Возможность отступления не предусматривалась

Личный состав штрафных батальонов был хорошо вооружен. Фото 1940-х годов

Создание штрафных частей стало ответом власти на катастрофическую обстановку, сложившуюся на южном фланге советско-германского фронта. Нанеся крупные поражения нашим войскам в районе Любани, под Харьковом и в Крыму, вермахт в ходе начавшейся 28 июня 1942 года операции «Блау» к середине июля прорвал стратегический фронт Красной армии на глубину до 400 км и развернул наступление в большой излучине Дона на Сталинград и Кавказ.

В крайне неблагоприятном развитии событий проявилось недостаточное умение высшего командного звена советских Вооруженных сил предвидеть действия противника, управлять большими массами живой силы, бронетанковой техники и другими средствами боя. Но поражения во многом были обусловлены и ярко выраженным оборонительным синдромом.

«МЫ ДОЛГО МОЛЧА ОТСТУПАЛИ…»

То, что часть рядового и командно-начальствующего состава была парализована страхом перед силами врага, а то и полной безысходностью, подтверждали донесения особого отдела (ОО) НКВД Сталинградского фронта. «Нас предали. Пять армий бросили немцу на съедение. Кто-то выслуживается перед Гитлером. Фронт открыт, и положение безнадежное» – такая точка зрения, высказанная начальником штаба артиллерии 76-й стрелковой дивизии капитаном Свечкором, была далеко не единичной.

В отмеченных ОО НКВД фронта высказываниях военнослужащих, в их переписке все чаще стали фигурировать далекие тыловые рубежи, до которых многие психологически уже были готовы отступить: «Положение у нас крайне тяжелое, почти безвыходное… Так мы довоюемся, что и на Урале не удержимся» (начальник отдела укомплектования штаба фронта майор Антонов); «Если на Дону не удержимся, то дела будут очень плохие, придется отступать до Урала. Если союзники нам не помогут, то сами мы не справимся с разгромом гитлеровцев» (техник автобронетанкового управления фронта капитан Погорелый). Подобные «пораженческие», по терминологии того времени, настроения были не редкостью. Они выдавали слабый психологический настрой многих военнослужащих, упадок духа и внутреннюю готовность к дальнейшему отступлению.

Один из свидетелей беспорядочного отхода, а порой и бегства войск полковник Я.П. Тетушкин, командир 141-й стрелковой дивизии, которая занимала оборонительный рубеж в районе Воронежа, писал в ЦК ВКП(б): «Ни одной организованно отступающей части я не видел на фронте от Воронежа на юг до г. Коротояк. Это были отдельные группки бойцов всех родов оружия, следовавшие, как правило, без оружия, часто даже без обуви, имея при себе вещевые мешки и котелок. Попутно они (не все, конечно) отбирали продовольствие у наших тыловых армейских учреждений и автомашины. Кто идет с винтовкой, то она обычно ржавая (а производства – 1942 г.). Картина эта мне знакома по прошлому году». С убежденностью старого воина (а он участвовал еще в Первой мировой войне) полковник Тетушкин подсказывал один из путей решения проблемы: «У нас не хватает жесткой дисциплины, чтобы наверняка обеспечить успех в бою, чтобы никто не смел бросить свое место в окопе в любой обстановке. Умри, а 

Приказ № 227 зачитывали во всех частях Красной армии. Фото © РИА Новости

держись. Все это должно быть обеспечено соответствующим законом, отраженным в уставах».

ПО ЗАКОНАМ ВОЕННОГО ВРЕМЕНИ

Чтобы восстановить устойчивость стратегической обороны, Ставка ВГК предприняла ряд экстренных мер. На сталинградское направление она перебросила значительную часть своих резервов – шесть общевойсковых армий и шесть танковых корпусов. 12 июля был создан Сталинградский фронт под командованием Маршала Советского Союза С.К. Тимошенко.

Массирование сил и средств на угрожаемом направлении сопровождалось беспрецедентной акцией информационно-пропагандистского и дисциплинарного характера. И.В. Сталин в качестве наркома обороны СССР издал 28 июля 1942 года приказ № 227 «О мерах по укреплению дисциплины и порядка в Красной Армии и запрещении самовольного отхода с боевых позиций». В нем власть, пожалуй, впервые после начала войны решилась сказать жестокую правду о реальном положении на фронтах, о том, что дальнейшее отступление грозило Советскому Союзу военным поражением и утратой национальной независимости. «Ни шагу назад! Таким теперь должен быть наш главный призыв», – прозвучало в приказе.

Поскольку главную причину отступления нарком обороны СССР и Верховный главнокомандующий видел в недостатке порядка и дисциплины непосредственно в частях и подразделениях, он, чтобы любой ценой прекратить дальнейший отход войск, не только дал право, но и прямо потребовал на месте истреблять паникеров и трусов. Командиры рот, батальонов, полков, дивизий, комиссары и политработники, отступившие с боевой позиции без приказа командования, объявлялись предателями Родины со всеми вытекающими отсюда последствиями. В качестве одной из важнейших репрессивных санкций приказ № 227 определил учреждение в Красной армии штрафных формирований. Военным советам фронтов, их командующим предписывалось «сформировать в пределах фронта от одного до трех (смотря по обстановке) штрафных батальонов (по 800 человек), куда направлять средних и старших командиров и соответствующих политработников всех родов войск, провинившихся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости, и поставить их на более трудные участки фронта, чтобы дать им возможность искупить кровью свои преступления против Родины». В пределах армий формировались от 5 до 10 штрафных рот численностью 150–200 человек каждая, куда по тем же мотивам направлялись рядовые бойцы и младшие командиры. Нарком также приказал сформировать в пределах каждой армии три–пять хорошо вооруженных заградительных отрядов (до 200 человек в каждом), поставить их в непосредственном тылу неустойчивых дивизий и обязать их в случае паники и беспорядочного отхода расстреливать на месте паникеров и трусов.

Приказ НКО СССР № 227 зачитывался во всех ротах, эскадронах, батареях, эскадрильях, командах, штабах. «Не должно быть ни одного военнослужащего, который не знал бы приказа товарища Сталина», – подчеркивалось в директиве начальника Главного политуправления Красной армии генерал-лейтенанта А.С. Щербакова.

По слабой юридической проработанности приказа № 227 и другим признакам можно сделать вывод, что готовился он наспех, став результатом эмоционального выплеска наркома и Верховного главнокомандующего, выведенного из себя непрекращающимся отходом частей и соединений Красной армии. Так, военнослужащие, отступившие без приказа старшего начальника, объявлялись «предателями Родины». Однако Уголовный кодекс РСФСР такого состава преступления не предусматривал. Требуя истреблять на месте паникеров и трусов, Сталин наделял правом бессудного расстрела неограниченный круг лиц, вплоть до рядовых красноармейцев, что также грубо противоречило действовавшему на тот момент законодательству.

Стремясь оснастить приказ № 227 необходимыми юридическими подпорками, нарком юстиции СССР и прокурор СССР 31 июля 1942 года издали директиву, в которой содержалась квалификация действий командиров, комиссаров и политработников, привлекаемых к суду «за самовольное отступление с боевой позиции без приказа вышестоящих командиров и за пропаганду дальнейшего отступления частей Красной армии». Действия, заключавшиеся в самовольном отступлении без приказа, квалифицировались по ст. 58.1«б» УК РСФСР (измена Родине, совершенная военнослужащим, что каралось высшей мерой уголовного наказания – расстрелом с конфискацией всего имущества). Пропаганда дальнейшего отступления квалифицировалась по ст. 58.10, ч. 2 УК (контрреволюционная пропаганда и агитация при наличии отягчающего обстоятельства – военной обстановки или военного положения, что каралось расстрелом).

Но практика повальных расстрелов, к чему стали склоняться иные военные трибуналы, не соответствовала потребностям командования в насыщении передовых порядков частей живой силой. В конце концов, из кого тогда бы комплектовались штрафные части? Нарком юстиции Н.М. Рычков в приказе от 26 августа 1942 года потребовал от председателей военных трибуналов «покончить с практикой огульного осуждения многих лиц, в отношении которых могут быть приняты меры дисциплинарного воздействия и меры, предусмотренные приказом № 227 (направление в штрафные роты и т.п.)». А в совместной директиве Наркомата юстиции и Прокуратуры СССР от 14 декабря 1942 года прямо говорилось о недопустимости применения в качестве меры наказания расстрела в отношении лиц, если их социальная опасность этого не требует. Военные трибуналы стали широко применять вынесение приговоров с отсрочкой их исполнения до окончания военных действий и направляли осужденных в штрафные части. Так, военный трибунал 1-го Украинского фронта в каждом третьем случае заменял расстрел другими мерами наказания, при этом в отношении 20% осужденных применялась отсрочка исполнения приговора.

Так что для тех, кто случайно оступился, допустил преступление по недосмотру или в минуту слабости, служба в штрафном формировании была, может быть, единственной возможностью вернуть себе честное имя. Как до учреждения штрафных частей могла сложиться судьба военнослужащего, уклонившегося от боя, не подчинившегося приказу командира, освобожденного из плена, наконец, дезертира? Законы военного времени предусматривали за большинство воинских преступлений расстрел, в лучшем случае длительное заключение в исправительно-трудовом лагере. У штрафника же была возможность вернуться на передовую и в бою заслужить снятие судимости.

Приведем мнение Героя Советского Союза генерала армии П.Н. Лащенко, который в дни опубликования приказа № 227 был заместителем начальника штаба 60-й армии генерала И.Д. Черняховского. «Законы войны объективны. В любой армии солдата, бросившего оружие, всегда ждало суровое наказание, – рассуждал генерал. – Штрафные роты и батальоны, если не усложнять, – те же роты и батальоны, только поставленные на наиболее тяжелые участки фронта. Однако фронтовики знают, как все условно на войне: без жестокого боя немцы не отдавали ни одной деревни, ни одного города, ни одной высоты… Пребывание в штрафниках даже не влекло за собой судимости.

Так чем же были штрафные подразделения? – задавался вопросом П.Н. Лащенко. – Шансом для оступившегося, смалодушничавшего, совершившего промах возможностью искупить свою вину, снять с себя черное пятно, часто ценой собственной крови».

Не видеть такой альтернативы, судить о том времени с позиции сегодняшнего дня, игнорировать многоликость тогдашнего политического режима, особенности законодательства 1940-х годов, специфику военного времени – значит крайне упрощенно походить к анализу военного прошлого. (Хотелось бы выразить искреннюю признательность начальнику Центрального архива МО РФ И.А. Пермякову и его сотрудникам за большую помощь в выявлении документов, использованных при подготовке настоящей статьи.) 

«В ПРОРЫВ ИДУТ ШТРАФНЫЕ БАТАЛЬОНЫ…»

Как встретили приказ № 227 в войсках? Из донесений ОО НКВД Сталинградского фронта следовало, что часть военнослужащих, несмотря на энергичную разъяснительную работу политорганов, по-прежнему не верила в благоприятные перемены на фронте и скептически относилась к мерам, предусмотренным приказом № 227. «Всегда после приказов все вдвое скорее делается, – без обиняков заявил интендант 3 ранга Филипченко из 226-й стрелковой дивизии. – Так будет и теперь. После этого приказа Красная армия удирает от Ростова до Сальска вдвое быстрее…» Помощник начальника штаба 6-й гвардейской кавалерийской дивизии Глагаев говорил своим сослуживцам: «Если бы этот приказ был раньше, то мы были бы давно разбиты».

В то же время многие командиры и бойцы рассматривали издание приказа как дополнительное и сильное средство укрепления стойкости войск. «Приказ тов. Сталина справедливый и своевременный, – заявил на митинге командир пулеметного эскадрона 20-го гвардейского кавалерийского полка старший лейтенант Компаниец. – Я теперь сам буду, невзирая на лица, призывать трусов и паникеров к порядку. Погибнет Родина, погибнем и мы». Кое-кто даже сетовал на то, что документ издан с некоторым запозданием. Красноармеец 1034-го стрелкового полка Найман говорил: «Если бы этот приказ был издан в начале июня, наша дивизия не оказалась бы в Сталинградской области, а крепко дралась бы за Украину».

В период существования института штрафных частей в РККА с 28 июля 1942 года до окончания советско-японской войны было сформировано, согласно перечню Генерального штаба ВС СССР, 65 отдельных штрафных батальонов и 1048 отдельных штрафных рот. Подсчеты военного юриста и историка А.В. Мороза, позволившие исключить двойной учет одних и тех же формирований, дают меньшую цифру – 38 ОШБ и 516 ОШР. Моим коллегой пересмотрена и общая численность воевавших в них штрафников: цифра, фигурирующая в широко известном статистическом исследовании, проведенном в Генеральном штабе ВС РФ под руководством генерал-полковника Г.Ф. Кривошеева (приведена в книге «Россия и СССР в войнах XX века. Статистическое исследование». М., 2001), – почти 428 тыс. человек – должна быть увеличена как минимум вдвое. Дело в том, что в указанном справочнике учтены только те военнослужащие, которые попали в штрафные части по приговорам военных трибуналов, но ведь не меньше половины личного состава этих частей приходилось и на тех, кто был направлен приказами командиров и командующих.

Статистика 1944 года дает примерную картину количества штрафных частей и численности их переменного состава, характерную для войны в целом. Среднемесячное количество штрафных батальонов на всех фронтах и рот во всех армиях равнялось соответственно 11 и 243, при этом среднемесячная численность штрафников в одном батальоне составляла около 226 человек, а в одной роте – 102 человека. Одновременно в штрафных формированиях воевали, таким образом, чуть более 27 тыс. человек, притом что численность действующей армии на начало 1944 года составляла 6,4 млн человек.

Тактические возможности штрафных частей были скромными, учитывая незначительную численность личного состава и оснащенность легким оружием – пистолетами-пулеметами, винтовками, ручными пулеметами, реже – станковыми пулеметами и минометами. Их использовали в интересах соединений и частей, которым они временно придавались: штрафной батальон – стрелковой дивизии, рота – стрелковому полку. Таким образом, утверждать, как это делалось некоторыми авторами, что штрафники сыграли в войне чуть ли не решающую роль, нет никаких оснований.

Тем не менее при соответствующей подготовке и умелом командовании они успешно решали пусть частные, но важные боевые задачи – прорывали неприятельскую оборону, штурмовали опорные и населенные пункты, захватывали «языков», вели разведку боем.

Так, группа штрафников 9-го ОШБ 1-го Украинского фронта из 141 человека, возглавляемая комбатом гвардии подполковником Е.Я. Лысенко, в мае-июне 1944 года действовала в интересах 410-го стрелкового полка 81-й стрелковой дивизии. Самостоятельно было произведено четыре ночных поиска, взято два «языка», разбиты две группы противника общей численностью в 140 человек. Собственные потери составили 22 убитых и 34 раненых.

Еще одна группа из 225 воинов (командир – старший лейтенант Е.П. Баздырев) в июне 1944 года наступала в боевых порядках 606-го стрелкового полка 317-й стрелковой дивизии. Были прорваны и взяты три линии обороны врага, подавлены две артиллерийские и три пулеметные точки, уничтожено до 500, взято в плен 25 вражеских солдат и офицеров.

Штрафники, безусловно, острее, чем бойцы линейных частей, чувствовали необходимость выполнить приказ командования, невзирая ни на какие обстоятельства. Дополнительный стимул к активным действиям очевиден: чтобы рассчитывать на реабилитацию, для них одного пребывания на переднем крае было недостаточно, следовало активно проявить самопожертвование, героизм и искупить вину, как требовал приказ № 227, кровью.

КАДРОВЫЙ ВОПРОС

Вопреки широко распространенным заблуждениям, штрафные части по организации и регламентирующему их деятельность порядку представляли собой не пенитенциарные заведения, а обычные стрелковые части, на которые распространялись уставы Вооруженных сил. Разумеется, они имели и определенную специфику. Последняя в первую очередь определялась принципами организации и комплектования.

Личный состав штрафных подразделялся на постоянный (командно-начальствующий состав) и переменный (собственно штрафники, переменники). Командный состав для штрафных частей специально не готовили. Он подбирался, в соответствии с требованием приказа наркома обороны, из числа волевых и наиболее отличившихся в боях командиров и политработников. Назначение на должность производилось в обычном порядке, выходцы из органов и частей НКВД были здесь скорее исключением, чем правилом. Постоянный состав штрафных частей пользовался рядом дополнительных прав, льгот и привилегий.

Так, командир и комиссар ОШБ обладали по отношению к штрафникам дисциплинарной властью командира и комиссара дивизии, командир и комиссар ОШР – властью командира и комиссара полка. Всему постоянному составу сроки выслуги в званиях, по сравнению с командно-начальствующим составом обычных строевых частей, сокращались наполовину, при назначении пенсии каждый месяц службы засчитывался за шесть месяцев. Повышенным на 20–25% был оклад денежного содержания.

Военнослужащие переменного состава направлялись в штрафные части на срок от одного до трех месяцев либо приказом соответствующего командира (таким правом были наделены командиры дивизий и отдельных бригад и выше в отношении офицеров, командиры полков и выше – в отношении рядового и сержантского состава), либо военным трибуналом, если были осуждены с отсрочкой исполнения приговора до окончания военных действий (на основании прим. 2 к ст. 28 УК РСФСР). Офицеры, не лишенные по суду воинского звания, направлялись в штрафные батальоны, а лишенные, как и рядовой и сержантский состав, – в штрафные роты. Все переменники воевали как штрафные рядовые. При необходимости они приказом по штрафной части могли назначаться на должности младшего командного состава с присвоением званий ефрейтор, младший сержант и сержант.

Следует иметь в виду, что командование с самого начала испытывало затруднения с укомплектованием штрафных частей. Например, по состоянию на 20 декабря 1942 года из 769 военнослужащих переменного состава, предусмотренных по штату, в 5-м ОШБ Северо-Западного фронта числились всего 92 человека. Через месяц людей прибавилось, но не намного, их численность составила 172 человека.

Вопросы комплектования стало проще решать после приказа наркома обороны СССР № 298 от 28 сентября 1942 года, которым объявлялись Положения о штрафных батальонах и штрафных ротах действующей армии. Был значительно расширен круг органов и должностных лиц, которые получили право самостоятельно осуществлять правосудие, иначе говоря, своим приказом направлять нарушителей воинской дисциплины или лиц, совершивших нетяжкие преступления, в штрафные части. Если приказ № 227 наделял таким правом только военные советы фронтов и армий, а также их командующих, то теперь его получили и военачальники более низкого ранга, до командиров отдельных воинских частей включительно.

Еще 20 дней спустя стало возможным расширить контингент штрафников за счет военнослужащих не только действующей армии, то и тыловых воинских частей и учреждений, не входивших в действующую армию. Изданный 16 октября 1942 года приказ наркома обороны СССР № 323 признал недопустимым положение, когда дезертиры, расхитители военного имущества, злостные нарушители воинской дисциплины и «прочие неустойчивые элементы», осужденные военными трибуналами с применением отсрочки исполнения приговора до окончания войны, продолжали службу на прежних местах – в запасных частях, учебных центрах, учебных бригадах и полках, военных училищах, тем самым фактически избегая наказания. Когда же многие из них в составе маршевых пополнений направлялись в действующую армию вместе с не имевшими судимости бойцами, то приносили на фронт «неорганизованность, расхлябанность, и, как следствие этого, малодушие и трусость перед лицом врага, дезертирство и другие преступления». По прибытии на передовую они растворялись в общей массе и чаще всего скрывали свою судимость. В результате не достигал цели судебный приговор, подрывался авторитет суда, расшатывалась дисциплина в частях, куда прибывало такое пополнение. Теперь приказом наркома все осужденные военными трибуналами с применением отсрочки исполнения приговора до окончания войны направлялись в штрафные части. Срок пребывания исчислялся с момента фактического прибытия туда осужденного.

Следует уточнить, что приказы наркома обороны, о которых шла речь, не определяли конкретного перечня проступков, за которые военнослужащий мог быть направлен в штрафную часть приказом соответствующего командира (начальника). Это влекло за собой разнобой и крайности в решениях военных советов и командиров, нередки были случаи необоснованного направления в штрафные части лиц, совершивших проступки, которые не представляли большой общественной опасности. Для исправления ситуации 21 августа 1943 года был издан новый приказ наркома обороны № 0413, который и определял этот самый перечень – самовольные отлучки, дезертирство, неисполнение приказа, проматывание и кража военного имущества, нарушение уставных правил караульной службы и иные воинские преступления.

Наделение отдельных категорий командиров и начальников правом самостоятельно осуществлять правосудие противоречило Конституции СССР 1936 года, оно давало возможность для значительных злоупотреблений властью в отношении штрафников. Нередки были случаи сведения счетов с непокорными подчиненными, самосуда, повального направления в штрафные части за негрубые дисциплинарные проступки, особенно в период обострения положения на том или ином участке фронта.

Из-за неправильного толкования некоторыми судами нормативных документов, определявших порядок замены заключения в колонию или лагерь направлением в штрафную часть или даже освобождения из ИТК и ИТЛ для мобилизации в действующую армию, случалось так, что некоторым уголовникам удавалось покидать места лишения свободы. При этом попадать не только в штрафные роты, но даже в штрафные батальоны. В январе 1944 года (то есть после почти полуторагодичного существования штрафных частей) заинтересованные наркоматы и Прокуратура СССР, проанализировав практику судебных органов по применению отсрочки исполнения приговора с направлением осужденных в действующую армию, установили, что в ряде случаев такая отсрочка предоставлялась необоснованно.

Совместным приказом заместителя наркома обороны маршала А.М. Василевского и наркомов внутренних дел, юстиции и прокурора СССР от 26 января 1944 года устанавливался единый порядок применения отсрочки исполнения приговора с направлением осужденных в действующую армию. Судам и военным трибуналам было категорически запрещено применять отсрочку к «лицам, осужденным за контрреволюционные преступления, бандитизм, разбой, грабежи, ворам-рецидивистам, лицам, имевшим уже в прошлом судимость за перечисленные преступления, а также неоднократно дезертировавшим из Красной армии».

ЛЕГЕНДА О ЗАГРАДОТРЯДАХ

Штрафники, кому посчастливилось остаться в живых, отчислялись по трем основаниям: досрочно в случае ранения, досрочно за боевое отличие, по отбытии назначенного срока. При этом тогдашнее законодательство не предусматривало в дальнейшем ущемления прав бывших штрафников. Больше того, Президиум Верховного Совета СССР по случаю победоносного завершения войны с гитлеровской Германией 7 июля 1945 года объявил амнистию, которая означала, что военнослужащие, осужденные с применением отсрочки исполнения приговора до окончания войны, освобождались от наказания, и с них снималась судимость. Погибших же переменников реабилитировали посмертно, судимость с них (в случае, если они были направлены в штрафную часть военным трибуналом) снималась, их семьям назначалась пенсия.

В печати встречаются утверждения, будто стойкость штрафных частей объясняется фактором страха: с тыла их якобы «караулили» заградотряды, которые, угрожая пулеметами, заставляли переменников идти вперед, а при их отступлении вели огонь на поражение по отходящим бойцам и командирам.

Такие злонамеренные утверждения не выдерживают никакой критики. Командир роты 8-го ОШБ А.В. Пыльцын, воевавший с 1943 года до самой победы, писал: «За нашим батальоном ни при каких обстоятельствах не было никаких заградотрядов, не применялись и другие устрашающие меры. Просто в этом никогда не возникало такой нужды». Не помнил случаев, «чтобы где-то привелось увидеть пресловутый заслон», П.Д. Бараболя, во время Сталинградской битвы командовавший взводом в 610-й отдельной штрафной роте Волжской военной флотилии.

Реально заставы армейских заградительных отрядов располагались на удалении 1,5–2 км от передовой, перехватывая коммуникации в ближайшем тылу. Они не специализировались на штрафниках, а проверяли и задерживали всех, чье пребывание вне воинской части не вызывалось необходимостью. Отдельные случаи стрельбы по людям в горячке боя не исключены: бойцам и командирам заградотрядов в непредсказуемой обстановке могла изменить выдержка. Но нет никаких оснований утверждать, что таковой была повседневная практика. Имеющаяся статистика показывает, что воевать дальше без каких-либо негативных последствий получили возможность более 91% военнослужащих, задержанных заградотрядами.

Война свела в штрафных частях самых разных людей, жизненные пути которых в иных условиях вряд ли пересеклись бы: от вчерашних офицеров до уголовников. Далеко не все штрафники отличались обостренным патриотизмом, свято блюли требования законов и воинских уставов, исповедовали высокую мораль. Не все одинаково благосклонно относились и к власти, виня ее за сломанную собственную судьбу или судьбу своей семьи – раскулаченные, спецпереселенцы. В архивных документах отмечены факты измены Родине со стороны штрафников, дезертирства, бесчинств, от которых страдало мирное население. И все же основная масса штрафников честно исполняла воинский долг, стремилась быстрее вернуть себе честное имя.