Сергей Уянаев
Владимир Путин и Си Цзиньпин поддерживают тесные контакты. Фото с официального сайта президента РФ
Практически вслед за антироссийскими санкциями по Украине, объявленными США и ЕС, во многих СМИ стала отчетливо звучать оценка, по которой для России теперь весьма вероятен и даже «необходим» поворот на Восток, прежде всего «лицом к Китаю». Для свидетельства часто привлекаются «правительственные источники РФ». Российско-китайская тема в «украинском» контексте приобрела тем большую актуальность, когда прояснилось, что Пекин явно уклонился от прямой критики Москвы. И все это – на фоне официального саммита КНР–РФ в китайской столице, который пройдет во второй половине мая.
«Разворот» или эффект катализатора?
Есть очевидный соблазн в том, чтобы приписать нынешний рост московских симпатий к Поднебесной, и в целом к Азии и АТР, некоему рефлекторному порыву, который спровоцирован украинским кризисом, Крымом и потянувшимся с Запада шлейфом санкционной истерики. Но, похоже, такой взгляд был бы лишь не самой большой частью правды. Поэтому попытаемся посмотреть на картину чуть шире.
В этом случае сложно не заметить, что необходимость адекватного восприятия естественного геополитического положения России как страны «двуглавого орла», который смотрит и на Запад, и на Восток, еще с первых страниц новейшей российской истории отстаивалась многими отечественными экспертами-востоковедами. Но что более важно, такое понимание – своего рода стремление опираться на оба крыла – в последнее время находило все большее отражение и в шагах официального руководства РФ.
Согласимся, что два года назад даже самые прозорливые прогнозисты вряд ли могли предвидеть нынешний разгул майдана, крымскую реакцию Москвы, а вслед за этим и четыре пакета антироссийских западных санкций. Однако именно тогда, в самый канун весны 2012 года, кандидат в президенты РФ Владимир Путин наряду с упоминанием важности нормальных связей с США и ЕС счел нужным прямо указать на «колоссальный потенциал делового сотрудничества» России с КНР и связанный с этим шанс «поймать китайский ветер» в паруса российской экономики.
Более того, спустя полгода после этого программного выступления прошло событие, которое как никакое другое послужило, по сути, громкой декларацией евро-тихоокеанской самоидентификации РФ – под ее председательством прошел саммит АТЭС во Владивостоке. А в преддверии этого крупнейшего регионального форума президент страны однозначно подчеркнул, что Россия «исторически, географически – неотъемлемая часть АТР», причем «полноформатный выход на азиатско-тихоокеанское пространство» РФ рассматривает как важнейший залог своего успешного будущего, включая решение стратегически важной задачи «развития сибирских и дальневосточных регионов».
Иными словами, внимание к связям с Китаем и АТР, желание развивать сотрудничество в структурах РИК и БРИКС продвигались как минимум последние полтора десятилетия. Хотя продвигались и нелегко, лишь постепенно преодолевая памятные по ранним 1990-м лимиты одностороннего евроцентризма. Заметим попутно, что лимиты эти, похоже, еще далеко не изжиты и поныне.
Вот почему весной 2014-го, невзирая на оговорки, вряд ли стоит говорить о каком-то резком «развороте» России на Восток. Скорее речь идет о том, что в условиях инициированного Западом курса на изоляцию РФ импульсы к усилению ее взаимодействия с КНР и другими восточными соседями существенно возрастают. «Украинский синдром», таким образом, скорее не причина, но катализатор, хотя потенциально весьма важный.
Наилучший период в отношениях Москвы и Пекина
Какой из следующих отсюда потенциальных выводов выглядит наиболее корректным? В попытке разобраться хотя бы пунктиром проследим основное содержание и общие тональные ноты современного российско-китайского диалога. Сразу заметим, что «ноты» эти, особенно на уровне официальных деклараций, зачастую весьма высоки и оптимистичны: лидеры двух стран уже не один год называют нынешний период наилучшим в 400-летней истории двусторонних отношений. И к тому действительно есть основания.
Во-первых, вовсе не выглядит пустым звуком много лет повторяемые в обеих столицах положения о совпадении коренных интересов – необходимость мира на протяженной совместной границе, потребность в экономическом и ином сотрудничестве в интересах внутреннего развития, обоюдная заинтересованность во взаимоподдержке на международной арене.
Во-вторых, весомым выглядит реальный 20-летний багаж позитивных достижений сотрудничества. В 2001 году подписан фундаментальный Договор о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве, заложивший юридическую базу отношений. За последующие годы сторонам впервые в истории удалось решить вопрос о границе: в 2008 году была завершена ее полная демаркация, тем самым между Москвой и Пекином официально снят главный вековой раздражитель. Создан по-своему уникальный механизм разветвленных и многоярусных контактов. Подсчитано, например, что в новом столетии в формате президент РФ – председатель КНР прошло около полусотни отдельных личных встреч. Взаимная торговля с 2001 по 2013 год увеличилась в девять раз – почти 90 млрд долл. ее объема делают Китай главным среди всех других торговых партнеров РФ. Реализуются программы энергетического, межрегионального, инвестиционного, оборонного и других видов сотрудничества. Ширятся гуманитарные контакты. Масштабно взаимодействие по международным вопросам.
 |
| Тяньваньская АЭС – объект сотрудничества РФ и КНР.
Фото c сайта www.atomic-energy.ru |
Наконец, в-третьих, речь идет о, похоже, прочно заданном позитивном алгоритме отношений по меньшей мере на обозримые 10–15 лет. Пятое поколение китайских лидеров, которое будет у руля практически до середины 2020-х, декларирует курс на развитие отношений с РФ и подкрепляет это реальными шагами. Было бы упущением не учитывать и личностный момент: глава КНР Си Цзиньпин, не раз проявлявший почтение к русским писателям – от Пушкина и Чернышевского до Шолохова и Николая Островского, неизменно говорит о симпатиях к России и называет Владимира Путина, с кем за истекший год встречался шесть раз, своим «давним другом».
Свежий пример уровня связей – как раз позиция Пекина по Украине. С осторожностью оценивая деликатные для себя вопросы суверенитета и территориальной целостности (Тибет, Синьцзян, Тайвань) и учитывая собственные, в том числе экономические, интересы в Украине, КНР на официальном уровне заняла сдержанную позицию, выступив за универсальные принципы международного права и мирное урегулирование. Тем не менее де-факто Пекин отмежевался от развернутой на Западе антироссийской риторики, а председатель КНР в телефонном разговоре с президентом РФ выразил мнение, согласно которому «тот факт, что ситуация в Украине дошла до такой стадии, наверняка имеет свою причину».
Гораздо определенней позиция Китая прозвучала на неофициальном, общественном уровне, включая выступления крупнейших китайских СМИ: Китай недвусмысленно заявил о необходимости «оказать России поддержку», выступил с осуждением подходов Запада.
Не обходится без шумов и шероховатостей
Конечно, было бы наивно рассматривать восточного соседа через розовые очки. В отношениях двух стран достаточно наболевших вопросов – сохранившихся исторически и сравнительно новых. Существуют заметные порой ограничители, которые, говоря официальным языком, создают шумы и шероховатости.
Имеются торгово-экономические трения, когда, например, стороны годами не могут согласовать ценовые вопросы, в том числе в еще обсуждающейся сфере поставок российского газа. Слабо продвигается инвестиционное сотрудничество. Россию не может удовлетворить в основном сырьевая для нее структура двусторонней торговли. Немало еще предстоит сделать и на пути укрепления взаимного доверия: в обеих странах еще присутствуют различные взаимные фобии и недооценка значения развития китайско-российских отношений. Кроме того, в сфере, к примеру, внешней политики стороны внимательно наблюдают за действиями друг друга в отношении США и Запада, стран Южной и Центральной Азии.
К слову, в последнем случае Москве и Пекину придется, вероятно, вскоре ответить на вызов, проистекающий из выдвижения ими параллельных геополитических проектов, рассчитанных на реализацию в том числе в среднеазиатских республиках бывшего СССР. Речь идет об идее Евразийского экономического союза и выдвинутой в сентябре минувшего года пекинской концепции «экономического пояса Шелкового пути», которая, похоже, как и проект ЕЭС, преследует системные интеграционные цели. Компромисс, видимо, возможен, о чем говорят, например, уже озвученные Китаем призывы России «встать на новый Шелковый путь» вместе, но поиск консенсуса вряд ли будет легким.
Одна из причин – известная переговорная жесткость партнеров. В тех же украинских делах китайские эксперты, говоря о необходимости «не допустить ослабления России», прямо подчеркивают, что единственным критерием могут служить исключительно китайские интересы.
Майский Пекин: интересы России
Что на этом фоне уместно ждать от майских переговоров в Пекине? Прежде всего интересам России отвечало бы закрепление взаимопонимания, наметившегося «после Крыма» и в ходе последующего развития украинских событий, включая запуск «Женевского процесса».
Далее, Москва вряд ли откажется, если не афишируемая готовность Китая «поддержать Россию» обретет в Пекине контуры своего рода конкретной «дорожной карты». Речь идет не только о том, чтобы Китай и впредь сохранял позицию, независимую от давления США. РФ ныне особо заинтересована в активном продвижении экономического, инвестиционно-финансового и других видов российско-китайского сотрудничества, что может оказаться достаточно актуальным в случае усиления западного «санкционного нажима». Разумеется, что свою часть пути в деле прорывов по целому ряду «застойных направлений» неминуемо придется пройти самой России.
Если не в ходе визита Путина в Пекин, то вскоре после него наблюдатели вправе ждать подвижек в энергетической, углеводородной сферах. Прежде всего в вопросе о финальном «ценовом» усилии и выходе в практическую плоскость проекта по поставкам в КНР природного газа. Угрозы антироссийских «газовых санкций» подчеркнули важность не один год декларируемой диверсификации маршрутов российского нефтегазового экспорта.
Реальность проекта опирается на серьезные встречные заинтересованности Китая, который в ближайшие четверть века более чем утроит свои газовые потребности. А они в значительной мере (в 2012 году почти на 30%) покрываются за счет импорта.
Решение назрело, поскольку от западноевропейских рынков все еще зависит 70–75% экспорта российского природного газа и до 70% – сырой нефти. В то же время доля РФ в китайском импорте нефти не превышает 9%, а поставки газа из РФ измеряются пока мизерными объемами СПГ.
Еще одна тема – вопрос о возможности повышения их статуса до уровня «союза». Ответ на него был дан президентом РФ в ходе «Прямой линии» 17 марта, когда было сказано, что РФ, стремясь к развитию связей, «не думает» о блоке с Китаем. Так что рассуждения о возможности и желательности союза-блока (они есть и в Китае, и в РФ) все еще остаются на обочине экспертного «мейнстрима». Превалирует мнение, что достаточно партнерского статуса, тем более что он подкреплен статьей 9 российско-китайского договора от 2001 года, предусматривающей, что в случае угрозы безопасности сторон они вступают в «незамедлительные консультации» для ее устранения.
Общей же задачей визита президента РФ в Пекин видится дальнейшее продвижение к реальной и системной диверсификации, которая касалась бы не только газового экспорта, но и всех сфер международной политики страны. Ее цель – вовсе не искусственное занижение значения связей с Западом, поскольку очевидно, что их замораживание контрпродуктивно для России, и, надо надеяться, оно не станет необратимым. Цель – максимальная защита международных интересов РФ, что может и должно быть обеспечено на путях сбалансированного многовекторного курса, в рамках которого и евро-атлантическое, и азиатско-тихоокеанское направления имели бы самодостаточное, самоценное значение.
