Евгений Балацкий
Фото сайта economy.gov.ru
Разработанный Министерством экономического развития в 2020 году Прогноз социально-экономического развития Российской Федерации на 2021 год и на плановый период 2022 и 2023 годов (далее – прогноз) имеет ряд особенностей, на которые нельзя не обратить внимания. Указанный документ должен был иметь некую специфику, по крайней мере по трем причинам. Во-первых, он готовился в тот год, который прошел под знаком эпидемии COVID-19 и связанных с этим ограничений, повлекших грандиозное охлаждение мировой экономики, – при таких обстоятельствах простая экстраполяция будущего должна существенно корректироваться. Во-вторых, в столь неопределенной ситуации, в котором возможны неоднократные повторения эпидемических шоков, прогноз должен был хотя бы обозначить реперные точки экономического будущего России – чем страна ответит на новые риски. В-третьих, Россия по всем экономическим параметрам попадает в группу стран полупериферии, а с учетом давления со стороны старых и новых лидеров – США, Китая, Японии, Турции и т.д. – просто нельзя не иметь внятной модели экономического развития; в противном случае страна рискует перейти в группу стран периферии и конкурировать уже с Конго, Руандой и Сомали.
Что же в этом отношении нам говорит прогноз?
В упомянутом документе имеется таблица, показывающая пятилетнюю динамику отраслевой структуры ВВП за 2019–2023 годы. Ее пристальное изучение позволяет сделать следующие выводы.
Во-первых, отраслевая структура ВВП уже явно требует расширения. Например, в США отдельно выделяются такие отрасли, как услуги по обращению с отходами и их рекультивации, проектирование компьютерных систем и сопутствующие услуги, индустрия кинофильмов и звукозаписи. Возникает вопрос: а у нас такие отрасли есть или нет? И если есть, то каков их вклад в ВВП? А что, например, с нанопроизводством, которое выделено в особый сектор, но о котором нет никаких статистических данных?
Во-вторых, цифры указанной таблицы не предполагают практически никаких структурных изменений в российской экономике, что эквивалентно полной стагнации отраслевой структуры ВВП. Отраслевые доли всех 20 отраслей практически не меняются на протяжении пяти лет. Тем самым прогнозный документ по умолчанию просто консервирует нынешнюю низкотехнологичную структуру российской экономики, что говорит об отрицании какого-либо технологического прогресса в ближайшие годы, предусмотренного в иных государственных нормативных актах, в том числе в указе президента от 2018 года «О национальных целях и стратегических задачах развития РФ на период до 2024 года».
В-третьих, среди отраслей отечественной экономики появилась новая и совершенно загадочная строка – «Государственное управление и обеспечение военной безопасности; социальное обеспечение». Получается, как будто в одну группу объединили бюрократический аппарат, армию и пенсионеров! Дело в том, что это отрасль, доля которой хоть как-то ощутимо меняется во времени (с 6,7 до 7,5%), однако объяснить это при подобном «слиянии» нельзя.
Но самое главное, что сектор обрабатывающих производств увеличиваться не будет – если, конечно, не учитывать, смехотворный рост его доли за пять лет на 0,1 процентного пункта (с 13,1 до 13,2%). А ведь разворачивающаяся четвертая промышленная революция предполагает гигантские изменения именно в обрабатывающей промышленности. Нужно конструировать и производить роботов различной функциональной направленности, нужно внедрять 3D-производства, но, судя по прогнозу, специалисты Министерства экономического развития РФ не видят в этом смысла.
Пренебрежительное отношение системы государственного управления к обрабатывающим производствам подтверждается и другими цифрами. Так, в прогнозе имеется другая таблица, позволяющая обнаружить очередной парадокс: до 2020 года обрабатывающие производства были в два раза динамичнее ВВП (соответствующие темпы прироста – 2,6 и 1,3%), в 2020 году они продемонстрировали высокую сопротивляемость кризису по сравнению со всей экономикой (темпы падения: –1,5 против –3,9%), после 2020 года предполагаемая динамичность обрабатывающей промышленности будет отставать от динамики ВВП (в среднем 3,1 против 3,2%).
Приведенный парадокс означает следующее: сектор обрабатывающих производств является нашим последним бастионом, который может динамично развиваться и держать удар в кризисные периоды, однако руководство страны не возлагает на него больших надежд и не видит его в роли драйвера российской экономики.
А какие же тогда отраслевые драйверы экономики видят российские власти? Прогнозный документ дает достаточно очевидный ответ на данный вопрос. Наиболее динамично будут развиваться следующие отрасли: производство лекарственных средств – темпы прироста за период 2019–2023 годы составят 42,4%, производство химических веществ – 24,9%, производство компьютеров, электронных и оптических изделий – 20,8%. Да кто бы сомневался! В условиях предполагаемых эпидемий производство лекарств не может не процветать. Что касается химической промышленности, то она всегда была локомотивом российской экономики даже в самые тяжелые годы – такой она и останется. А что касается производства компьютеров, электронных и оптических изделий, то здесь не следует обольщаться: данная отрасль появилась в отечественной статистике всего два-три года назад, и ее объемы настолько малы, что любой прирост в относительном выражении будет казаться огромным.
Зато после достижения в 2019 году уровня добычи нефти в России своего исторического максимума за весь постсоветский период – 1,53 млн т/сут. – в 2022 году его планируют «приподнять» до 1,62 млн т/сут. Иными словами, добыча нефти в прогнозе остается в приоритете.
Было бы правильным пересмотреть и упорядочить экономические приоритеты страны на будущее. Иначе возникает нормативная и логическая коллизия: в одних правительственных документах провозглашается технологический прорыв, а в других – технологическая стагнация.
комментарии(0)