Профили и ножки

Лица теснятся, четверятся...  Рукопись «Евгения Онегина». Пушкинский Дом (СПб)

А если воображение стопорится, сразу в том же тексте начинают возникать рисунки: головы, ножки, торсы… Являются автопортреты, поразительные по сходству, изобретательному озорству и самоиронии: я – ребенок, я – капризуля, я – «герр официр», а вот взгляните на меня – вздорную девицу Александру Сергеевну; а вот полюбуйтесь мною – щеголем, раздувающим щеки; а вот попробуйте приспособиться ко мне – сварливому старику… Пушкин не продумывает заранее свои тексты, чтобы потом занести их в тетрадь. Нет! Он вызывает их с пером в руке. Он думает с пером в руке. Все делается немедленно, сейчас. Он не знает, какая строчка будет следующей и будет ли вообще. Каждая внезапна, как открытие. А если открытие ложное или самоочевидное, оно вычеркивается беспощадно. Когда возникает заминка, автор не бросает пера, он продолжает думать о своем, а перо независимо от его воли рисует собственные сюжеты. Что получится. Бессознательно. Машинально. И в этом вся прелесть! Это графика не отшлифованного школой стипендиата Академии художеств, а самоучки, заполняющего паузу в основной работе – в размышлении над первой строкой, над сотой, над какой угодно или споткнувшегося вдруг посреди строфы и не представляющего, как быть дальше...

Если Пушкин набрасывает профили, то почти все они повернуты носом влево. Фас или поворот три четверти встречаются редко. Скажем, на обороте 74-го листа фас всего один (молдаванин) и портрет носом вправо тоже один (Гете), зато левых профилей – косой десяток: и женских, и мужских… Все они устремлены носами влево, как стрелки флюгеров, дружно повернутых ветром. Они толпятся, жмутся друг к другу, накладываются виском на висок. Чувствуется, что в этот момент ум рисовальщика кипит, мысли теснятся, выход из тупика будет найден вот-вот… Автор всегда ищет «то, не знает что». Но когда искомое возникает, он распознает его безошибочно. По числу ножек и характеру поз, которые они принимают, можно судить не только об эротических грезах нашего мечтателя, но и о продолжительности его литературной паузы. Чем больше их, тем дольше она. Когда б вы знали, из какой чернильной пачкотни и графических затей рождалась эта чистейшая поэзия, космическая стройность ума! Гений безмерен, бесконечен, неудержим. Он ясен, темен, гармоничен, противоречив.

Художник вглядывается в мир, поэт вдумывается в себя. И Пушкин рисует как поэт, вдумываясь в себя. Его графика рождается в момент максимального сосредоточения на другом. Он рисует совсем не то, во что вдумывается. Да, иллюстрации к тексту, сочиняемому на том же листе, иногда встречаются, но их мало. Превалирует другое. Однако именно это другое позволяет встряхнуть мысль. Она преодолевает возникшее препятствие, обходит стопор. Раскрепощенному воображению дается новый ход. Бессознательное движение руки приводит к осознанному движению мысли. По нашему наблюдению, здесь срабатывает тончайший механизм психологии творчества, когда линия помогает слову, ничего о нем не зная.