Дарья Курдюкова
Эта выставка – один из крупнейших международных проектов Третьяковки. Фото агентства «Москва»
Открытие выставки «Мечты о свободе. Романтизм в России и Германии» из-за пандемии переносили несколько раз, в этом смысле проект открылся практически вопреки обстоятельствам. Как говорят в Третьяковской галерее, это и первая попытка сопоставления художественного стиля в двух странах, и один из крупнейших в истории музея международных проектов, созданный с Государственными художественными собраниями Дрездена и открывшийся в рамках Года Германии в России. Немецкая версия проекта откроется в дрезденском Альбертинуме осенью. Огромный корпус произведений искусства и архивных материалов, около 300 экспонатов, собирали по 38 музеям и частным коллекциям России, Германии, Штатов и Эстонии. Но это просто цифры. Кураторы Людмила Маркина, Сергей Фофанов и Хольгер Биркхольц и мировая знаменитость, американский архитектор Даниэль Либескинд превратили их в сложносочиненное высказывание об истории идей, о художественном стиле в контексте большой истории и культуры, о рифмах между XIX веком и веком XXI.
|
| Фото автора |
Романтизм с его хронологическими рамками начала Великой французской революции и европейских революций середины XIX века выплескивается на зрителя огромным массивом самого разного материала. От Наполеоновских войн (и сапог Наполеона с распоротым сзади – после ранения – голенищем) и того, как они меняли самосознание в разных географических точках, до, например, библейских эскизов Александра Иванова, от шубертовского «Зимнего пути» до печально-протяжных звуков музыкальных инструментов, поврежденных войнами, найденных Сьюзен Филипс и обращенных в современную и вечную метафору замолкающих голосов. От проектов Конституции, написанных декабристами, от Саксонской конституции до, например, Манифеста Коммунистической партии, появившегося в 1848 году. Слова «Призрак бродит по Европе…» сейчас не без иронии связывают с концом эпохи романтизма, перевернувшим важный для нее образ.
Выставка рождается в найденных кураторами сопоставлениях так, как из клубка штрихов проявляется образ целого. Она не только, а иногда не столько про конкретные произведения и вообще изобразительное искусство, но про мировидение и идеи. О невозможности свободы и свободе; о мире природы с ее величавыми (и часто воображением сконструированными) «ландшафтами души»; о (со)обществах, братствах и эскапизме мятущихся душ; об интерьерах и о внутреннем мире; о понятии Родины, пришедшем на смену понятию Отечества; о религии и об Италии как извечной грезе и вере художников, причудливым образом рифмовавшей пейзажи немецких и российских авторов. И даже о том, почему именно в эту эпоху стали ценить эскизы. О Каспаре Давиде Фридрихе (и во многом ему противоположных других романтиках – назарейцах) с его грезами о средневековой архитектуре, о Венецианове (которого тут разглядывают подробнее Кипренского и которого неожиданно, но метко рифмуют с Николаем Полисским) с его бегством в свое имение, с его смелостью допустить в живопись романтизированный образ крестьянства, народа на фоне идиллической родной сторонки – смелостью, важной в десятилетия после войны 1812 года.
|
| Фото автора |
|
|
Фото автора |
О выборе здесь очень много внутренних сюжетов. И выстроенный Либескиндом лабиринт, до неузнаваемости трансформировавший главное выставочное пространство Новой Третьяковки, становится гипертекстом, переплетающим, разделяющим и объединяющим линии выставочного диалога. Лабиринт – тоже метафора выбора дороги: «Романтизм погружает нас в то особое таинственное измерение, в котором, чтобы найти путь к истине, человеку необходимо сперва заблудиться». Выход из этого лабиринта, как и в жизни, для разных людей окажется с разной стороны. Это одна из лучших у нас выставок за долгое-долгое время.
комментарии(0)