Смертоносный заговор диктаторов. О генезисе пакта Риббентропа–Молотова

На фото церемония подписания пакта Молотова-Риббентропа. Фото Keystone/Getty Images

Для поляков и немцев Вторая мировая война началась 1 сентября 1939 года. Для британцев и французов она началась 3 сентября, для американцев – 7 декабря 1941 года. Одни и те же факты разные народы вспоминают по-разному.

У пакта Молотова–Риббентропа три источника. Первый известен как «Версаль». Сформированный в ходе Парижской конференции 1919 года международный порядок хромал с самого начала. Первоначально из него были исключены Германия и Россия. США самоустранились, когда Сенат отказался от ратификации. Лига Наций превратилась в практически бесполезный протез. Справедливости ради следует отметить, что ее короткая история состоит не только из темных страниц. В ряде случаев ей удалось цивилизованно корректировать межгосударственные отношения. Однако всякий раз, когда дело доходило до решения серьезных проблем (нападение Японии на Маньчжурию в 1931 году, Италии – на Абиссинию в 1935-м, ремилитаризация Германии, гражданская война в Испании и др.), Лига Наций оказывалась бессильна.

Вторым источником был ревизионизм. Несмотря на то что Япония и Италия входили в число бенефициаров версальской системы, эти державы считали себя обделенными. Венгрия и Германия были недовольны европейским порядком в целом. Венгрия оказалась слишком мала, чтобы самостоятельно менять версальскую карту Европы – Германия же была достаточно крупной. Адольф Гитлер без зазрения совести лгал всем своим собеседникам, что его цель – всего лишь мирный пересмотр Версальского договора. В действительности же он готовился к войне. Для аншлюса Австрии в ней не было нужды.

Примеряясь полгода спустя к Чехословакии, Гитлер готов был рискнуть и пойти на вооруженный конфликт. Рассчитывая на нейтралитет Польши на востоке, он планировал напасть на Францию, договориться с Великобританией по принципу «колонии ваши – континент наш», а затем вместе с Польшей, Венгрией и вассальными балканскими странами захватить европейскую часть СССР в качестве «жизненного пространства» для немцев. Последний пункт плана был слишком безумным, чтобы его можно было обнародовать («Вторая книга» Гитлера так и осталась рукописью): владеющая Европейским континентом Германия вступит в войну с США за власть над миром.

Из этого ничего не вышло, и вот мы подошли к третьему источнику пакта Молотова–Риббентропа. После Мюнхена фюрер сделал Польше скромное, по его мнению, предложение: присоединиться к Антикоминтерновскому пакту. Почему бы и нет, если она везде и всюду борется с коммунистами? Экстерриториальный коридор к Восточной Пруссии и Гданьску тоже можно было представить себе без ущерба для суверенитета Польской Республики.

Не сошлись в вопросе возврата Гданьска Третьему рейху. Поляки говорили: можете делать в Гданьске что хотите – национал-социалистическая диктатура нас не касается, но сохраните международный статус города. Они отказались от антисоветского союза с Гитлером даже за обещание признать границы и позволить властвовать над Украиной, поскольку, согласно формулировке польского министра иностранных дел Юзефа Бека, «на что им Украина?». Когда Бек понял, что Гитлер действительно рассчитывает кнутом или пряником принудить поляков к уступкам, а затем общими силами напасть на СССР, он простонал: «Мы же все-таки не чехи». Гитлер не понимал таких культурных тонкостей. Не понимал он и того, что лежало в основе польской геополитики: СССР – не страна, а континент, а континенты невозможно победить.

В этой ситуации Варшава реанимировала забытый в последние годы союз с Францией. Более того, после захвата Германией Чехии и Моравии в марте 1939 года Лондон наконец понял, что умиротворение не имеет будущего, так как Берлин не будет соблюдать никаких договоренностей. Так возник британско-французско-польский союз, или антигитлеровская коалиция.

И вот мы подошли к самому эффектному повороту событий, а именно к непосредственному генезису пакта от 23 августа 1939 года.

В затруднительном положении Гитлер оказался не только из-за неожиданной несговорчивости Польши и Великобритании. Генералы вермахта в 1918 году были поручиками. Они уже однажды, весной в последний год Великой войны, стояли в Ростове-на-Дону – и помнили, какой катастрофой несколько месяцев спустя обернулась война на два фронта. Нападение на Польшу большой проблемы не представляло. Насчет того, как справиться с Францией, идеи тоже были. А насчет того, как вести войну на два фронта – нет. Надо было их успокоить.

Так начались переговоры, которые привели к 23 августа. Идеология не имела значения. Гитлер, как и Сталин, ни в грош не ставил провозглашаемые им откровения. В отличие от своего берлинского коллеги последний был терпелив. Антигитлеровскую коалицию Сталин изучал внимательно. Предложить ему она ничего не могла, поскольку была не в силах заставить какое бы то ни было суверенное государство покориться Москве.

Гитлер хотел войны и его не интересовала судьба стран Междуморья. Он согласился на все условия: советская «сфера интересов» (де-факто означающая, что у Москвы здесь полная свобода действий) включает Финляндию, Балтийские страны, большую часть Польши и северный кусочек Румынии. Генералы были довольны: войны на два фронта не будет. Гитлер же заключил худшее из возможных соглашений. При нападении на СССР в июне 1941-го с довоенной польско-советской границы шансы покорить Москву до наступления зимы были бы неизмеримо больше.

Результаты оказались парадоксальными. У Финляндии после Зимней войны 1939–1940 годов не было выбора. Она присоединилась к странам «оси» на своих условиях и проиграла. Вышла из войны с большими потерями, но сохранила суверенитет.

У Румынии был выбор. Она тоже вошла в число стран «оси» и в итоге потеряла все: армию, территорию, суверенитет и честь.

У Польши тоже был выбор. Она предпочла роль основателя антигитлеровской коалиции и заплатила за это чудовищную цену. В 1945 году она стала проигравшей страной, не сохранившей ни территории, ни суверенитета. Зато ей удалось сохранить честь и статус «государства без Квислинга». Конечно, это несоизмеримые вещи. Но о них стоит помнить, когда речь идет об угрозах XXI века, которых, похоже, становится все больше.

Тоталитарные диктаторы – преступники по определению. Международные договоры для них пустой звук, не говоря уже о морали. Людей вот только жаль: в 1939–1944 годах больше всего их погибло именно в странах между восточной границей Третьего рейха и западным рубежом этнической России, которые были объектом заговора 23 августа.