Днем ясным или кромешной ночью

Все мы в той или иной степени являемся прихожанами церкви. Фото Евгения Лесина

Николай Толстиков родился в 1958 году в городе Кадникове Вологодской области. После службы в армии работал в районной газете. Окончил Литературный институт им. А.М. Горького. В настоящее время – священнослужитель храма святителя Николая во Владычной слободе Вологды.

Лица, много лиц в свете лампад и свечей в бесконечном потоке реки жизни приковывают взор к мгновеньям, дающим для размышлений простор, даже к тому, что было между строк, в превосходном художественном исполнении Николая Толстикова, мастера прозы, разнообразной, сильной, лаконичной, язык которой сочен, колоритен и нагляден.

А посмотреть есть на что.

Взять, к примеру, такую вещицу:

«Одна бабушка после службы подходит ко мне с предложением:

– Батюшка, капусточки квашеной хочу тебе принести. Мне самой она что-то не очень нравится.

– Может, лучше не надо? – отвечаю.

– Да что ты, батюшка, Господь с тобою! Вон, регент ваш накануне ее попробовал и до сих пор жив!»

Автором развертывается целая галерея лиц: рабочих и служащих, интеллигентов и простолюдинов, девушек и юношей, военных и чиновников, стариков и старух, разных персонажей, верующих или бестолковых, но связанных автором как бы воедино, поскольку все они в той или иной степени являются прихожанами церкви.

Отсюда и название книги – «Приходинки».

Здесь каждый персонаж наособицу, со своим характером, с вызывающей улыбку своеобразной устной речью, и все они, что необходимо всегда помнить, созданы по образу и подобию, но не каждый устремлен в выси этического и эстетического совершенства, о чем приходится только сожалеть, и это разнообразие наполняет книгу особым звучанием, многоголосием, характерным для общения людей на кухне, на работе, на улице, в автобусе, на рынке, во дворе…

«Низкорослый старичок с плешивой головой» вызвал переполох, пономарь новый, чудной, крестится невпопад, когда все по старшинству прошли к архиерею, бородач спрятался в угол, «ребята-иподиаконы подхватили его под локотки и – к владыке», который спросил, не больной ли он, ответили, что в молодости летчиком хотел стать, а сам пономарь добавил: «С печки упал».

Или вот еще. Вася, алтарник, пришел весь помятый, когда надо было делать земные поклоны, стоял столбом, вдобавок еще потом из кадила угли рассыпал, ну, настоятель сердито приказал ему сделать посреди храма сто поклонов, чтобы проснулся, и Вася покорно стал отбивать поклоны, а бывшие в храме старушки пожалели его, мол, что ж ты так истязаешься, на что Вася, дело было перед референдумом, ответствовал: «Я за Крым молюсь! Чтоб там всё хорошо было!»

Священник в храме торжественно читает Писание, а писатель Николай Толстиков пристально приглядывается к нему, чтобы перевести свои впечатления в текст, первые импульсы которого начертаны на бумаге словами «на заре туманной юности», по словам Андрея Платонова, ибо литературное произведение создается из слов, приходится подчеркивать эту очевидность, которую мало понимают «наборщики готового смысла», – тут кстати это высказывание Мандельштама, – они все время говорят о содержании, не умея написать выразительной фразы, над которыми Николай Толстиков работает с тщательностью истинного художника..

Посмотрите, как одна супостаточка говорит другой: «Крестишься, молишься вот... А помнишь, что у тебя в институте была твердая пятерка по научному атеизму?» – на что другая супостаточка, не моргнув глазом, реагирует: «Так я покаялась...» Какая емкая изобразительная мудрость в этих уменьшительно-ласкательных суффиксах русского языка, прямо-таки хочется воскликнуть, ох и «супостаточки» в «приходиночках»!

Автор чувствует, что, чего он ни коснётся, кажется, что это происходило вчера, и он начинает углубляться в потаенные уголки памяти, которые сверяет с записями, и оказывается, что все это было давным-давно, и в подобной манере протекает вся жизнь писателя, мгновенно оказываясь в далеком прошлом, но в тексте сохраненным навсегда.

А вот миниатюра, в которой показывается как бы «вторая натура» человека:

«Длинноносый, в очочках, слегка прощелыговатого вида, местного пошиба чинуша Голубок был еще и уполномоченным по делам религии при райисполкоме.

Времена наступили уже «горбачевские», в отличие от своих предшественников Голубок настоятеля храма в городке не притеснял, постаивал себе по воскресным службам скромненько в уголке возле свечного «ящика».

Скоро «необходимость» в уполномоченных вместе с самой властью и вовсе отпала, Голубка вроде б как выперли на пенсию, но в храме он появлялся неизменно и стоял все на том же месте.

«Не иначе, уверовал в Бога!» – решил про него батюшка и даже поздравить его хотел с сим радостным событием.

Но Голубок потупился:

– Я, знаете ли, захожу к вам по привычке.

– Да! – вздохнул обескуражено настоятель. – Что поделаешь, коли вторая натура!»

И чем дольше живет Николай Толстиков, тем отчетливее понимает, что мотором творчества является призвание, самое всепоглощающее призвание – литературное творчество, можно даже несколько высокопарно сказать, что писателем управляет голос с неба, когда поверхностный пласт жизни исчезает.

Священник Николай Толстиков. Приходинки и другие истории. – М.: ООО «Традиция», 2023. – 248 с. (Библиотека журнала «Голос эпохи»).

Да, так бывает, когда знает сердце, что все это к лучшему, ко времени, детьми рождаемся, стариками помираем с чувствительностью пернатых, считающих себя всю дорогу молодыми, сладкоголосо поющими.

Главное, начать, а там пойдет само, потому что как только начнем, ночью или днем, то потянет туда, как везде и всегда, все и повсюду начинается с первого написанного на чистом листе слова, вот его и выводит Николай Толстиков снова, и так, начнет днем ясным или кромешной ночью, наивно и воочию поспевает за словом новым, смешливым иль суровым, оно само подскажет, куда идти, и он пишет, его задача излагать сон жизни, если здесь Тютчева вспомянем, сон, закованный в слова, поскольку не мысль рождает слова, а написанные слова рождают мысль, все бессловесное, картинками являясь, мгновенно исчезает, картинка для детей, но под ней написано хоть что-то, была бы лишь охота картинку записать чудесным языком, а не глазеть, как ясельная детка, не знающая слов, ну, вот тебе конфетка, и погляди на монитор, картинка там стоит, но в век компьютеров и интернета все знают, что картинку цифрой передают, а цифра лишь составная часть знаковой системы, которую мы все называем Словом, или Богом.

Тут к месту будет пример для подражания:

«Молодой батюшка собирается на сессию в семинарию.

Литургия отслужена, проповедь кратка.

– Простите, дорогие прихожане, спешу на поезд, буду на сессии экзамены сдавать.

– Ни пуха ни пера вам! – звонко, на весь храм, восклицает какой-то малолетний шкет.

Батюшка смущен: ну, в самом деле, не посылать же пожелавшего ему успехов пацана туда, куда православному ни в коем случае не надо…

Но, отдадим должное: два десятка экзаменов и зачетов сдал священник почти на одни пятерки».

Читая «Приходинки», вспомнил, как я стоял у чугунной плиты могилы Петра Чаадаева в Донском монастыре, сбоку от малого собора. Большой желтый кленовый лист упал на буквы «Чаа», и получилось для чтения «даев». Вот Чаадаев и дает пищу для раздумий о том, что народы воспитываются веками, но мы составляем как бы исключение среди народов, и существуем лишь для того, чтобы преподать великий урок миру.

Но на всякий случай нужно посмотреть на все происходящее с иронией:

«На дальний приход приехал строгий архиерей, заметил какие-то непорядки.

За трапезой – напряженное молчание.

Местный батюшка, прежде чем вкусить скромных яств, осторожно перекрестил свой рот.

– Зачем вы это делаете? – раздраженно спросил владыка.

– На всякий случай. Чтобы бес не заскочил.

– А может, чтоб не выскочил?»

Николай Толстиков работает в выразительных художественных формах, при всем при этом через якобы доступную неискушенному читателю простоту выходит на основополагающие проблемы, выражаемые классиками вопросом «Зачем живет человек?», – конечно, мы помним высказывание Достоевского: «Только с верой в свое бессмертие человек постигает всю разумную цель свою на земле», – именно это, на мой взгляд, и исследует Николай Толстиков, изучает и показывает нам человеческую сущность, призывая и нас вникнуть в проблемы смысла жизни, в самую суть экзистенции, разобраться как бы в главном вопросе, почему люди, в большинстве своем, живут вне глубинных причин, словно потерявшие ориентиры от ослепительного света, отдавшись исключительно на волю чувств без подключения интеллекта, которого неосознанно боятся, ибо он уводит в какие-то трансцендентные не обремененные книгами, то есть вне интеллигибельности, дали, которые нельзя ни купить, ни продать, ни пощупать, ни понять, и во власти этого чувства коротают свой век, не извлекая из него никакой пользы.

А тут и Чехова вспомнили:

«Правили в храме службу.

Пожилой пономарь Алексей, телом сух и духом крепок, поспешил по какой-то надобности через «горнее место» в алтаре и, вот тебе, попала ему в ноздрю пылинка. Чихнул он громко и от души.

– О, несчастный! – воскликнул стоящий перед престолом батюшка – службы без году неделя, но сразу метивший в «младостарцы». – Молиться тебе, убогому, надо, поклоны бить и каяться, каяться!

Старый игумен рядом, видавший виды, вздохнул удрученно:

– Давайте не будем уподобляться чеховским персонажам!»

Жизнь сама по себе настолько сильно действует на психику человека, что о другом своем существовании он и не помышляет, тем более о жизни в Слове, в которое всецело погружен писатель Николай Александрович Толстиков, для которого тот, что является с нимбом, входит бездонно в небо, единый всегда на потребу людям своим – Бог.