Арно Дюбьен «Революция роз», аджарский кризис, убийство Ахмада Кадырова, масштабная атака чеченских сепаратистов в Ингушетии, риск эскалации «замороженных конфликтов» в Грузии – Кавказ в последние месяцы вступил в новую полосу нестабильности, вызывающей беспокойство в западных столицах. Напряженность вокруг Южной Осетии и предстоящие президентские выборы в Чечне возрождают, что, увы, предсказуемо, непонимание и противоречия по поводу региона, который Збигнев Бжезинский называет «Балканами Евразии».
Стратегический тупик, в котором оказались основные игроки, многим представляется безвыходным, однако я полагаю, что статус-кво сохранен не будет.
Москва решила ничего не менять в подходе к Чечне (об этом свидетельствуют поддержка Кремлем кандидатуры Алу Алханова, приближенного к клану Кадырова, «изоляция» московских чеченцeв, продолжение стратегии, исключающей любой диалог со сторонниками чеченской независимости). Между тем подобная политика не приносила ощутимых результатов начиная с весны 2000 года.
Отстаивая территориальную целостность на Северном Кавказе, Россия одновременно играет на раздробленности в Закавказье. С сожалением расставшись с президентом Аджарии Асланом Абашидзе в мае, Москва решила преподнести урок, на ее взгляд, неизлечимо прозападной власти в Грузии и поддержать сепаратистов в Цхинвали и Сухуми. Россия тем не менее занимает оборонительную позицию: опасаясь более существенного вмешательства ОБСЕ и НАТО в регионе (а эти опасения лишь усилились после июньского саммита Североатлантического альянса в Стамбуле), она борется за сохранение статус-кво.
Запад констатирует ограниченность своих возможностей действовать на Кавказе. Тем временем основную политическую и военную опору Тбилиси – США, похоже, начинает тревожить непредсказуемость президента Грузии Михаила Саакашвили. Вашингтон при этом признает, что решения проблемы без участия России добиться невозможно. Хотя начиная с середины 1990-х американцы постоянно пытаются свести к минимуму роль Москвы как в этом регионе, так и на остальном пространстве бывшего СССР.
В свою очередь, новым грузинским властям, столкнувшимся с катастрофической социоэкономической ситуацией, необходимо продемонстрировать быстрые достижения в деле «собирания земель» – в противном случае они рискуют подорвать свою легитимность и лишиться поддержки. Что же касается осетинских и абхазских сепаратистов, то они могут только проиграть при любом изменении регионального расклада.
Об урегулировании будет бессмысленно говорить до тех пор, пока Россия и Запад не захотят выйти из «большой игры» и покончить с логикой завуалированной холодной войны. Это предполагает радикальное изменение политики Кремля, а также глубокое переосмысление и осознание Западом позитивной роли, которую при случае могла бы сыграть в регионе Россия.
Россия должна наконец начать воспринимать Кавказ как нечто целостное и проводить там последовательную политику. До последнего времени эта политика, казалось, была шизофренической по обе стороны горной цепи. Прагматизм и реализм, на которые ссылается президент Владимир Путин, должны были бы заставить его признать, что ухудшение ситуации в Чечне, которое препятствует реальной реформе аппарата безопасности, подрывает национальное единство и провоцирует распространение насилия в российском обществе – не в интересах его страны. Кроме того, Москва могла бы выиграть от пересмотра политики в отношении своих соседей, отказавшись от «великодержавности» в пользу политики партнерства с суверенными государствами. В свою очередь, Западу следовало бы задаться вопросом: актуально и обоснованно ли скрытое «сдерживание», определяющее его подход к региону с 1994 года? Не лучше ли было бы направить ресурсы, которые брошены сейчас на «мини-холодную войну», на согласованную с Россией борьбу с реальными угрозами (терроризм, распространение ОМУ, наркоугроза) на южном фланге бывшего СССР?
Это необходимое изменение парадигмы отношений Россия–Запад на Кавказе могло бы в первую очередь выразиться в ряде экономически и геополитически важных проектов. Восстановление железнодорожного сообщения между Россией и Грузией, переговоры о возможном соединении трубопроводов Казахстан–Новороссийск и Баку–Джейхан могли бы помочь избавиться от ощущений, что ведется игра с заведомо нулевым результатом, – ощущений, ставших уже привычными как в России, так и на Западе. Благоприятные подвижки по этим досье способны открыть путь к более амбициозному сотрудничеству в сфере безопасности, включая совместное разрешение определенных общих озабоченностей – к примеру, смена режима в Туркменистане.
