Можно ли закрыть глаза на недостатки «Зулейхи»

Кадр из сериала "Зулейха открывает глаза"

На государственном телеканале «Россия 1» продолжается показ многосерийного фильма «Зулейха открывает глаза», снятого по мотивам романа Гузели Яхиной. Демонстрация ленты проходит в обстановке скандала. На создателей сериала ополчились одновременно и те, кто усмотрел в фильме «клевету» на советскую историю, и те, кто считает, что картина показывает в неприглядном виде татарский народ.

Позже к хору возмущенных голосов присоединились духовные лидеры российских мусульман. Создатели сериала прибегли к весьма спорному художественному приему, который многими был воспринят как провокация. В одной из начальных серий есть сцена, отсутствующая в романе. Высаживая ссыльных раскулаченных на берегу Ангары, чекисты делают перекличку. Звучат имена и фамилии ныне действующих российских муфтиев, а также выдающихся татарских богословов XIX века.

Невольные «прототипы» героев ленты по-разному отреагировали на «находку» сценаристов. Верховный муфтий Талгат Таджуддин сказал журналистам, что считает это ошибкой неопытных кинематографистов. Некоторые исламские деятели сделали возмущенные записи в соцсетях. Глава Духовного собрания мусульман России Альбир Крганов призвал создателей телесериала извиниться перед мусульманским сообществом. Правда, имя самого Крганова в скандальной сцене не прозвучало, да и с теми муфтиями, которые были задеты, у лидера ДСМР вовсе не идеальные отношения.

Еще одна претензия к экранизации «Зулейхи» – откровенная сцена секса в бывшей мечети, превращенной большевиками в хлев. Мусульман задело и то, что действие разворачивается в мечети, и «аморальность» самой сцены. Татарстанские общественники считают клеветой на свой народ и то, как показана жизнь главной героини – забитой молчаливой женщины, страдающей от тирании мужа и свекрови.

По замыслу автора романа – и это отражено в экранизации, – получается, что претерпевшая лишения Зулейха обретает человеческое достоинство. То есть репрессии, которые осуждаются в романе и сериале, дали женщине возможность освобождения от патриархального гнета. Молчаливая в первых сериях, Зулейха с каждым новым эпизодом получает все больше реплик и возможностей для самостоятельных поступков. Одним из таких поступков оказывается любовная связь с чекистом, комендантом поселения ссыльных «кулаков». Разумеется, этот сюжетный поворот тоже навлек нарекания татарских активистов, которые слились в хор с протестами отрицателей массовых репрессий 1930-х годов.

При этом за «Зулейху» вступились многие из числа творческой интеллигенции – и за сериал, и за Гузель Яхину, и за Чулпан Хаматову, сыгравшую главную героиню и пережившую шквал упреков. Аргументы были достаточно предсказуемыми для случаев подобного рода травли создателей художественного произведения. Критиков обвиняли в недостаточном культурном уровне, неприятии альтернативных точек зрения, непонимании сути искусства. За Яхину вступился даже Захар Прилепин – скорее из писательской солидарности, чем из согласия с содержанием книги. «Зулейху» поддержало и Министерство культуры Татарстана, напомнив о невозможности цензуры в творческом процессе.

На фоне этой поляризации мнений, обусловленных скорее идеологическим настроем критиков, чем спокойным анализом художественной ткани произведения, выгодно отличаются разборы сериала и романа с точки зрения эстетических достоинств и недостатков. Прозвучали мнения, что ни автору книги-основы, ни сценаристам сериала не удалось органично сочетать сюжет, построенный на исторических событиях, и тему преображения и освобождения «женщины Востока» в результате странствий по кругам советского ада, выраженную в названии: «Зулейха открывает глаза». Именно этот диссонанс почувствовали читатели и зрители. Просто они свое подсознательное раздражение высказывают, пользуясь доступными им ярлыками и оценочными шаблонами, такими как «клевета на прошлое страны», «предательство своего народа» и т.д.

Но вот что делать со сценой переклички муфтиев и богословов? Ее называют провокацией. В искусстве провокация иногда становится основой творческого метода. Особенно это относится к современному политически окрашенному акционизму. Или драматургии, создаваемой на грани акционизма. Если бы сцена переклички появилась в спектакле автора, работающего в одном стиле, скажем, с Константином Богомоловым, она бы выглядела естественно в ряду подобных художественно-публицистических выпадов против обыденности. Авторам сериала, возможно, захотелось «обогатить» смысл экранизируемой книги дополнительными мотивами. О них можно только гадать: скажем, дать понять, что с современным российским исламом творят какую-то несправедливость по аналогии с временами раскулачивания. Но в этом, с нашей точки зрения, нет бесспорной правды. Поэтому в таких намеках не все видят и художественную правду.

То же касается и сцены секса в бывшей мечети. Ее место в общем замысле и необходимость – предмет обсуждения. Мы здесь не будем делать выводов, только отметим, что она не совсем обусловлена психологически: стыдливая Зулейха неожиданно беззастенчиво разглядывает любовников.

Сериал «Зулейха открывает глаза» снят как стандартная историко-психологическая теледрама, и провокативные приемы выглядят как случайное заимствование. Было бы странно наткнуться, скажем, в «Крутом маршруте» или «Одном дне Ивана Денисовича» на фрагмент из прозы Владимира Сорокина или Виктора Пелевина.

Вот в чем можно было бы справедливо упрекнуть режиссера, так это в излишней эстетизации натуры. Публике нужна зрелищность, и современная телепродукция насыщена общими планами, часто снятыми с высоты птичьего полета. Когда видишь потрясающие виды Ангары, хочется воскликнуть: «Ну и красота! » Как прочувствовать страдания голодающих поселенцев, брошенных среди девственной тайги, если актеры изображают муку на фоне по-сказочному заснеженных елей и чарующих пейзажей? Помнится, от просмотра нашумевшего фильма «Колыма. Родина нашего страха» Юрия Дудя тоже осталось это ощущения неописуемой красоты северной природы, а вовсе не страха перед «белым адом».

Возможно, тем, кто сегодня работает с телепродукцией, подчас не хватает эстетического чутья, чувства меры и гармонии. Но надо ли за это извиняться?