Фото Reuters
Прорыв плотины Каховской ГЭС и затопление обширных территорий дало повод Москве и Киеву обвинить в случившемся друг друга. В России возбудили уголовное дело по статье «теракт». О независимой экспертизе, которая позволила бы разобраться в происшедшем досконально, говорить не приходится: стороны конфликта посчитают ангажированной любую оценку, не совпадающую с их собственной. В западных СМИ можно встретить публикации, в которых объясняется, чем прорыв плотины может быть выгоден как России, так и Украине, и одновременно – почему и тем, и другим он невыгоден.
Что бы ни произошло, у обеих сторон появляется повод для очередного ответа на действия противника. Это, собственно, и можно назвать эскалацией. Конфликту необязательно переходить на принципиально новый уровень, достаточно усложнения и удлинения цепочки действий и ответов, чтобы перспектива мира становилась все более отдаленной.
Когда на прошлой неделе в Москве отразили атаку дронов, Кремль заявил, что это был украинский ответ на удар по центру принятия решений. Кремль добавил, что и на действия Киева он ответит, как и когда посчитает нужным. В этом логика конфликта, месть за что-то порождает желание мести. Киев, к слову, не берет на себя ответственность ни за налет дронов, ни за обстрел российских приграничных регионов, ни за взрыв на Крымском мосту, ни за проникновение на территорию РФ диверсионных групп, ни за покушения на журналистов и политиков. Москве этих признаний, впрочем, и не нужно, украинский след находится довольно быстро. Близкие к Кремлю журналисты и публицисты (лидеры общественного мнения, как они себя называют) нередко после перечисленных выше происшествий призывают взяться за Киев всерьез, «начать по-настоящему». Им кажется недостаточным то, что делалось и делается до сих пор.
Для того чтобы вооруженный конфликт стал личным и семейным делом, вовсе не нужна идеологическая накачка. Нужны время и человеческие эмоции. Потерь, разрушений и особенно жертв неизбежно становится все больше. Каждая жертва – это, например, погибший боевой товарищ, погибший отец, сын, брат. Жажда мести может казаться архаичным, иррациональным чувством, но во всех человеческих сообществах она актуальна, ее не запретить и не отменить. Бывает так, что люди, устав от жертв, хотят как можно скорее ценой любых договоренностей завершить конфликт, чтобы остановить кровопролитие. Но бывает и так, что люди яростнее требуют довести дело до конца, чтобы потери были оправданы, обрели смысл, в том числе исторический.
«Доведение дела до конца» Москва и Киев понимают по-своему. Москва не отказывается ни от одной из заявленных целей спецоперации. Киев утверждает, что конфликт завершится только тогда, когда Украина вернется к границам до 2014 года, хотя даже западные военные аналитики и консультанты Киева сомневаются в осуществимости таких планов. Если бы речь шла о мирных переговорах на первой стадии конфликта (достаточно вспомнить весну 2022 года), можно было бы говорить об изначальных максимальных требованиях. Когда стоит задача прийти в одну точку, такие требования обычно корректируются.
Однако сейчас российско-украинский конфликт находится в той стадии, когда максимализм требований обусловлен еще и потерями. Каждая из них дает обеим сторонам дополнительный повод не останавливаться до победного конца. Конфликт длится уже 15 месяцев, и очень сложно в его контексте представить себе какое-либо активное действие любого участника, которое могло бы способствовать деэскалации. Логика конфликта на этом этапе – в его постоянном углублении и развитии, в нем самом не заложена программа завершения.
Дарья Гармоненко 
Игорь Субботин 
