакомство читателя с предшествующей эволюцией военного дела».

И если идти по такому пути, то в первую очередь необходимо указать на то, что А.А. Свечин в своем главном труде развил формулу примата политики по отношению к военной стратегии. Здесь он весьма категорично заявил о праве политики вмешиваться и в стратегию, и в операции. Однако такое вмешательство политики в военные действия должно быть максимально квалифицированным, с учетом мнений военных профессионалов.

По существу, эта позиция Свечина была противоположной позиции «раннего Тухачевского». Свечин писал в 1927 году: «Утверждение о господстве политики над стратегией, по нашему мнению, имеет всемирно‑исторический характер». В то же время, подчеркивая примат политики над военной стратегией, право высшего государственного руководства вмешиваться в решение оперативно‑стратегических вопросов, А.А. Свечин, отталкиваясь от идей К. Клаузевица, неоднократно повторял, что политические решения должны сообразовываться со стратегией, с реальными военными возможностями. Он неоднократно упоминал, что военный стратег должен постоянно думать о том, что то или иное стратегическое действие может значить для политики. Это предполагает наличие у высшего командного состава достаточно серьезных и глубоких знаний в области политики, социологии.

СТРАТЕГИЯ ВОЙНЫ

Важно определиться с характером будущей войны, или, как говорит А.А. Свечин, «изучить вопрос о стратегии войны», которую он считал особой областью мировоззренческого, философского склада ума. Это важно, как подчеркивает Александр Андреевич, для осознания народом и армией того, ради чего они воюют и идут на жертвы. «Искусство дипломатии должно обусловить разрыв с неприятелем лозунгами, которые найдут широкий отголосок за границей и будут поняты широкими массами населения», – пишет он, приводя пример Англии, выступившей в Первой мировой войне с целью раздавить своего экономического конкурента – Германию, но сумевшей принять рыцарскую позу защитника международного права и, в частности, малых государств, Бельгии – от насилия крупных.

Александр Андреевич называет образцовой дипломатическую подготовку Японией войны с Россией в 1904 году. Оказавшись после побед Японии над Китаем в 1895 году перед единым фронтом белой расы – Россией, Францией и Германией, – японские дипломаты сумели заключить перестраховочный договор с Англией, обязывавший оказать Японии вооруженную помощь, если последняя окажется в войне больше, чем с одним государством.

Участники круглого стола «Военно-политические аспекты управления о бороной государства» затронули весь комплекс проблем, стоящих сегодня перед Россией. Фото с сайта mil.ru

При этом ученый указывает на существование очевидной тесной связи военных и экономических условий, в которых придется вести внешнюю войну, с внешней политикой и дипломатией. «Дипломатия должна при наступлении дать нам выгоды политической внезапности и устранить их невыгоды при обороне. На дипломатию ложится задача – позволить государству избежать вооруженных столкновений с соседями в нежелательную для него минуту, и наоборот, в том случае, если достижение исторических целей, которое ставит себе государство, невозможно без применения вооруженного насилия, то дипломатия должна вызвать войну в наиболее удобную по чисто военным и экономическим условиям минуту, при наиболее выгодных внешних условиях», – подчеркивает А. Свечин.

И продолжает: «Эти выгодные внешние условия заключаются в том, чтобы изолировать враждебное государство от возможных его союзников, создать себе активных союзников, вызвать враждебное отношение нейтральных стран к неприятелю и сочувственное к себе, лишить неприятеля возможности размещать свои займы и приобретать необходимые для ведения войны сырье и вооружение за рубежом, открыть нам за границей источники экономического содействия. Одиозность объявления войны по возможности нужно стремиться отвратить от себя и возложить на неприятеля».

По твердому убеждению теоретика, нынешний «дипломатический план» обязан учитывать международные отношения в мировом масштабе, а не концентрировать свое внимание на вероятных противниках. Необходимо учитывать существенные интересы нейтральных государств, которые «задеваются войной». Важно тщательно изучать состояние (среду) международных отношений, следить за изменениями, происходящими в соотношении сил между ведущими центрами силы и в их взаимодействии друг с другом. Свечин, в частности, постоянно отслеживал вопросы комплектования вооруженных сил иностранных государств, их зависимость от социального состава общества, от состояния экономического развития соответствующего государства, уровня развития производительных сил в конкретную историческую эпоху. Обеспечивало ему это свободное знание двух иностранных языков – немецкого и французского и блестящее военное образование, полученное в стенах Николаевской академии Генерального штаба.

Очень важно разобраться в проблеме роли и места политико‑дипломатического обеспечения для достижения успеха в войне. Этот вопрос Свечин разбирает, в частности, на примере войн Пруссии (Германии) в бисмарковский период. Он обоснованно обратил внимание на то, как тесно взаимодействовали король Пруссии (будущий германский император) Вильгельм I, Мольтке‑старший и Бисмарк, как хорошо они понимали друг друга, образуя прототип будущего «интегрального полководца».

Особого внимания требуют отработка и наладка механизма и процедур процесса подготовки и принятия внешнеполитических решений и их последующей реализации. В этой связи в своих трудах Свечин обращает внимание на все возрастающую роль в этом процессе дипломатии и внешней разведки. Дипломатическое и разведывательное знание представляет собой совокупность различного рода сведений о стране пребывания, характеризующих его экономические, политические, военные, научно‑технические и другие возможности, необходимые для удовлетворения потребностей государства и обеспечения его интересов.

Особым отличием дипломатического и разведывательного знания (от знания обычного, научного и т.п.) является то, что оно отражает известную для властей государства пребывания, но закрытую для посторонних сферу его материальной, социально‑политической и духовной жизни.

Руководство дипломатических и разведывательных служб не должно бояться брать на себя ответственность за работу на перспективу, выходящую за горизонт нынешней ситуации. За примерами ходить далеко не нужно. Такими качествами обладала, в частности, русская военная разведка, институализированная военным министром М.Б. Барклаем‑де‑Толли незадолго до начала Отечественной войны 1812 года.

Это главные, но далеко не все идеи и рекомендации, оставленные нашему поколению великим военным теоретиком и публицистом.

В заключение хотелось бы отметить, что с дальнейшим развитием социологии и политологии, военной и экономической науки, с возрастанием темпов технического перевооружения войск, усложнением систем и средств управления учет требований военной стратегии во все большей мере встает перед руководством политических и дипломатических ведомств и служб. Наличие серьезной научной подготовки, по‑настоящему современных знаний становится одним из важнейших требований к государственному руководителю и «стратегу». Наличие или отсутствие таких знаний становится критически важным прежде всего в условиях кризисной ситуации.