Я - пролетарий

Как ты думаешь, этот наш Степан номер 359, он может быть тем самым Степаном Разиным, который утопил персидскую княжну? Василий Суриков. Степан Разин. 1906. Русский музей

1. Негр

Утром проснулся и вот, обнаружил. Поглядел в зеркало – все так. Негритянская отражается рожа, хотя и не то чтобы сильно черная. Но за одну ночь, я думаю, совершенно черным не станешь.

2. Может, действительно надо

На работу было стремно идти, я пошел к врачу. И жена сказала, что надо к врачу. И пошел к врачу, хоть не знал, к какому. Но пошел.

На улице, когда шел, несколько раз попадались негры вроде меня. Раньше не замечал, а теперь попадались. Спокойно рассекали по улицам, словно так и надо. Может, действительно надо.

3. Запущенный в народ вирус

В поликлинике сказали, это что-то вроде теста. Анализ ДНК на наличие у человека предков, принадлежащих к угнетенному в прошлом классу. Результат отпечатывается прямо на роже. Работу делает специальный запущенный в народ вирус. Запустили и нас не спросили, но вроде так нужно – чтобы справедливость торжествовала. А в чем справедливость? Ну, чтобы буржуя от пролетария на глаз отличить, а там видно будет.

В комнате 213 я получил сертификат потомственного пролетария. На глянцевом картоне, с рамочкой. «Настоящим подтверждается, что Гаврилов Николай Алексеевич является потомственным пролетарием». А внизу мелким шрифтом перечень пролетарских предков: Алексей 322, Степан 359, Герасим 174, Ефим 190, Прохор 218. Вместо фамилии номер в базе – это вроде бы для того, чтоб не разглашать персональные данные. Тут же вручили приглашение на мероприятие в районном Дворце культуры.

4. А по кочану

Почему пролетарских, думал я о предках, младшему из которых лет триста. А по кочану. «Потомственный пролетарий» по-любому звучит лучше, чем «потомственный раб».

5. Пролетарии всех стран, соединяйтесь!

Такой транспарант висел над сценой, а на заднике – три портрета: Карл Маркс, Фридрих Энгельс и еще один – с бородкой и усами, но не Ленин. Под портретами за длинным столом сидели несколько человек – все негры. Через сколько-то минут ожидания один из сидящих поднял колокольчик на длинной ручке и зазвонил, призывая к тишине. Другой встал и подошел к микрофону.

– Товарищи, – начал он, – историческая справедливость, о которой мы веками мечтали, уже торжествует.

Сидящие за столом негры дружно зааплодировали. Негры в зале (а в зале, естественно, все были негры) тоже захлопали в ладоши. Захлопал и я.

– Современные технологии, – продолжал человек у микрофона, – предоставили нам уникальную возможность отличить потомственного эксплуататора от эксплуатируемого. Мы увидели, кто есть кто, осталось добиться того, чтобы угнетенные – если не сами, то их потомки – получили доступ к благам, которые были созданы трудом многих поколений безымянных тружеников – их предков. А потомкам буржуев придется поделиться. Наша партия подготовила перечень требований по восстановлению исторической справедливости.

Все зааплодировали. Я тоже.

– Какая партия? – обернулся ко мне сосед справа.

– Марксистская не помню какая, – сказал кто-то.

6. Партия торжественно провозглашает

Человек зачитал перечень благ, среди них были льготы, квоты и репарации.

Льготы были разные, квоты тоже. Мне запомнилось, что во всех оркестрах и футбольных командах потомственные пролетарии должны составлять не менее тридцати процентов.

– Нехило, – заметил сосед справа. Это был высокий негр с голубыми глазами. Возможно, он был даже блондином в прошлой жизни.

– Партия торжественно провозглашает: «Нынешнее поколение потомственных пролетариев будет жить при коммунизме», – закончил свое выступление докладчик, и все стали пробираться на выход.

7. Степан 359

Соседа справа звали Альберт. Хорошее негритянское имя. Мы с ним сравнили наши пролетарские сертификаты и нашли совпадение в предках: Степан 359 был у нас обоих.

В фойе давали бесплатное пиво. Мы выпили пива. Играла музыка. Потом запустили торжественное: «Вставай, проклятьем заклейменный», «Вихри враждебные», все такое.

В минуту затишья объявили конкурс на пролетарскую чистоту личного генетического кода. Победитель должен был определиться в ближайшие дни.

– Поборемся? – предложил Альберт.

Я кивнул.

– А как ты думаешь, – спросил Альберт, – этот наш Степан номер 359, он может быть тем самым Степаном Разиным, который утопил персидскую княжну?

Я сказал, что может.

– Не добавит ли это нам пару конкурсных баллов?

– Может, и добавит, – сказал я.

8. Черное дело – правое дело

По улице шли негры. Их было много. Мы с Альбертом тоже шли.

Несли плакаты: «Пролетариату – ура!», «Долой власть воров и буржуев!», «Черное дело – правое дело». Один негр поднимал над головой лист бумаги с надписью «Смерть козлам!» корявыми самодельными буквами.

Кто-то затянул «Вихри враждебные», но песню не подхватили. Стали скандировать: «Черное дело – правое дело».

Когда проходили мимо торгового центра, текст речевки изменился. «Мы берем свое! Мы берем свое!» – ревела толпа и через короткое время пошла на приступ.

– Грабь награбленное! – завопил негр Альберт и, рванувшись вперед, потерялся из виду.

Я последовал за ним, но у входа было уже не протолкнуться. Толпа растекалась в стороны. Я двинулся направо, обогнул здание центра. Здесь было тихо. Только несколько машин посылали издалека сигналы тревоги. Я спустился по лестнице в какой-то подвальный магазинчик. Навстречу поднимались два негра с яркими коробками в руках.

Магазин торговал оптикой: микроскопы, телескопы и прочие скопы.

Я взял со стеллажа коробку и направился к выходу. В коробке был микроскоп.

– Это хороший микроскоп, – печально произнес продавец. Бледный потомок буржуев, отягощенный сознанием своей исторической вины.

– Надеюсь, – сказал я.

– Возьмите пакет, вам будет удобнее, – сказал продавец.

9. Разинские гены сильнее

– Это микроскоп, – сказал я жене, ставя коробку на стол.

– Полезная вещь, – сказала жена.

– Я подумал, детишкам будет интересно. Амебы разные, инфузории – пусть наблюдают. И кстати, оказывается, в моих предках есть Степан Разин.

– Ты говорил, что у тебя там князья Голицыны.

– Разинские гены, стало быть, сильнее.

– Только, похоже, они на тебе закончились, – она сказала.

И правда – детишки наши так и остались беленькие: и Толик, и Вадик. Может, думаю, просто вирус до них еще не добрался. Ну, утром посмотрим. Утро вечера мудренее.

10. Как-то так это всё

Утром посмотрел – все по-прежнему белые, и жена и дети. И хорошо. Я, конечно, не расист, но мне ни разу не в кайф, чтобы в моей собственной квартире черные мелькали перед глазами. Хотя в жене я уверен – она у меня аристократка. Почти. Родословную из интернета восстановили. Но и у меня князь Голицын в предках, как-то так это всё.

11. Некоторые были зеленого цвета

После завтрака позвонил начальнику. Сказал, не приду, буду бороться за права черных, в плане – шествие и митинг. Приглашение на мероприятие мне пришло еще вечером. Шеф отнесся с пониманием, а как иначе?

Но я никуда не пошел. А пошел к микроскопу. Углубился в это занятие – рассматривать бактерий и инфузорий. Дети не проявили интереса, а я углубился. И наблюдал за этими маленькими зверушками с их ресничками, усиками, хоботками. Некоторые тихо перетекали из места в место. Некоторые двигались быстро. Некоторые пожирали друг друга. Некоторые были зеленого цвета – наверное, водоросли.

12. Я или не я?

– Папа, тебя по телеку показывают! – Сын Вадик потянул меня за руку посмотреть. Там на экране я в полный рост во главе колонны. С плакатом «Черное дело – правое дело» в руках. Или не я. Если сегодняшний марш, то меня там не было, если вчерашний – то не нес ничего, тем более во главе.

Отмотал сюжет к началу – вроде действительно я. И известный телеведущий (забыл его имя) поздравляет меня с победой в конкурсе – том самом, на чистоту пролетарской крови. И толкает про то, как они все обязаны безымянным пролетарским труженикам и их потомкам. Жмет, поздравляя, мне руку, а я стою со своим плакатом и улыбаюсь. То есть не я, конечно, – меня там не было, – но организаторы сумели запустить какую-то виртуальную картинку, вполне адекватную. Значит, все-таки я.

13. Булыжник – оружие пролетариата

И пошли те самые кадры, где я на утреннем сегодняшнем шествии с тем самым плакатом, и на митинге – мой профиль на фоне развевающегося флага, и – дальше – кидаю вместе со всеми камни из предусмотрительно подготовленной кучи. Куда – не знаю. Булыжник – оружие пролетариата, это так. Снова шествие, разбредаемся по кварталам. Перетекаем из места в место. Вламываемся на чей-то буржуйский участок. Ворота хлипкие, нажать в три плеча, и готово. У него, буржуя, дом с башенкой. У него на башенке флюгер. У него фонтан перед домом. И стоит, рыло бледное, на краю своего фонтана. Я ему: «Любишь пролетариев? Говори громко, что любишь». Он молчит, он не любит. И бью палкой от плаката в его недорезанное буржуйское брюхо. Как смешно торчат из воды его ноги в полосатых кроссовках.

14. Герой

Мой Вадик теребит меня за рукав и говорит:

– Папа.

– Папа, – он говорит. – Ты герой.