Где проходит раскол Америки

Фото Eze Amos/Getty Images

За минувший месяц поиск виновных в прокатившейся по США волне расовых протестов уже успел набить оскомину. Поразмышлять, однако, есть над чем.

Большинство объяснений происходящего в Америке, предлагаемых нам в СМИ, сводятся к двум вариантам: или демократы пытаются скинуть ненавистного им Дональда Трампа, или американская политическая элита заигралась с политкорректностью. Но что, если мы имеем дело не с политической игрой, а с объективными процессами внутри американского общества?

С начала XIX века американцы бесконечно спорили о том, возник ли в стране новый «американский народ» или же понятие «американец» осталось сугубо политическим: человек, имеющий гражданство США. Результат споров насторожил самих американцев. На Восточном побережье США в самом деле сложился типаж белого американца, имеющего европейские корни и связанного с европейской культурой, хотя и усвоившего сугубо американские ценности. В эту общность неплохо влились почти все европейские иммигранты: англосаксы, ирландцы, итальянцы, поляки, евреи, греки. Не все проходило гладко. И все же, смешавшись, потомки белых иммигрантов стали теми каноничными американцами, каких привыкли видеть мы в старых голливудских фильмах.

Но массы других мигрантов – афроамериканцы, китайцы, японцы, выходцы из Латинской Америки – не вписались до конца в этот проект. Не ясно даже, вписалось ли в него и белое население Западного побережья США: Калифорния сильно отличается от Новой Англии. В американских городах стал формироваться новый тип проживания людей в стиле гетто. В новых цветных анклавах можно было прожить всю жизнь, не зная ни слова по-английски и никак не взаимодействуя не только с остальной Америкой, но даже с соседней частью города.

Страной «всеобщего равенства» США стали очень поздно: остатки расовой сегрегации были отменены только при президенте Ричарде Никсоне (1969–1974). В Америке начался восход идеологии политкорректности: любой, кто говорил открыто о существовании расовых проблем, подвергался общественному остракизму. Выросли как минимум два поколения политиков, требующих себе особых прав и привилегий на том основании, что они являются представителями каких-то меньшинств – расовых, гендерных, религиозных или культурных. Правда, по своему законодательству и политической культуре США все равно оставались страной «белого человека». Это противоречие объективно создавало конфликт, обсудить который в Америке открыто было невозможно без риска для карьеры и общественного положения.

Между тем американский «плавильный котел» примерно с 1970-х годов работать перестал. Во-первых, в США распадалась общегосударственная система образования: возник феномен «этнических школ», выпускники которых не всегда хорошо знают английский язык. Во-вторых, в повседневной жизни письменный язык постепенно заменялся устным или электронным общением (сообщением). В-третьих, Демократическая партия превратилась в выразителя интересов всевозможных меньшинств, не давая федеральному правительству ограничить их власть. Диаспоры и расовые общности превращались сначала в культурные, а затем и политические общности.

Когда-то американцы удивлялись, почему русская интеллигенция XIX века содействовала росту польского, украинского, грузинского, финского и прочего национализма. В последние полвека американская интеллигенция вела себя точно так же: она содействовала кристаллизации расовых и этнических общин в США. Американская интеллигенция установила леволиберальный климат, который, по сути, оказался невероятно тоталитарным. Он предполагал остракизм и репрессии за любые сомнения в идеологии мультикультурализма и прав любых меньшинств. Все это позволяло национализму поднимать голову, причем не общеамериканскому национализму, а национализму разных этнических и расовых общностей.

Комментаторы удивляются, почему толпы протестующих (не только афроамериканцев) громят исторические памятники от Колумба до адмирала Фаррагута.

Вполне возможно, что эти протестующие не считают их частью своей истории и своего культурного наследия. Эти памятники – часть культуры иного государства, которое они считают чужим. Ведь именно так вели себя многие новые народы на заре своей истории: готы и франки были беспощадны к культурному наследию Рима, арабы – Византии, чехи и словаки – империи Габсбургов. Еще интереснее, как черные студенты травят сегодня белую профессуру американских университетов. Разве не так вели себя с немецкой профессурой чехи и поляки в период распада Австро-Венгрии?

Современному человеку существующая этнополитическая карта мира зачастую кажется вечной. На самом деле это не так. Уже давно нет большинства античных и средневековых народов: они утратили свои антропологический тип, культуру, язык, идентичность. Бессмысленно искать сегодня прямых потомков ахейцев, римлян, хазар или франков: они растворились в современных нациях. Немногие древние народы, дожившие до наших дней, изменились за минувшие века настолько, что, по сути, стали новыми нациями. Привычная нам этнополитическая карта мира сформировалась довольно поздно. Русские, французы, англичане в современном смысле слова появились только примерно с XVI века, а немцы и итальянцы и вовсе в XIX веке.

Но законы этнического развития остаются непреложными: одни народы мира исчезают, другие приходят им на смену. Хороший пример – Латинская Америка, где распад Испанской и Португальской империй в начале XIX века породил плеяду новых наций. Чилийцы, мексиканцы, кубинцы говорят и думают по-испански, но они при этом не испанцы, а самостоятельные народы. Вполне возможно, что процесс образования новых народов затронул и США. Нынешние волнения – лишь звено в оформлении их нового этнополитического сознания. Зарождающиеся народы далеко не дружественны, если не враждебны нынешнему государству.

Сегодня в США есть мощный ограничитель для подъема этнонационализма: расовые и этнические общины не имеют компактных территорий для проживания. Американцы живут черезполосицу: граница разлома проходит прямо через города. Но опыт истории доказывает нам, что подобные препятствия могут быть относительно легко преодолены. Пока мы не видим афроамериканцев, техасцев, калифорнийцев как народы. Но это не значит, что они не рождаются на наших глазах.