Не было счастья

Поработать в городе на Неве и сегодня не прочь многие журналисты. Фото © РИА Новости

В текущем году старейшей военной газете «На страже Родины» (Западный военный округ) исполняется 100 лет. Она ровесница нашей армии. В газете работали и работают много моих друзей и сослуживцев, которых я знаю и знал по факультету журналистики Львовского высшего военно-политического училища, а еще по газете Южной группы войск (ЮГВ) «Ленинское знамя». Коллеги из Питера попросили написать о них в книгу, которую они издают к своему юбилею. Получился небольшой рассказ о тех, кому повезло попасть на работу в город на Неве, и о тех, кто туда так и не попал.

ЛЕЙТЕНАНТСКИЙ «ПОДАРОК» ГЕНЕРАЛУ

В предыдущей публикации мне уже доводилось рассказывать об одном из сослуживцев по газете (см. «Награда за проступок», НВО от 24.11.17). Сейчас же я расскажу еще об одном человеке, который хотел стать жителем Ленинграда и которому я невольно помешал в реализации этого желания. Это член Военного совета Южной группы войск генерал-лейтенант Федор Калистратович Ищенко.

Кажется, что может быть общего между корреспондентом отдела комсомольской жизни газеты ЮГВ «Ленинское знамя» лейтенантом Виктором Литовкиным и членом Военного совета – начальником Политуправления ЮГВ генерал-лейтенантом Федором Ищенко?! А вот случилось.

История эта началась в коридорах газеты. Я спешил в свой кабинет, когда краем уха услышал разговор ответственного редактора «Ленинского знамени» полковника Коновалова и начальника отдела пропаганды подполковника Стуловского.

– Хорошо бы нам опубликовать материал о борьбе с неуставными происшествиями, – сказал Коновалов Стуловскому. – Тема очень актуальная и острая. Крайне важная сегодня.

– Но где найти такие факты? – пожал плечами Стуловский. – Да и кто разрешит нам это, тема подцензурная.

Черт меня дернул за язык.

– Я присутствовал в 130-м полку на суде над двумя такими разгильдяями, – сказал я начальникам. – Но ничего не записывал, знал, что публиковать это нельзя.

Федор Фокич мгновенно загорелся.

– Давай руки в ноги, беги за этим материалом в прокуратуру, а с цензурой я договорюсь.

Два раза мне повторять было не нужно. Через час я был уже у военных прокуроров ЮГВ и добросовестно переписывал уголовное дело. Через пару дней материал был готов, назывался он по-армейски незамысловато «Угол падения» и был непомерно велик – на две газетные полосы, размер невообразимый для групповой газеты. Я знал, что его неизбежно подрежут. Но сокращать легче, чем дописывать (хотя с этой поговоркой можно поспорить). И в таком виде я отдал его Федору Фокичу.

Через какое-то время он зашел в наш комсомольский отдел, пожал мне руку:

– Материал замечательный.

Пошел к цензору. Наш цензор полковник Колосов Алексей Алексеевич был не таким эмоциональным человеком, как Фокич. Но и ему материал понравился. Разрешить его публикацию может только главный цензор Вооруженных сил, сказал он Коновалову, но только после того, как его подпишет член Военного совета. Федор Фокич тут же сел в свой уазик и умчался в политуправление группы войск. Спустя несколько часов материал ушел в печать. В нем не было сокращено ни одной строчки. А внизу стояла подпись генерал-лейтенанта Ищенко. И его приписка: «Хороший материал». Кто мог в групповой газете сократить текст, который одобрил сам ЧВС?!

На следующий день, когда газета вышла в свет, я ходил по редакции гоголем. Статью вывесили на «Красную доску», мне выписали премию, коллеги хвалили на летучке. Хотя некоторые посматривали на меня искоса, поскольку самое трудное в творческом коллективе – пережить успех коллеги. Под материалом в «Ленинском знамени» в качестве профилактики командиры и политработники группы войск заставляли расписываться всех солдат и сержантов, склонных к проявлению неуставных отношений... А через пару недель случилось невероятное. Меня вызвал к себе Федор Фокич Коновалов и, посадив перед собой за стол, сказал:

– Готовься, Витя. Епишев объявил выговор нашему Ищенко за твою статью. Думаю, разборки пойдут по нисходящей. Достанется крепко и тебе, и мне. Если отделаемся выговором без занесения в учетную карточку, считай, родились в рубашке.

У меня все похолодело. Генерал армии Алексей Епишев был тогда начальником Главного политического управления Советской армии и Военно-Морского флота, член ЦК КПСС, и его выговор нашему члену Военного совета и, правда, не сулил мне, автору злополучной статьи, ничего хорошего. Очень легко было обвинить молодого журналиста в искажении фактов, политической близорукости и прочих несуществующих грехах, публично и показательно расправиться с лейтенантом так, чтобы другим неповадно было проявлять неуместную инициативу и усердие, подставлять под карающую руку больших начальников.

История с выговором ЧВС из-за моей статьи тут же распространилась по редакции, хотя никто об этом вслух не говорил. Кто-то мне сочувствовал, а кто-то злословил: мол, не лезь поперек батьки в пекло, ишь, возомнил себя «золотым пером» (меня действительно так называли начальники на ежемесячных подведениях итогов, я выдавал на-гора больше всех строчек в газете, опережал даже самых опытных журналистов, много старше меня, что, конечно, не всем нравилось, когда им в пример ставили юное дарование).

Но вот что странно – проходил  день-другой, неделя-вторая. Никто меня не вызывал на партбюро, никто не требовал объяснительной записки. Как будто все забыли о моей злополучной статье. А вскоре в Доме офицеров ЮГВ прошло собрание секретарей комсомольских организаций воинских частей группы. Я как начальник комсомольского отдела групповой газеты там, конечно, присутствовал. Более того, писал по итогам этого собрания обращение к воинам ЮГВ в честь начала социалистического соревнования в связи с какой-то датой. Сейчас не помню, с какой. Их тогда было слишком много. И, конечно, на этом мероприятии присутствовал начальник Политуправления ЮГВ генерал-лейтенант Федор Ищенко. Я старался не попадаться ему на глаза. Понятно, почему. За меня это сделал начальник политотдела политуправления полковник Белецкий. Он взял меня за руку и подвел к ЧВС.

– Вот, товарищ генерал-лейтенант, – с ехидной улыбочкой сказал он, – тот самый лейтенант, который организовал вам выговор от начальника ГлавПУРа.

Я готов был провалиться сквозь землю. И стыдно, и боязно, и неприятно.

Но генерал-лейтенант пожал мне руку:

– Спасибо, сынок, – сказал он. – Ты написал замечательный, очень нужный материал, он помог нам остановить волну неуставных отношений.

Потом я узнал: редакторы других групповых и окружных газет, получив наш номер «Ленинского знамени» по существовавшему тогда обмену, обратились в Главное политическое управление СА и ВМФ с просьбой разрешить опубликовать такие же материалы в своих газетах. Проблема неуставных отношений, казарменного хулиганства волновала всех. Но дать добро на такие публикации означало признать, что подобная проблема существует в Советской армии. А это был бы скандал. У армии – наследницы традиций героев Великой Отечественной не может быть таких проблем. И чтобы раз и навсегда отбить у желающих писать и публиковать материалы на эту тему, чиновники ГлавПУРа принесли на подпись Епишеву проект приказа с выговором члену Военного совета Южной группы войск за… ослабление политической бдительности – в статье не была показана роль партийной организации танкового полка, которая боролась против казарменного хулиганства и пресекла его, опираясь на здоровые силы в комсомольском коллективе части.

Более того, моя заметка вышла боком генералу Ищенко еще и в том, что он хотел замениться из Южной группы войск в Ленинградский военный округ, закончить свою службу в армии в городе на Неве. Но с выговором начальника ГлавПУРа это сделать не удалось. Его заменили в Ростов-на-Дону. Как я знаю, после окончания воинской службы генерал (он стал к тому времени генерал-полковником) переехал в Киев, возглавлял там республиканский Совет ветеранов войны и труда. Похоронен на Байковском кладбище в столице Украины. Светлая память этому благородному человеку.

АКАДЕМИЯ ПИСАТЬ НЕ НАУЧИТ

В 1975 году в Москве, в Военно-политической академии имени Ленина открыли на педагогическом факультете редакторское отделение. На учебу в нем захотел поехать сотрудник «Ленинского знамени» капитан О. Журналистом он был, мягко говоря, никаким. Приехал он к нам из Москвы по обмену. А отправляли газетчиков за границу, куда рвались очень многие офицеры, скажем так, не самых способных и усердных. С начальниками отделов история была простая – меняли баш на баш. Поэтому приезжали очень крепкие профессионалы. А вот корреспондентов подбирали. Какой из ответственных редакторов отдаст в другую газету того парня, который забивает «гвозди» в родном коллективе?!

Капитан О., кстати, мой полный тезка – Виктор Николаевич, был по образованию командиром мотострелкового взвода, окончил Московское высшее общевойсковое командное училище имени Верховного Совета РСФСР. Как его занесло из войск в газету – тайна за семью печатями. В отличие от капитана Коновалова, тоже в прошлом командира взвода, писать он не умел и не отличался прилежанием. Переменил он у нас практически все отделы, не удержался даже в отделе писем. И, чтобы не мешал работать, пристроили его в секретариат размечать заметки и относить их в типографию в набор. Но он и тут сумел отличиться. Начал учить коллег, как писать корреспонденции, статьи, репортажи и очерки. Часто после его правки материал было не узнать.

Особенно пристально он стал работать со мной. Даже после подписанного начальником отдела и ответственным секретарем текста. Видимо, пытался доказать мне и самому себе, кто из нас настоящий журналист, а кто – пустое место в редакции. Иногда после его правки мне приходилось ходить к ответственному редактору, чтобы восстановить испохабленный текст. Наши споры с ним чуть не доходили до драки, хотя он был капитаном, а я только лейтенантом.

Виктора даже приглашали на партбюро, делали ему внушение за неуважение к коллегам, за бездарно испорченные материалы, которые после его правки приходилось спасать уже в полосе. Начальство не знало, что с ним делать. Уволить нельзя – никому не докажешь его профнепригодность. А перевести куда-то в войска – тоже не вариант. Никто не захочет, чтобы ротой командовал бывший журналист. Словом, куда ни кинь – всюду клин. А тут появляется сообщение об открытии редакторского отделения в ВПА имени Ленина. Идея родилась мгновенно – послать капитана О. поступать в Военно-политическую академию.

Партбюро редакции «Ленинское знамя», которое неделю назад чуть не объявило коммунисту О. выговор за халатное отношение к своим служебным обязанностям, принимает решение рекомендовать его на поступление в ВПА имени Ленина. И – гримаса судьбы, характеристику капитану О. поручают написать мне – заместителю секретаря партбюро. Конечно, я не пожалел красок, чтобы этот чудак на букву «м» поскорей убрался из нашей редакции и из секретариата.

А через год пришел мой черед заменяться. Пять лет за рубежом я свои выработал. Встал вопрос: куда ехать. Я знал, что мою просьбу отдел кадров политуправления ЮГВ выполнит и любимый Ленинград через пару месяцев будет моим, я буду работать в знаменитой Петропавловской крепости, в редакции «На страже Родины», где уже трудятся мои бывшие друзья и коллеги…

Но в голове застряла простая и очевидная мысль. Через пару лет редакторское отделение ВПА закончит мой тезка капитан Виктор Николаевич О. Не приведи господь, он станет моим редактором – житья мне в редакции не будет. Конечно, академия писать не научит, она – не газета. Но риск невзлюбить ее из-за какого-то чудика слишком велик. И я решил тоже поступать в ВПА, на педагогический факультет и редакторское отделение. Шанс получить в начальники капитана О. был сведен к минимуму.

Прости меня, любимый Ленинград, – я не стал твоим жителем. Простите меня, коллеги из «На страже Родины», – я не стал вашим товарищем и сослуживцем. Но я вас всегда любил и люблю. Ваш юбилей я воспринимаю, как собственный, тем более что моего «Ленинского замени» уже давно нет. Одно меня извиняет и успокаивает – на журналистскую судьбу мне жаловаться грех.