В казанском Вавилоне

«Набукко» – опера по легенде об ассиро-вавилонском царе Навуходоносоре II – покорителе Иудеи, который разрушил священный храм Соломона и переселил в Вавилон пленных иудеев. Фото предоставлено пресс-службой театра

«Набукко» Верди появилась впервые в афише Татарского оперного театра им. Мусы Джалиля пятнадцать лет назад как российская репертуарная новинка – раньше, чем была поставлена на сцене Мариинского театра впервые в его истории и спустя два года после ее постановки в Большом. На премьере в 2003 году титульную партию колоритно, как русский Ренато Брузон, исполнил солист Мариинского театра Виктор Черноморцев, тогда постоянный участник Шаляпинского фестиваля – старейшего оперного фестиваля России.

И пятнадцать лет назад, и сегодня музыкальное руководство одной из самых любимых ранних опер Верди был доверено в Казани итальянцам. Тогда это был Марко Боэми, сегодня – Стефано Романи. За эти полтора десятилетия опера не уходила из репертуара, исполнительское мастерство и солистов, и хора год за годом оттачивалось, готовя смену новых иудейских первосвященников, вавилонский вождей и их темпераментных дочерей. От того первого «Набукко» до новой постановочной версии прошла будто целая вечность, как между Новым и Ветхим заветом.

Новый «Набукко» стал приношением историзму и большому постановочному стилю, который очень ценят в этом театре и всеми силами поддерживают. Партитура «Набукко», пожалуй, даже в большей степени, чем, например, «Аида», имеет право на захват большого сценического пространства, в ней оркестр вслед за библейским сюжетом так и норовит вырваться за пределы стен оперного театра на открытый воздух и громыхнуть на всю Вселенную. В ней слышно эхо необъятного ассиро-вавилонского могущества, желание захватить территорию. Молодой Верди щедрыми масляными красками поведал об этом захватывающем воображение периоде истории под стать кинополотнам Ридли Скотта или Джорджа Лукаса.

Имея желание и возможности, ради натурализма и зрелищности здесь есть где размахнуться, как смогли себе позволить размахнуться, например, в Арене ди Верона, где в постановке этой оперы задействована едва ли не тысяча участников. И все же в оперном театре, имеющем не слишком широкую и глубокую сцену, лучше ограничиться эргономичными крупными планами, как и поступил художник Виктор Герасименко. Идею масштабности событий он прописал в стенах «под потолок», компактно раздвигавшихся по принципу жалюзи. Эти стены он сделал в виде нескольких рядов угрюмых, тяжелых, «пуленепробиваемых» щитов с вкраплениями «окон» с копьями – символом армии Навуходоносора.

Лагерь антагонистов – евреев под водительством первосвященника Захарии он поселил в открытый, дышащий, наполненный воздухом и небом гигантский параллелепипед, напомнивший не только светильник, но и отдаленно – прорезанными звездами Давида стенами – фрагмент мемориальной церкви кайзера Вильгельма на Курфюрстендамм в Берлине. Режиссер грамотно манипулировал хоровыми массами в костюмах, заимствованных со страниц исторических энциклопедий, так, чтобы создавать иллюзию и постоянного замешательства толпы (из чего ткалась драматургия оперы), и жестких построений войск, и ритуальных шествий, стараясь избегать монотонности и вампучной карикатурности. Толково выстраивал он и ансамблевые мизансцены. Цветовая гамма евреев символизировала простоту и смирение, а вавилонян – с доминантой сочной лазури в платьях, блеском лат и драгоценных камней в одеянии Навуходоносора – непомерную роскошь и тщету земных благ.

Едва ли можно было считать признаками аутентизма наделение героев активной жестикуляцией, подкрепляющей слова, поскольку жесткой фиксации поз не наблюдалось, но стремление режиссера Ефима Майзеля, сделавшего себя заложником историзма, было налицо. Желание поддерживать жизнь исторически достоверного формата оперы похвально, но влечет за собой соблюдение такого количества деталей, что порой кажется, повышение степени условности давало бы воображению куда больше свободы. Так, если Абигайль обитает в VII веке до нашей эры, то откуда у нее вдруг появляется фасон коктейльного платья образца последней трети ХХ века, почему она прибегает с почтальонской тряпичной сумкой через плечо с железной фурнитурой или выходит с королевским воротником совершенно из другой оперы?

Громадной силой «Набукко»-2018 стала музыкальная составляющая, не оставившая сомнений в том, что репетиционный период был соблюден по всем европейским канонам. Соло, дуэты, ансамбли и хоры звучали слаженно, без сбоев, а зачастую и с завидным искрящимся блеском. В оркестре маэстро Романи умело расставлял тембровые контрасты, высвечивая крупные и общие планы оркестровых групп и выводя на громокипящие, но отнюдь не оглушающие умные тутти. Оба состава солистов в двух премьерных спектаклях оказались равноценными по техническим и артистическим параметрам.

Набукко Бориса Стаценко, много работающего в немецких театрах, захватывал своей опытностью, отточенностью, многогранностью и глубиной интонаций, психологизмом образа. Что и говорить, если он поет эту партию уже более 15 лет, а в свое время шлифовал ее с самим Пьеро Капуччилли в Вероне. Ему под стать была статная красавица Абигайль Зои Церериной. Расчетливо, стратегически точно расставляя выразительные акценты, хищно сверкая в верхнем регистре, высекала она партию своей алчущей власти героини, словно клинком на скрижалях Вечности. Оба они придавали спектаклю немецкий стиль.

Сильной соперницей выступила обладательница красивейшего меццо-сопрано Дарья Рябинко (Фенена), то и дело норовящая занять этот драмсопрановый трон. Европейский вокал Андрея Валентия делал из его героя – первосвященника Захарии – вполне современного религиозного мыслителя. Второй спектакль прошел с роскошным украинским акцентом. Шаляпинский фестиваль с давних пор высоко ценит и тепло привечает солистов Киевской оперы. Зычным басом Захарии одарил слушателей Сергей Ковнир, чувственной романтичностью своего тембра – Геннадий Ващенко и сногсшибательным объемом своего феноменального драматического сопрано – Оксана Крамарева, которую хотелось слушать бесконечно. Богатейшая природа ее голоса сочеталась с великолепной техникой, способностью в равной степени выигрышно плотно и сокрушительно звучать на форте, обретать легкость в пассажах и филигранно, не теряя красок, уходить на пиано, что особенно пригодилось ей в предсмертном ариозо прощения Абигайль…

Фестиваль продлится до 22 февраля, представив галерею оперных шедевров Верди, Чайковского, Мусоргского, Пуччини, Россини, Гершвина, и завершится двумя международными гала-концертами.