Александр Шумилин
Официально ВКС России используют в Сирии только авиабазу Хмеймим. Фото с сайта www.syria.mil.ru
Минул год с начала операции российских ВКС в Сирии. Эта дата совпадает с очередной попыткой реализации плана России и США по установлению перемирия между воюющими сирийскими сторонами – правительством Башара Асада и местными повстанцами. На террористические группировки исламистов условия перемирия не распространяются. Эта ситуация (сохранение двух сторон – режима Асада и повстанцев, а не победа одной из них) стала возможной только благодаря вводу российского авиаконтингента в Сирию в конце сентября 2015 года.
Поскольку эта операция изначально планировалась как краткосрочная, то вполне логично, что, объявляя 15 марта 2016 года о сокращении ее масштабов, Владимир Путин подвел некоторые итоги боевых действий. Общая оценка дана «на отлично», а поставленная перед ВКС РФ задача «в целом выполнена».
Расходы на проведение операции глава государства оценил на тот момент в 33 млрд руб., пояснив следующее: «Мы просто перенацелили эти ресурсы на обеспечение группировки в Сирии. А более эффективного способа подготовки, оттачивания мастерства, чем реальные боевые действия, еще никто не придумал». Принципиально важно также и высказывание российского лидера о том, что решение о частичном выводе группировки ВКС России из Сирии поддержано президентом этой страны Асадом.
На часто задававшийся тогда вопрос, нанесен ли запрещенной в России организации «Исламское государство» (ИГ), заявлявшейся важнейшей целью работы российских ВКС, ощутимый ущерб и достигнут ли перелом в борьбе с террористами в Сирии, ответ давали чиновники соответствующих ведомств. Они приводили цифры, призванные впечатлить российскую аудиторию, но вывод, как правило, делали достаточно скромный. Так, по словам заместителя секретаря Совета безопасности РФ Евгения Лукьянова, «никто не ставил целью победить терроризм только военными методами». Боевая операция продолжается.
«Мягкое» вхождение
Формальным основанием для размещения российского контингента на базе Хмеймим на западе страны стало приглашение российских военных президентом Сирии Башаром Асадом. Для борьбы с террористическими группировками в понимании сирийского лидера, который относит к разряду «террористов» всех своих оппонентов, выступивших против режима с оружием в руках.
То, что развертывание авиагруппы в раздираемой гражданской войной Сирии предприятие рискованное, в Москве понимали достаточно отчетливо, а потому были предприняты попытки подстраховаться в международно-политическом плане. В частности, Москва попыталась добиться согласия Вашингтона разделить ответственность в политическом и военном отношениях в борьбе с террористами в Сирии. Речь шла о возможной договоренности между двумя странами по схеме «химической сделки» 2013 года, которая привела к тому, что США, вместо того чтобы фокусировать внимание на проблеме Асада, начали активно избавляться от химоружия в Сирии – кстати, в партнерстве с Асадом и, разумеется, Россией. На сей раз президенту США Бараку Обаме предлагалось сфокусировать внимание на борьбе с ИГ, также оставив в покое Асада.
Чтобы лучше понять фон, на котором российский лидер предпринимал попытки политических маневров в сентябре 2015 года, следует учесть два важных обстоятельства. Первое – Вашингтон регулярно напоминал Москве о своем приглашении присоединиться к созданной им еще в 2014 году международной коалиции против ИГ (около 60 государств-участников). В Москве это предложение считали неприемлемым, поскольку одной из главных политико-идеологических основ американо-арабской коалиции было неприятие Асада и нацеленность на его смещение (хоть и в неопределенной перспективе). К тому же в Москве считали для себя неприемлемым статус России как рядового члена коалиции, формально управляемой США.
Отсюда проистекает второе обстоятельство: Россия пытается создать собственную коалицию на базе размещенного в Багдаде координационного центра с участием Сирии, Ирана, Ирака. Этот проект получил название «малой коалиции». В ходе встречи с Обамой 29 сентября 2015 года в Нью-Йорке в кулуарах юбилейной сессии Генассамблеи ООН Путин сделал ему предложение объединить усилия двух коалиций, что подразумевало следующее: лидеры обеих коалиций – США и Россия – создают нечто вроде «руководящего тандема» в рамках «широкой коалиции» и при этом, по сути дела, контролируют друг друга. Расчет российской стороны понятен – не допустить разворота коалиции от ИГ к борьбе против режима Асада. При этом заведомо исключался вариант какого-либо контроля с американской стороны за действиями России. С этой целью российская сторона оговаривала недопустимость создания совместного командования.
Этот российский план, однако, практически не имел шансов на успех по ряду причин. Одна из основных та, что Пентагон к тому времени уже активно взаимодействовал с иракской армией и с курдскими группировками против ИГ. Призыв же России к США сотрудничать с «армией Сирии» воспринято публично как неуместное, поскольку режим Асада в целом не мог рассматриваться в Вашингтоне как партнер на поле боя в силу уже накопившегося у него бремени того, что мировая пресса называет «военными преступлениями».
Таким образом, не встретив понимания со стороны США, а также арабских монархий Залива в своих планах «координации антитеррористической борьбы», Москва сочла для себя необходимым ответить на приглашение Дамаска, с тем чтобы начать тесно взаимодействовать с режимом Асада при поддержке со стороны Ирана и ливанской «Хезболлы». 26 августа 2015 года Москва заключила с Дамаском Соглашение о размещении авиационной группы Вооруженных сил РФ на сирийской территории.
Практически тайно переправив боевую технику на территорию Сирии, Минобороны РФ обустроило авиабазу Хмеймим в районе Латакия, населенном в основном сторонниками Асада из числа алавитов. Тем самым Россия вмешалась в гражданскую войну в Сирии, четко позиционировав себя в качестве участника этого внутрисирийского конфликта на стороне Асада против оппозиционных режиму умеренных группировок. Можно констатировать, что Асад добился своей цели, обеспечив вовлечение России в гражданскую войну на своей стороне. Эквивалентно ли это целям и задачам Москвы? Ответ – нет: данный ход стал вынужденным в результате провала попыток объединить усилия с американо-арабской коалицией как наиболее предпочтительный для России вариант действий.
Трудности выхода
Необходимость безотлагательного принятия решения по вводу российского авиаконтингента в Сирию диктовалась в конце сентября и обозначившейся перспективой падения режима Асада под напором вооруженной оппозиции. Затягивать с согласованием вариантов совместных действий с Вашингтоном российское руководство позволить себе не могло. В течение первых нескольких недель авиагруппе ВКС удалось переломить неблагоприятную для Асада динамику на поле боя. Во второй декаде октября стало ясно, что «Асад спасен». Показательным в этом отношении стал его ночной прилет в Кремль на встречу с Путиным 20 октября.
Такое развитие событий стало возможным благодаря концентрации работы российских ВКС по силам, угрожавшим сирийскому режиму, а это в первую очередь группировки умеренной оппозиции. По подсчетам западных экспертов, удары по ним составляли 80–90% вылетов и бомбометаний «МиГов». Эти оценки приводили лидеры практически всех ведущих стран Запада и арабских монархий Залива. То есть, по их словам, на атаки по ИГ приходилась в среднем десятая часть российских бомбометаний. А если учесть, что сирийские повстанцы нередко действовали в населенных пунктах и окрестностях, то удары по ним могли затрагивать и мирное население.
В ставке на Асада (формально это именуется в российских СМИ «недопущением разрушения государства в Сирии») Москва продолжает видеть важный рычаг сохранения своего влияния как на процесс достижения урегулирования, так и на будущее этой страны. Действия ВКС несомненно обеспечили России роль главного военного фактора во внутрисирийском конфликте. Военная мощь РФ транслировалась и в политическое влияние – США видят в России основного партнера в сирийском урегулировании.
Партнерство это, безусловно, вынужденное: до последнего времени Вашингтон воздерживался от приглашения Москвы к совместным действиям авиации против террористических группировок, предпочитая больше осуждать российскую сторону за «неизбирательные бомбардировки», в результате которых гибнут мирные жители, за «потворствование» инициативам режима Асада по блокированию городов и т.д. Но при этом видел в договоренностях с Москвой единственный путь избежать надвигавшуюся гуманитарную катастрофу в Алеппо, Хомсе, Идлибе и др. Недавняя же договоренность министра иностранных дел РФ Сергея Лаврова и госсекретаря США Джона Керри стала в этом отношении исключением: по сути, в обмен на разблокирование Алеппо и прекращение бомбардировок позиций умеренных повстанцев США впервые заявили о готовности пойти на частичное взаимодействие с Россией. Речь идет не о совместных действиях, а о параллельных в отведенных для каждой стороны – России и США – секторах.
Ввиду того что режим Асада, по сути, блокирует перспективы политических договоренностей в Женеве, рассчитывая на военную победу с помощью прежде всего России, Москва оказывается перед выбором. Либо увязание в «войне до победного конца» на стороне Асада с нарастающими потоками крови, беженцев и гневом немалой части сирийцев, либо принуждение Асада к политическому компромиссу, что в конечном счете может быть оценено большинством сирийцев, а также всеми ведущими странами мира.
