Марина Гайкович
Аида появляется в этом образе дважды. Фото с сайта www.rostovopera.ru
В репертуаре Ростовского музыкального театра появилась опера Джузеппе Верди «Аида». Это последний из восьми спектаклей, которые 25 лет назад «загадал» директор и худрук театра Вячеслав Кущев. Миссия выполнена. Но это, безусловно, не означает, что можно остановиться.
Напротив – театр наращивает темы, выпускаются большие оперные спектакли, идут эксперименты с формой и жанрами. В прошлом сезоне здесь вышла мировая премьера мюзикла «Есенин», в этом обратились к наследию советской эпохи: композитор Леонид Клиничев создает новую версию своего балета «Тихий Дон». Этим летом труппа выдержала столичный экзамен, представим на Исторической сцене Большого театра свои последние премьеры.
Главный режиссер театра Павел Сорокин в своих спектаклях (это чувствуется и по «Турандот», которую показали летом в Москве) старается соединить репрезентативный стиль, демонстрирующий традиционный взгляд на партитуру, и свои собственные находки, свою трактовку композиторской идеи. Так, в «Турандот», душа (и жизнь) Лю была отображена в хрупком аквариуме с одинокой золотой рыбкой – в момент смерти героини он разбивался. Сценография же была максимально выпукла: акцент был сделан на костюмах, которые во всей яркости представляли Китай «в некие времена».
То же и в «Аиде»: проработанные, особенно по декоративной части, – украшения, головные уборы – костюмы весьма эффектны (художник по костюмам Наталья Земалиндинова). Можно было бы поспорить по части женского платья, которое округляло главных героинь, не подчеркивало линию тела (не зря в свое время Галина Вишневская сама смоделировала себе костюм, отринув бесформенные одежды пленницы), но это дело вкуса. А вот платье верховной жрицы платье, для которого придумали золотое украшение, подобное золотым ветвям, поднимающимся от талии к шее, выделялось. В конце концов на то она и жрица – тем более что служители богов в этой постановке играют далеко не декоративную роль. Скорее наоборот, они – катализаторы трагической развязки. В мире, который создает Павел Сорокин, фараонам отведена роль маленького человека: надо всем возвышаются каменные статуи богов, истинные управители человеческими жизнями (сценограф Сергей Новиков). В лучах света они то величественно проявляются, то оборачиваются мрачными пугающими исполинами (художник по свету Иван Виноградов).
На видеопроекции то и дело возникает изображение планеты, но то не Меланхолия, вот-вот готовая раздавить Землю, то – символ вечности: вкупе с изваяниями богов это рисует картину, противопоставляющую вечный разум земному тлену (медиахудожник Роман Пугач и видеорежисер Вячеслав Шестак). Наместники богов – жрецы – представлены Сорокиным как жестокие, в своем служении лишенные милосердия люди. Они, а не Царь Египта (Александр Мусиенко) тут правят. Культ довольно воинственен: повозку верховной жрицы (Роксана Манвелова) украшают черепа животных, а в униформу верховного жреца Рамфиса (Борис Гусев) входит холодное оружие. Умоляющей о милости Амнерис он свысока кидает нож. Та, оглушенная осознанием своей ничтожности, несмотря на статус принцессы, перед жрецами, своего бесправия и бессилия, вскрывает вены.
Есть и еще один режиссерский план: как люди играют в куклы, так боги играют людьми. Сражения египтян и эфиопов показано через кукол в руках артистов.
Классическая дилемма романтизма любовь и долг в трактовке Сорокина однозначна: побеждает любовь. Впрочем, и у Верди тоже – тут противоречия нет, но все же поставлена линия Аиды и Радамеса примечательно. Герой появляется в храме, все мысли его – при определенном волнении по поводу выбора полководца для новой военной схватки – заняты Аидой. И она появляется, как блаженная тень, в белых одеждах – среди себе подобных ангелов. Кружится, невидимая, около возлюбленного (хореограф Ярослав Францев). Эта арка перекидывается в финал, теперь и Радамес в тех же белых одеждах: тихо и радостно герои пребывают уже в ином мире. Неподалеку умирает Амнерис, но ей режиссер не оставляет места в этом ангельском хороводе.
Очевидно желание режиссера нетривиально решить ключевые моменты оперы, и в каких-то сценах ему это удается. Так, во время звучания марша победителей триумфальное шествие египтян остается за кадром. Как раз здесь и есть тот момент, когда режиссер маркирует те самые несовместные любовь и долг. Аида и Радамес двигаются навстречу, протянув руки, но так и не попадают в объятия друг друга.
Отдельно нужно сказать о крепкой музыкальной работе. Обозреватель «НГ» попала на звездный состав, где в партиях принцесс сошлись прима театра Наталья Дмитриевская и молодая многообещающая солистка Ольга Земскова, обеим удалось выразить переживания своих героинь не только артистически, но и музыкально: напор и страсть египетской принцессы, обладательницы мощного голоса – и опыт эфиопской, способной интонационно передать страсть, страх, мольбу или пение ангелов. Тенор Вадим Бабичук порой был резковат, но все же все вокальные трудности своей партии не обнажил, а Владислав Пикалов в партии царя Амонасро продемонстрировал голос очень красивого тембра, даже завораживающий. Дирижер Михаил Грановский «лепит» в «Аиде» выпуклые линии, сочетая в своей интерпретации и утонченность, и нарочитая помпезность.
Ростов-на-Дону–Москва
