Алексей Фененко
Фото Gettyimages
Прошедшие 12 апреля переговоры госсекретаря США Рекса Тиллерсона с российским руководством вызвали вздох облегчения по обе стороны Атлантики. Военный конфликт между Россией и США вроде бы не состоялся или по крайней мере вновь отложен на неопределенный срок. Стороны, конечно, сохранили разногласия относительно политических перспектив Башара Асада. Но вместе с тем Кремль и Белый дом решили сохранить диалог и принять меры к улучшению двусторонних отношений. Звучит как будто обнадеживающе.
Некоторый оптимизм внушает и сам факт, что визит Тиллерсона в Москву состоялся. На прошлой неделе Россия вышла из двустороннего Меморандума о безопасности полетов над Сирией 2015 года. Юридически это означало, что Москва теперь оставляет за собой право на ответные силовые действия в случае, если будущие авиаудары затронут российских военных или российские военные объекты. Однако ни Россия, ни США не отменили запланированный визит. Стороны, следовательно, решили пока окончательно не разрывать отношений, а сохранить возможность для диалога.
Настораживает другое. Трамп стал первым президентом США, с которым Россия отошла от традиционной матрицы отношений. Москва пыталась наладить диалог с каждым новым президентом США в первые год-два его пребывания у власти. Разочарование наступало позднее из-за провала очередной «разрядки» или «перезагрузки». Теперь ситуация изменилась. Отношения Кремля с администрацией Трампа (вопреки ожиданиям) сразу приняли конфронтационный характер. Стороны продолжают жить в том же режиме, какой был задан в последний год пребывания у власти Барака Обамы.
Сирийский кризис скорее симптом проблемы, чем сама проблема. За полтора года российская военная операция в этой стране продемонстрировала три принципиальных момента. Во-первых, любая попытка России заявить об аналогичных с США правах будет встречать жесткое противодействие Вашингтона. В Белом доме не могут простить Москве, что она начала операцию «под носом» у их группировки на Ближнем Востоке и с использованием Военно-космических сил. Во-вторых, у России и США нет общей борьбы с транснациональным терроризмом, они ведут переговоры о том, как не столкнуться в небе над Сирией в ходе борьбы с «Исламским государством» (запрещено в России). В-третьих, в Вашингтоне уже не считают ограниченный военный конфликт с Россией запредельным сценарием. С осени лейтмотивом военной аналитики США стал ограниченный конфликт с Россией на отдаленном театре военных действий, который при этом не затронул бы территории обеих держав.
В такой ситуации отсутствие диалога в начале правления администрации Дональда Трампа – тревожная ситуация. При Джордже Буше-младшем и Бараке Обаме стороны сначала пытались построить диалог – другое дело, что он не получился. Похоже, что при Трампе российско-американские противоречия зашли настолько далеко, что диалог уже не требуется. Агрессивная риторика и санкции сменяются силовыми действиями в опасной близости от инфраструктуры друг друга.
На этом фоне визит Тиллерсона стал своеобразной кризисной паузой для обеих сторон. Он позволил вздохнуть, перевести дух и в Москве, и в Вашингтоне. Но без проведения дополнительного комплекса мер его результаты будут смотреться скорее как неудачные переговоры. И здесь вырисовывается два сценария дальнейшего развития российско-американских отношений.
Позитивный сценарий – стороны признают наконец реалии двусторонних отношений. До настоящего времени Москва и Вашингтон еще говорят о партнерстве, делая вид, что двусторонние отношения находятся на уровне начала 2000-х (в то время как они в реальности отброшены даже не в 1970-е, а в 1950-е годы). Однако на деле и России, и США необходимо принять меры по снижению риска не холодной, а «горячей» войны.
Первостепенным шагом должно стать решение судьбы Основополагающего акта Россия–НАТО 1997 года, поскольку именно он гарантировал неразмещение крупных воинских контингентов и ядерного оружия в Восточной Европе. Польша уже наложила вето на его автоматическое продление, а что придет ему на смену, неизвестно.
Далее должны последовать: 1) документы о мерах по снижению опасности непреднамеренного военного столкновения и 2) документ о взаимных обязательствах России и США на случай конфликта с третьими странами. Образцом для подобных соглашений могут стать две советско-американские декларации о мерах по уменьшению опасности ядерной войны 1971 и 1973 годов. Можно ссориться из-за Башара Асада или Украины. Но эти ссоры становятся по-настоящему опасными только в период, когда у сторон нет механизмов по снижению опасности войны, как это было накануне 1914 года.
Негативный сценарий – замалчивание сторонами конфронтации при ее фактическом разрастании. Стороны будут заявлять на официальных саммитах о своем партнерстве и намерении улучшить отношения. На этом фоне будет происходить эскалация риторики и военной напряженности. Рано или поздно у сторон в самом деле может возникнуть риск проверить друг друга на прочность или просто упредить враждебные действия оппонента.
Неменьшую опасность представляет «психологическая ловушка» – страх потерять лицо в конфликте (как политику отступить, если он публично пообещал защитить честь страны или стоять до конца?). История учит, что не каждая война начиналась с желания ее начать, как Вторая мировая или Югославская кампания НАТО. Часто причинами войн становилась невозможность сторон отступить или страх, что оппонент опередит и нанесет удар.
Современные российско-американские отношения в чем-то опаснее Карибского кризиса 1962 года. Тогда СССР и США, пережив острый кризис, осознали опасность войны и пошли на диалог. Теперь кризисы следует один за другим, но ни один из них не снижает напряженности и не заставляет сесть за стол переговоров. Образно говоря, в первом случае в отношениях был вскрыт нарыв, во втором – продолжается нагноение. В таком контексте визит Тиллерсона – это попытка начать антикризисный диалог. Потому что других переговорных повесток у России и США уже, похоже, не осталось.
