Александр Бартош
Американский генерал Джеймс Мэттис считается одним из провозвестников и теоретиков гибридной войны. На снимке 1991 года: бригадный генерал Мэттис в аэропорту афганского Кандагара. Фото Reuters
Одним из важнейших условий достижения успеха в мировой гибридной войне является точное определение исходных понятий, дающих предварительные базовые сведения для разработки стратегий и тактик в противоборстве.
Решению этой задачи призван служить понятийный аппарат – логично выстроенная система терминов, позволяющая единообразно толковать и понимать образующиеся в политике и в военном деле взаимосвязи и процессы, осмысливать военно-политические явления как факторы перехода новой модели архитектуры мира.
Гибридная война (ГВ) как новый вид межгосударственного противоборства породила уникальную сферу терминов, развитие, осмысление и применение которых требует системного подхода и общепринятого понимания.
В отсутствие согласования между Россией, ее союзниками и партнерами понятийного аппарата попытки формирования теории ГВ и включения этого феномена в практику политического и военного управления напоминают библейское предание о неудачном строительстве Вавилонской башни народами, заговорившими на разных языках.
ОБЩЕЕ И ОСОБЕННОЕ
К настоящему времени в отечественных и зарубежных исследованиях феномена ГВ создан значительный пласт работ, освещающих использование ее инструментов: информационно-психологической войны, цветной революции и прокси-войны.
Авторы большинства работ при наличии близкого понимания смысла и целей гибридных военных конфликтов нередко выступают со своим видением каждого из инструментов ГВ, не очень-то заботясь о приведении базовых понятий к «общему знаменателю». В результате на государственные органы, занимающиеся обеспечением национальной и международной безопасности России и подготовкой документов стратегического планирования, обрушивается неупорядоченная, хаотическая смесь формулировок, выводов и рекомендаций, что серьезно усложняет выработку системного подхода к формированию стратегий и контрстратегий ГВ.
Такое положение дел снижает способность России к осознанному выбору приоритетных направлений подготовки страны и ее ВС к противоборству в стремительно меняющейся политико-военной операционной среде.
ТРАНСФОРМАЦИЯ ВОЕННЫХ КОНФЛИКТОВ
Введение в профессиональный дискурс новых определений, связанных с трансформацией военных конфликтов современности – вопрос не только и не столько терминологии. Продуманные формулировки важнейших понятий позволят выявить содержание войн настоящего и будущего и предусмотреть меры и средства для всесторонней подготовки к ним. Как и для успешного ведения или, напротив, для предотвращения агрессии и сдерживания потенциального противника.
Цель настоящей статьи состоит в попытке сформулировать некоторые базовые понятия, связанные с гибридными военными конфликтами, для возможного их использования в политическом и военном контекстах.
Попытка объединить разнородные определения современных военных конфликтов привела к появлению понятия «гибридная война», которое используется разными авторами, зачастую вкладывающими в него различные смыслы.
Такая пестрота определений, с одной стороны, придает понятию ГВ высокую степень неустойчивости, что осложняет задачу включения его в существующую классификацию войн и конфликтов. А с другой стороны – делает его теоретически притягательным именно в силу того, что это понятие может вместить в себя большое количество смыслов.
При этом принципиально нового в понятии ГВ нет. Гибридность есть свойство любой войны, которая вследствие применения воюющими сторонами всех имеющихся в их распоряжении сил, средств и способов ведения боевых действий обязательно приобретает черты гибридной.
Включение в спектр стратегий военных конфликтов свойств гибридности лишь частично затрагивает основное содержание войны (состояние вооруженной борьбы) как фактор, оказывающий решающее влияние на развитие межгосударственного противоборства (не только в военной сфере) и целеполагающий для обеспечения обороны страны. При этом фактор вооруженной борьбы продолжает играть ключевую роль при выработке стратегий национальной безопасности и других концептуальных документов государств, регламентирующих процессы военного строительства и прочие военно-политические процессы как в мирное, так и в военное время.
Теоретические вопросы ГВ отражены в работах отечественных специалистов Андрея Кокошина и его коллег, Федора Ладыгина, Сергея Глазьева, Константина Сивкова, Владимира Суворова, Владимира Винокурова, Игоря Бочарникова, Андрея Ильницкого, Анны Виловатых и др. Попытки философского осмысления проблемы предпринимают Марина Кривко, китайский аспирант в МГУ Го Фенли.
В отечественном военно-политическим дискурсе определенную поддержку получило следующее определение: «Под ГВ следует понимать координированное использование страной-агрессором многочисленных видов (инструментов) насилия, нацеленных на уязвимые места страны-мишени с охватом всего спектра социальных функций для достижения синергетического эффекта и подчинения противника своей воле».
Удачным примером инновационного подхода к исследованию информационно-психологических аспектов ГВ выглядит коллективная монография под редакцией известного геополитика и философа Игоря Кефели «Пролегомены когнитивной безопасности». Авторский коллектив сосредоточил внимание на комплексном исследовании проблем когнитивной безопасности в контексте введения в когнитологию – область междисциплинарных исследований, объединяющую творческий поиск философов и психологов, нейробиологов и филологов, социальных антропологов и представителей технических и физико-математических наук. Еще одним мотивом для написания этого труда явилась необходимость ответа на действия НАТО в концептуальном обосновании ведения когнитивной войны (альянс открыто заявляет, что она должна осуществляться против России и других «тоталитарных государств»), нацеленной на манипулирование и перестройку человеческого сознания.
Ответом отечественной науки и техники на подобный вызов должны стать в первую очередь теоретико-методологическое обоснование когнитивной и культурной безопасности, разработка технологий их обеспечения.
МИРОВАЯ ГИБРИДНАЯ ВОЙНА
Дальнейшим расширением понятия ГВ послужило введение определения мировой гибридной войны (МГВ): «Под МГВ предлагается понимать многомерный межцивилизационный военный конфликт, в ходе которого стороны прибегают к целенаправленному адаптивному применению как военно-силовых способов борьбы, так и экономического удушения противника, использования подрывных информационных и кибертехнологий» («МГВ в стратегии США и НАТО», «НВО», от 26.02.22).
В широком понимании смысл МГВ состоит в борьбе за влияние и доступ к ресурсам на пространствах Большой Евразии, Большого Среднего Востока, Африки и Латинской Америки в противовес конкуренции за технологическое лидерство между Западом и Востоком в предыдущие годы.
В узком понимании смысл МГВ, ведущейся США и их союзниками против России, заключается в ликвидации российской государственности, фрагментации страны и переводе отдельных ее частей под внешнее управление. Следующим шагом станет установление контроля над другими частями Евразии – Китаем, Индией и другими государствами, которые пока выступают в роли наблюдателей.
Инструментами МГВ служит триада: информационно-психологическая война, цветная революция и прокси-война.
ЗАПАДНЫЕ ОПРЕДЕЛЕНИЯ
Зарубежные военные специалисты вкладывают в понятие ГВ достаточно широкий смысл. По мнению аналитиков из нидерландского института «Клингендаль», ГВ считается конфликт не только между государствами, но и между политическими акторами (странами, коалициями, региональными организациями, террористическими и экстремистскими группировками и пр.), который его участники стремятся удержать ниже порога открытого вооруженного конфликта при интегрированном применении инструментов и форм противоборства, используемых в рамках единой стратегии, охватывающей дипломатию, военное дело, экономическое и информационно-психологическое воздействие на противника.
Встречается и другая трактовка феномена ГВ – как военного конфликта, сочетающего регулярные («симметричные») боевые действия с элементами асимметричных войн. Американский военный теоретик Джек Маккуен определяет гибридную войну как «комбинацию симметричной и асимметричной войн». В рамках этого подхода все войны могут рассматриваться в качестве потенциально гибридных.
Еще в 2005 году экс-министр обороны США Джеймс Мэттис и его коллега Фрэнк Хоффман в работе «Будущая война: восхождение ГВ» спрогнозировали нарастающую угрозу такого рода конфликтов. Хоффман уточнил: в ГВ асимметричная компонента имеет решающее оперативное значение на поле боя, в отличие от обычных войн, где роль асимметричных игроков (например, партизан) состоит в отвлечении сил противника на поддержание безопасности вдали от театра военных действий (ТВД). Но при таком ракурсе из анализа выпадает ведение ГВ в мирное время.
Основываясь на результатах многолетней дискуссии, лондонский Международный институт стратегических исследований в 2015 году предложил определение ГВ: «Использование военных и невоенных инструментов в интегрированной кампании, направленной на достижение внезапности, захват инициативы и получение психологических преимуществ, используемых в дипломатических действиях; масштабные и стремительные информационные, электронные и кибероперации; прикрытие и сокрытие военных и разведывательных действий в сочетании с экономическим давлением».
|
|
Среди высших военачальников – знатоков методов и практик ведения вооруженных конфликтов нового типа западные эксперты выделяют начальника Генерального штаба ВС России Валерия Герасимова. Фото Владимира Карнозова |
При всех расхождениях трактовок ГВ и ее инструментов как многие отечественные исследователи, так и зарубежные аналитики едины во мнении, что суть гибридизации военных конфликтов заключается в задействовании регулярных и иррегулярных силовых элементов, а также несиловых форм и способов противоборства (в финансово-экономической, административно-политической и культурно-мировоззренческой сферах) с конечной целью подрыва власти легитимного правительства какого-либо государства.
Сравнительный анализ терминологии ГВ позволяет выделить существенные общие элементы:
– использование военных и невоенных инструментов в интегрированной кампании, в сочетании с мероприятиями информационного противоборства;
– возрастание значения асимметричных и непрямых действий;
– применение силовых мер скрытого характера в сочетании с действиями сил спецопераций и использованием протестного потенциала населения.
В целом, несмотря на обстоятельные военно-теоретические дискуссии по проблеме ГВ и длительное применение на практике гибридных стратегий, научному сообществу пока не удалось выработать единого понимания феномена. Это еще раз подчеркивает сложность и неопределенность этого вида конфликта.
ИНСТРУМЕНТЫ И СТРАТЕГИИ
Информационно-психологическая война (ИПВ) представляет собой осуществляемую по единому замыслу и плану совокупность форм и способов воздействия на сознание всех слоев населения государства-мишени ГВ для искажения картины восприятия мира, разрушения основ национального самосознания и типа жизнеустройства с целью дезорганизации мер противодействия агрессии.
Стратегия ИПВ является стержневой, основополагающей составляющей стратегии ГВ и других ее инструментов: цветной революции и прокси-войны.
Прокси-война (proxy war: опосредованная война, война по доверенности, война чужими руками) – международный конфликт между двумя странами, которые пытаются достичь своих целей с помощью военных действий, происходящих на территории и с использованием ресурсов третьей страны, под прикрытием разрешения внутреннего конфликта в этой третьей стране. («Прокси-война как определяющий фактор военных конфликтов XXI века», «Военная мысль» 2023, № 5).
Использование этого понятия получило распространение при определении вида военного конфликта, когда в условиях существования ядерного оружия мировые лидеры предпочитают противоборствовать не напрямую, а по доверенности через своих агентов. Прокси-агенты могут иметь традиционный формат (нации-государства, их союзы и коалиции, международные организации).
Другую, неклассическую группу прокси-агентов формируют частные военные компании (ЧВК), вооруженные формирования политических партий, национально-освободительных движений, транснациональных корпораций (ТНК), ополчения по национальному или конфессиональному принципу, вооруженные формирования непризнанных государственных образований, наемники и т.д. («Сербия в ожидании прокси-войны», «НВО», от 22.06.23).
Цветная революция – технология организации государственного переворота и перевода страны под внешнее управление в условиях искусственно созданной политической нестабильности, когда воздействие на власть осуществляется в форме политического шантажа, а основным его инструментом выступает специально организованное протестное движение.
ГИБРИДНЫЕ УГРОЗЫ И ПРОТИВОДЕЙСТВИЕ ИМ
ГВ включает в себя реализацию комплекса гибридных угроз в рамках гибкой стратегии, имеющей долгосрочные цели. Использование комплекса гибридных угроз базируется на применении дипломатических, информационных, военных и экономических средств для дестабилизации противника. Гибридные угрозы соединяют регулярные и иррегулярные возможности нанесения ущерба противнику и позволяют концентрировать их на нужных направлениях и объектах для создания эффекта стратегической внезапности
Инструментами ГВ являются гибридные угрозы, которые объединяют широкий диапазон враждебных действий и намерений. Таких как кибервойна, сценарии асимметричных военно-силовых конфликтов низкой интенсивности, глобальный терроризм, пиратство, незаконная миграция, коррупция, этнические и религиозные конфликты, угроза безопасности ресурсов, демографические вызовы, транснациональная организованная преступность, проблемы глобализации и распространение оружия массового уничтожения.
Гибридные угрозы – это объединение дипломатических, военных, экономических и информационно-коммуникационных методов воздействия, которые могут быть использованы государственным или негосударственным субъектом для достижения особых целей, не доходя при этом до формального объявления войны.
Гибридная угроза характеризуется не только масштабом, но и динамикой изменений качественного и количественного состояния потенциальных и реальных факторов опасности, определяющих выбор страны в качестве серой зоны – театра гибридной войны, а также используемую стратегию.
Гибридные угрозы наряду с некоторыми другими факторами обусловливают ключевые проблемы выживания человечества и обеспечения глобальной безопасности. Главными из таких факторов, по мнению Константина Колина, являются следующие:
– предотвращение ядерной войны и гибели человечества в результате глобальной климатической катастрофы;
– восстановление жизненно важных экосистем планеты;
– сохранение человеческого облика людей и биологического вида Homo sapienc.
Приоритетной задачей является прекращение войн и региональных военных конфликтов с последующей демилитаризацией мировой экономики и высвобождением ресурсов для противодействия экологическим, климатическим и гуманитарным угрозам XXI века.
Высокая динамика перехода гибридных угроз из категории потенциальных к реально действующим требуют тщательной предварительной проработки на государственном и союзническом уровне мер по противодействию. Такие меры должны включать:
– предотвращение стратегической внезапности применения комплекса современных подрывных технологий;
– выработку индикаторов, позволяющих оперативно определять степень угрозы дестабилизации системы политического и военного управления страны, ее социально-экономических структур, культурно-мировоззренческой сферы;
– своевременное вскрытие мест, уязвимых для гибридных угроз, а также определение возможного состава гибридных угроз, которые могут быть сформированы для воздействия;
– определение в рамках нормативно-правовой базы существующих организаций по обеспечению коллективной безопасности (например, ОДКБ) и в национальных законодательствах положений, позволяющих оперативно определить сам факт агрессии, осуществляемой с применением современных подрывных технологий, и оказание объекту такой агрессии необходимого содействия;
– разработку государственной концепции по противодействию цветным революциям и ГВ, как в России, так и на пространстве СНГ;
– подготовку кадров, способных эффективно противостоять угрозам нового типа;
– принятие необходимых мер в общем русле подготовки страны и ее ВС ко всему спектру возможных войн и конфликтов современности.
|
| Рисунок автора |
Современная операционная среда (СОС, Сontemporary operating environment, COE) – это общая операционная среда, диапазон угроз в которой простирается от мелких, не столь технологичных противников, использующих адаптивные асимметричные методы, до более крупных модернизированных сил, способных атаковать развернутые силы США традиционными и симметричными способами (А.А. Бартош, «Серые зоны» как ключевой элемент современного операционного пространства ГВ», «Военная мысль» 2021, № 5).
Тенденции формирования СОС:
противники оспаривают все области, включая электромагнитный спектр и информационную среду, где доминирование США не гарантировано;
меньшие армии сражаются на расширенном поле боя, которое становится все более смертоносным и гиперактивным;
национальным государствам труднее навязывать свою волю в политически, культурно, технологически и стратегически сложной среде;
ряд государств умело конкурируют ниже уровня вооруженного конфликта, что затрудняет сдерживание.
Свойства нелинейности и неопределенности СОС в высокой степени присущи «серой зоне» (СЗ), которая представляет собой политическое стратегическое пространство, в пределах которого международная система, балансируя на грани войны и мира, переформатируется под правила нового миропорядка. СЗ имеет и пространственное измерение, определяемое географическими границами театра ГВ.
В СЗ подлежат изменению нормативно-правовые положения, институты, национальные интересы и приоритеты государств. Операции в СЗ воплощают одну из версий американской стратегии принудительного сдерживания, построенной на технологиях ГВ.
Такие операции позволяют конкурировать с государствами, находясь ниже порога обычной войны и действий, которые могут вызвать международную реакцию. Отсюда и термин СЗ как промежуточная среда между черным и белым, войной и миром.
Своеобразными красными линиями, ограничивающими цели, размах и используемые в операции инструменты, являются недопущение эскалации событий до уровня, на котором возможно вмешательство ООН на основе резолюции «Об агрессии» от 14.12.1974, введение в действие статьи 4 Договора о коллективной безопасности ОДКБ или статьи 5 Договора о коллективной обороне НАТО, а также развитие конфликта, способное вызвать жесткие меры реагирования – такие как ужесточение экономических санкций.
Исторически одним из первых примеров создания СЗ стали действия США на Балканах в начале 1990-х, когда была разрушена федеративная Югославия, а территории ее бывших республик превратились в объекты военно-политических манипуляций в интересах США и консолидированного Запада.
Более свежий пример – неудачная попытка добиться той же цели в Белоруссии.
МНОГОСЛОЙНАЯ МОДЕЛЬ СДЕРЖИВАНИЯ
Феномен ГВ и практика СВО существенно изменили подходы к стратегическому ядерному и стратегическому неядерному сдерживанию за счет применения высокоточных дальнобойных средств. В то же время широкое применение нашли доктрины сдерживания принуждением и путем отрицания.
При определении стратегии и тактик видов сдерживания существенная роль принадлежит стратегической культуре, как «совокупности стереотипов устойчивого поведения соответствующего субъекта при масштабном по своим политическим задачам и военным целям применении военной силы, в том числе при подготовке, принятии и реализации стратегических решений. По словам академика Андрея Кокошина, «стратегическая культура является атрибутом не только вооруженных сил или даже государственной машины, а всего народа в целом».
Принуждение (или политическое насилие) – это насилие, применяемое государственными либо негосударственными акторами с целью достижения определенных политических мотивов. В стратегии ГВ принуждение рассматривается как активная наступательная доктрина, рассчитанная на длительный период применения гибридных угроз, включающих меры политического и военного давления, экономические санкции, идеологические подрывные мероприятия.
Сдерживание путем отрицания рассчитано на то, чтобы создать физические препятствия противнику, затруднить ему достижение цели. Эффективность этой формы сдерживания зависит от опасения издержек, которые будут понесены противником во время акта агрессии.
Таким образом формируется своеобразная «матрешка», или многослойная модель сдерживания, элементами или слоями которой являются доктрины:
стратегического ядерного сдерживания;
стратегического неядерного сдерживания;
сдерживания посредством отрицания;
принуждения.
Многослойная модель сдерживания отражает комплексные возможности доктрин, основанных на угрозе применения стратегического ядерного и высокоточного неядерного вооружения дальнего действия, а также дополняющих их доктрин принуждения и сдерживания посредством отрицания («Сдерживание приобретает различные оттенки», «НВО», от 06.07.23).
ЭСКАЛАЦИЯ И ДЕЭСКАЛАЦИЯ
При развитии инструментов ГВ важное место занимают понятия эскалации и деэскалации военных конфликтов.
В работе «Вопросы эскалации и деэскалации кризисных ситуаций, вооруженных конфликтов и войн» Андрей Кокошин и его соавторы Юрий Балуевский, Виктор Есин и Александр Шляхтуров предложили «лестницу эскалации» из 17 ступеней.
Одна из начальных ступеней, предусматривающих ведение ГВ, размещена между ситуацией политического кризиса и развязыванием локальной «обычной» войны. Авторы также пишут о возможности в ходе конфликтных и кризисных ситуаций горизонтальной эскалации наряду с эскалацией вертикальной.
Следует заметить, что внутри выделенной авторами ступени ГВ можно говорить о расширенном самостоятельном применении модели эскалации инструментов гибридного военного конфликта: информационно-психологической войны, цветной революции и прокси-войны.
Политологи Федор Лукьянов и Константин Богданов утверждают, что где-то в глубинах сознания политиков, военных и дипломатов все же присутствует идея, что вероятен обмен ядерными ударами по нарастающей для сдерживания эскалации, и высказывают здравую мысль: «Лучший способ контролировать ядерную эскалацию – просто ее не начинать».
В итоге созревает вывод о крайней опасности предположения, что эскалация имеет якобы широкий диапазон управляемости, что можно дозировать применение ядерного оружия, добиваться эскалационного доминирования и уравнивать ставки на каждой ступени эскалации. На самом деле таких механизмов нет – они чисто психологические.
ВЫВОДЫ
Здесь перечислены лишь некоторые базовые новые понятия, которые должны найти отражение в осмыслении МГВ как нового социополитического феномена.
Использование этих и некоторых других понятий в научных исследованиях и практической деятельности выводит на более широкий (системный) уровень обобщения с учетом в качестве приоритетного фактора изменчивости (трансформации) явлений.
Сочетание традиционных и гибридных видов войн и конфликтов является определяющим фактором для военных стратегий современности. Если применение гибридных методов позволяет достигать цели без открытого военно-силового вмешательства (например, в цветной революции), то традиционные конфликты в обязательном порядке включают гибридные технологии.
Свойство ГВ выступать интегратором обычных, нерегулярных и асимметричных средств в сочетании с постоянными манипуляциями политическими и идеологическими составляющими активно используется в стратегиях наших геополитических противников.
При основополагающей роли ВС для успешного противостояния в ГВ, России и дружественным государствам следует объединить усилия своих правительств, армий и разведок в рамках межведомственной, межправительственной и международной стратегии и максимально эффективно использовать методы политического, экономического, военного и психологического давления и принуждения.
Отсюда вытекает необходимость глубокого изучения особенностей конфликтов XXI века, формирования нового знания о вызовах и угрозах – и разработки на этой основе эффективных мер по обеспечению национальной безопасности России.
Президент Академии военных наук Махмут Гареев вынашивал идею создания с этой целью при РАН секции «Гибридные войны».
Реализация этой идеи позволила бы привести в соответствие с военно-политическими реалиями способность страны к противодействию новым видам агрессии, создать адекватную понятийную базу политического и военного тезауруса. Что послужило бы подспорьем при подготовке документов стратегического планирования РФ, применении в военно-научных исследованиях, в национальном и международном дискурсе.
Андрей Мельников 