Людмила Семеняка: "Бог распорядился так, что мой сын родился в день рождения Мариуса Петипа"

Людмила Семеняка считает, что свобода в танце – это самое важное. Фото РИА Новости

В 2018 году в России отмечают 200-летие со дня рождения балетмейстера и педагога Мариуса Петипа. В Санкт-Петербурге откроют мемориальную доску Петипа, по всей стране пройдут приуроченные к событию выставки, премьеры и фестивали. Народная артистка СССР, балерина и педагог Большого театра Людмила СЕМЕНЯКА рассказала корреспонденту «НГ» Елизавете АВДОШИНОЙ о своем ощущении хореографии Петипа, его сказках, принцессах и принцах, вспомнила свои главные петиповские партии и поделилась педагогическими наблюдениями.

– Людмила Ивановна, что означает фигура Петипа и его творчество для вас лично? Вы – воспитанница петербургской школы, которую он создал, танцевали ведущие партии в балетах Петипа на протяжении многих лет. Менялось ли с течением времени ваше личное восприятие его хореографии?

– Поскольку я выпускница школы Агриппины Яковлевны Вагановой и мне суждено было попасть к педагогам, которые непосредственно были ее учениками, то, что происходило со мной дальше, всегда сопровождалось атмосферой, где звучало это имя, с годами ставшее для меня наивысшим значением классического танца. Я взрослела, танцуя с детских лет хореографию Мариуса Ивановича и редакции его балетов, я воспитывалась на них. Петипа занимает очень большую часть моей души…

Когда я стала балериной, не только относилась к этому имени с уважением, исполняя его репертуар, но и выступала интерпретатором его творчества. Сегодня я уже передаю следующим поколениям этот материал и понимание всей красоты того, что было им создано. Мы постигаем его наследие через учителей и людей, которые хранят его творчество в наилучшем понимании. Например, благодаря такому художнику как Юрий Григорович, который является главным интерпретатором и исследователем тем и балетов Петипа.

Думаю, что сегодня классика становится публике все дороже. Ведь что мы называем классикой? Внутреннюю потребность погрузиться в то, чем дышали наши предшественники. Особенно в России, где много говорят о том, как царский балет переходил в советский, а потом в русский. Петипа во все времена оставался русским, благодаря поколениям, которые продолжали вливать новые силы в его хореографию. Благодаря артистам, подарившим миру русскую школу. Екатерина Вазем, Серж Лифарь, Анна Павлова, Ольга Спесивцева и Тамара Карсавина, безусловно, Сергей Дягилев – всех не перечесть.

– Ваша основная творческая жизнь состоялась на московской сцене. Есть ли различия между московскими и петербургскими интерпретациями хореографии Петипа по исполнительской манере, акцентам?

– Для меня это уже давно слитное уникальное явление. Меня всегда волновало: а как понимаю я, как трактую? Школу я получила, а дальше, придя в театр, я начала интерпретировать. Петипа очень современен именно той свободой трактовки, которую он дает, потому что разносторонность его хореографии позволяет размышлять, учит миропониманию. Но самым главным является тот музыкальный материал, к которому Петипа обращался. Великие артисты вместе с ним придумавшие такие балеты, как «Спящая красавица», «Раймонда», «Баядерка», «Пахита», «Корсар» (бесконечная сокровищница!), жили рядом с ним, создавали всю художественную палитру, которой мы сегодня пользуемся. Ценно, что музыка и балет в спектаклях Мариуса Ивановича Петипа и Петра Ильича Чайковского взаимопроникновенны, музыка дает полное смысловое погружение в хореографию.

Свободу мне давали педагоги, которые передавали бесценный материал, и никто никогда не заковывал меня ни в какие каноны. Школа и стиль остаются для меня неприкосновенными, но с учениками я добиваюсь именно свободы в танце. Нужно «достать» их личные качества, чтобы они смогли подать классический материал как живой, осмысленный, глубокий с точки зрения идейного воплощения.

Без образов Петипа освоение современной балетной «литературы» было бы невозможно. Без Мариуса Ивановича никто пока не обошелся. Поэтому нет сомнения, что его наследие сохранится в сегодняшнем потоке новых течений. Балеты Петипа – подлинное наше богатство. Это храм, если хотите.

Мне повезло, я все это получила от таких мастеров, как Галина Уланова, Марина Семенова, Ирина Колпакова, Наталья Макарова и, конечно, Юрий Григорович. Я благодарна этим людям-легендам. И счастлива, что в моем танце критики отмечали аристократизм нашей русской классической школы, полученный по наследству.

В партии Одетты в балете "Лебединое озеро". Принц Зигфрид - Александр Годунов. Фото из музея Большого театра (с официального сайта театра)

– Какие у вас воспоминания о самой первой роли на большой сцене – Одетты-Одиллии в «Лебедином озере»?

– Первый спектакль – мое рождение как Одетты-Одиллии – главный в моей жизни. И я благодарна своим партнерам за то, что они умели быть настоящим принцами. Александр Годунов, Александр Богатырев, Марис Лиепа, Михаил Лавровский, Лоран Илер, Фарух Рузиматов, Фернандо Бухонос, Михаил Барышников, Сергей Викулов, Юрий Соловьев– еще в Кировском театре… Все они незабываемы!

Любят говорить, что, если бы Чайковский сочинил только «Лебединое озеро», этого бы хватило на века. Эта музыка – из космоса. Многие балетмейстеры интерпретировали этот спектакль по-своему, но сохраняли первозданную идею, и прежде всего изумительные танцы Мариуса Петипа и Льва Иванова. В моей жизни главная – редакция Григоровича, но танцевала я и предыдущую московскую – Мессерера и Горского, и Бурмейстера в Шведской королевской опере, и Нуреева в Гранд-опера. Но где бы я ни танцевала, лучшей остается редакция Большого театра – по танцевальному и философскому воплощению.

Я и сама удостоилась чести поставить «Лебединое озеро» в Екатеринбургском театре оперы и балета с труппой высокого исполнительского уровня. Это потребовало от меня не просто интерпретации классического варианта, а еще и представления собственной версии, замысла, что было мне доверено. Я изучила партитуру, запись, материалы в большом количестве. Сколько я переслушала и передумала, вновь погружаясь в это гениальное произведение!

– Ваше исполнение Авроры в «Спящей красавице» стало своеобразным символом этого балета. Что для вас главное в этом образе?

– Мне очень приятно, что зрители вспоминают мою Аврору. Для меня этот образ, как говорил поэт, «чистейшей прелести чистейший образец». Если посмотреть на все творчество Петипа и Чайковского, то не случайно высвечивается именно эта сказка, она несет кристальную чистоту, образ мечты, веры в любовь, добро. Мой образ рождался с детства. Наверное, во мне были черты естественности, непосредственности, а музыкальности уж точно.

Я танцевала музыку. В этом всегда было мое преимущество, как балерины. Все мои встречи с дирижерами были запрограммированы Богом. Они многому меня научили и подняли мое искусство на новую ступень. Я должна была достигнуть такого уровня, чтобы давать пространство интерпретации дирижеру. Мне повезло – я работала с Евгением Светлановым, Альгисом Жюрайтисом, Александром Копыловым, со многими выдающимися дирижерами по всему миру – Парижской национальной оперы (Мишель Кеваль), Американского балетного театра, театра «Колон» в Буэнос-Айресе (Бруно Дасталь). С дирижерами у меня всегда был контакт, оттого я была свободна в танце.

Отталкивалась всегда от нашей интерпретации, от Большого театра, потому что я здесь выросла как артистка. И мне было так радостно ездить по миру и убеждаться, что, встречая русскую балерину, все выражали почтительное уважение и восхищение. Я светилась от того, что меня так принимают. «Спящую красавицу» Юрий Николаевич позволил мне станцевать с тем состоянием, которое я, как ребенок, сберегла в сердце. Для меня его редакция – канон. Григорович подарил Принцу бесценные танцы. То, как вылетает Принц в сцене охоты – такую вариацию сочинить – это же шедевр!

– Какая следующая партия Петипа была для вас важной?

– Партия Раймонды, которая состоялась в центре моей балетной жизни. Рождаешься принцессой, но когда-то ты должна стать королевой. Принцессой мне помогла стать Галина Сергеевна Уланова, а довершила рисунок сценического образа Марина Тимофеевна Семенова. Два бесценных дара я получила от них – Аврору и Раймонду. У балерин часто звучит либо одна, либо другая. В моей судьбе удались обе роли. Сегодня моя творческая жизнь продолжается, я передаю этот дар Светлане Захаровой, Юлии Степановой, Анастасии Меськовой, Виктории Якушевой и совсем юной Станиславе Постновой, с которыми работаю постоянно. С удовольствием вспоминаю работу над образами Петипа с Анастасией Горячевой, Дарьей Хохловой, Анной Никулиной и другими балеринами.

Московская «Раймонда», которую сочинил Юрий Николаевич, отличается неоклассическим звучанием. Он позволил нам интерпретировать хореографию Петипа. Он сделал ее осмысленно современной. После гастролей на Западе писали про наши удлиненные аттитюды, полные поэзии позы. То есть наши балерины получили свободу интерпретации. Свобода в искусстве – вот самое важное.

Я люблю «Раймонду» именно за музыкальное воплощение. Уж какое там было либретто – светская дама подарила свою идею! Юрий Николаевич все бережно сохранил, высветил образы героев, развил сюжет, сделал его более понятным и драматичным. Когда Григорович ставил танцы, музыкальная основа для него была первейшей. Поразительно музыкальная хореография! Все Раймонды в балете Григоровича на сцене Большого театра состоялись, все были прекрасны, начиная от Натальи Бессмертновой (на нее была поставлена версия Григоровича).

В этом спектакле Юрий Николаевич вместе с художником Симоном Вирсаладзе погружал нас в атмосферу историческую, рыцарскую и в то же время фантастическую и условную. А музыка Глазунова для меня была как шарф Раймонды, который ей оставляет ее жених рыцарь Жан де Бриен в качестве символа своей любви (вот такое у меня поэтическое сравнение!). Музыка погружала в экстатическое состояние. А танцы были так летящи, так непохожи на другие балеты!

Знаменитое адажио во втором сне Раймонды мне показывала великая Семенова, и все это является подлинным. Движения Петипа сохранены. Написаны учебники, существуют записи, все мы давно общаемся с Европой, и все имеют доступ к важным историческим документам, исследователи пытливо в них вглядываются, осмысляют старые балеты. Подлинность хореографии Петипа не подлежит сомнению – ведь у нас это переходит не таинственно, а буквально – из ног в ноги. И я всегда добавляю – из души в душу. И уж не сомневайтесь – мы будем стараться сохранить его наследие как можно дольше!

В партии Никии в балете "Баядерка". Солор - Александр Годунов. Фото из личного архива (с официального сайта театра)

– Какой еще балет Мариуса Петипа для вас остается любимым?

– «Баядерка». Балет о человеческой драме, больше всего выражающий социум. Храмовая танцовщица смеет любить и борется за свою любовь. С каким трагизмом на музыку Людвига Минкуса создан образ подлинной жизненной силы! Этот балет особенный: «земное» танцевальное действо решено в одном стиле, но затем он резко меняется и в сцене загробного царства мы видим чистую классику Петипа – пачки, 32 тени. Петипа показывает себя как мастер: образ бесплотных теней потустороннего мира он создает полнокровными «сочными» танцами, требующими виртуозной техники. Танцы в «Баядерке» в основном сохранил Вахтанг Чабукиани, особенно игровые сцены. А акт теней – чистый Петипа. К этой сцене никто не прикоснется, это было бы все равно что согрешить!

– Как вы считаете, почему хореография Мариуса Петипа жива второй век подряд и по сей день остается основой основ балетного театра?

– Петипа появился в России в период расцвета нашего исполнительского искусства. В Петербурге были сильные балерины, и российские, и приезжие, он работал в изумительном окружении звезд, ознаменовавших собой буквально млечный путь имен.

Как же надо предугадать, чтобы и сегодня все эти шедевры влекли? Им постигнуто абсолютное владение техникой, совершенство композиции. Как сильны его ансамбли и драгоценны вариации! Но главное, на мой взгляд, в том, что Мариус Иванович проникся полетом русской души. Тем, чем славен русский балет.

Его музыкальность поразительна проникновением в симфонический смысл. К примеру, образ Авроры в музыке Чайковского разлит во всей полноте симфонического звучания, и это воплощено в хореографии Петипа. Лично я родилась с этой музыкой, и мне оставалось лишь радостно и органично существовать в ней. Балерина должна обладать определенными мышечными, телесными свойствами, внешними качествами, но образ завершен, когда наполнен тобой. Мне легко существовать в материале Петипа, его движения словно мои – абсолютно естественны. С 10–12 лет мы, маленькие, уже их знали, а с возрастом все углубляется. В его материале есть секрет бесконечной интерпретации. Мало кто из балетмейстеров мог поставить так же, чтобы танец ценился и через десятилетия, был современен своей хореографической структурой. Она питает всех-всех балетмейстеров. Все пронизано Петипа. А сохранили это для нас такие выдающиеся люди, как Агриппина Ваганова, Федор Лопухов, Петр Гусев, Константин Сергеев и, для меня самый значительный, воспитавший меня, Юрий Григорович. Видела я и западные постановки и участвовала в них, но везде артисты стараются быть близкими к первоисточнику. И исполнительскому, и музыкальному.

Мне нравится искусство, которое что-то говорит моей душе. Аврору ли я танцую или Фригию в «Спартаке». Сегодня, когда я смотрю спектакли Джона Ноймайера, я вижу, что хореография рождена на основе русско-французско-итальянской школы, поэтому есть образы и танец. А дальше все зависит от таланта постановщика: как показать человеческие возможности через искусство танца?

Современный балет сегодня не всегда танец. Балет для меня нечто священное. Танцевать? Все танцуют. Но балет стоит на фольклорной основе. Не случайно Петипа большую роль отводил характерным танцам, в его танцах глубокая национальная основа. На нашей земле он стал «русским французом».

– Можно ли сказать, что залог успеха зрительской любви к балетам Петипа в их зрелищности, театральности?

– Да, это очень сильная сторона его балетов. Это балеты-феерии, но это не детские спектакли, ведь сказка даже для взрослого остается сказкой. А создать ее трудно. Поэтому сегодня мы иногда видим вычурные, странноватые и мрачноватые воплощения образов. Очень красиво, но почему черные? Неужели нельзя гофмановской силы добиться не черными снежинками? Как же без красоты и феерии? Ведь это было искусство большой сцены, золоченых залов, какие были возможности у императорского двора, который мог позволить себе и школу, и театры, и отдельно оперу! Приглашались мастера, чтобы создавались эти архитектурно удивительные залы. Они настраивают, отрешают от повседневности. И даже я до сих пор вхожу и каждый раз замираю от восторга при виде роскошных интерьеров императорских театров. К счастью, сегодня Большой театр – один из немногих, кто может воссоздать атмосферу спектаклей эпохи Петипа.

– Как вы ощущаете себя в роли педагога?

– Когда приходишь в новую ипостась педагога, начинается совсем другая жизнь, фактически с нуля. Приходишь в мир другого человека, которому надо подарить себя полностью. Постараться раскрыть мир молодой балерины. Нужно быть помощником, вести творческий диалог, если пришел человек, обогащенный знаниями. А иногда приходит совсем росточек молодой и зернышки должны упасть в благодатную почву. Помню, Виктор Федотов, дирижер Кировского театра, так и называл меня – «зернышком». «Зернышко, – говорил, – как твои дела?»

С ученицами протанцовывает и проживает моя душа – я не могу остановиться. Последнего спектакля, как известно, никогда не бывает. И так радостно, когда тебя понимает юное существо. Такое счастье сразу пронизывает. Всегда тороплюсь рассказать им как можно больше. Я получила сердца зрителей, теперь меня волнует, как танцуют мои ученики. Преподавание для меня сродни балетмейстерству. Я должна научить, передать – а это самое трудное.

– Какие у вас остались воспоминания о временах балетной школы? Когда вы подступили к хореографии Петипа?

– С самого начала. Как только встала к станку и попала к серьезному педагогу – Нине Николаевне Базыкиной, ученице Вагановой. Училась с наслаждением. Первое появление мое на Кировской сцене – маленькая Аврора в Прологе «Спящей красавицы», в сцене предсказания феи Карабос. В начале жизни все воспринимаешь фантастически! Кажется, школа – это долго. Но ученики приходят после школы, и их дальше нужно подтягивать. Сегодня я вижу блистательное исполнение наших балерин, потому что есть педагоги, балетмейстеры. Нужно сохранять это наследие, а те, кому повезло показать его на сцене, – счастливые люди. Я среди них.

Я слишком романтично говорю? Мне сын недавно сказал: «Мама, ну что же ты таким романтиком меня воспитала?» Но вот что я вам скажу: Бог распорядился так, что мой сын родился в день рождения Петипа. Это наполняет особой гордостью, что меня так «отметили»!