Владимир Можегов
Подлинно христианская симфония невозможна без человека как ее полноправного участника.
Фото предоставлено автором
«Отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу» – этот евангельский ответ Христа искушавшим Его фарисеям навсегда развел полюса власти земной и небесной. А драма, которая последовала следом, предвосхитила всю трагическую историю христианства.
Вот первосвященники (которых Христос в следующем евангельском отрывке называет крашенными, «повапленными» гробами, полными лицемерия), поняв, что невозможно иначе справиться с этим странным Человеком, решаются на убийство. Вот Иуда (бывший по толкованию многих экзегетов иудейским патриотом-зелотом), поняв, что Учитель не обещает земной власти, решается на предательство. Вот первосвященники, опасаясь за ускользающую из рук духовную власть, отправляют Христа на казнь. А вот представитель высшей имперской власти Пилат уступает науськанному архиереями «демократическому» плебсу, идя на компромисс со своей совестью, к которому его вынуждает страх за свое положение в «вертикали власти». Так перед лицом Истины разрешается вопрос о власти: земная власть – имперская, духовная, патриотическая, демократическая, консервативная – осуждает Христа на смерть, и Сам Он становится вечным над ней судом.
Говоря о третьем искушении Христа в пустыне, с которым подходит к Нему сам сатана («Тебе дам власть над всеми сими царствами┘ если Ты поклонишься мне┘»), Евангелие недвусмысленно свидетельствует: вся земная власть находится в руках зла и берется не иначе, как компромиссом с ним.
Увы! Лишь чуть более трех веков основанная Христом Церковь могла сопротивляться этому величайшему из земных искушений. Замечательный духовный писатель, архимандрит Спиридон (Кисляков) в своей пронзительной «Исповеди священника перед Церковью», рожденной ужасами Первой мировой войны, говорит о тождественности третьего искушения Христа знаменитым словам «Сим победиши!»
Месседж этого видения императора Константина предельно внятен: взяв в союзники христианство, ты достигнешь высшей власти. Так и случилось. Победив, Константин «воцерковил» Империю и подчинил себе Церковь. Фактической же датой исторического слияния Церкви и государства архимандрит Спиридон считает 314 год, когда на Соборе в Арле епископы предали анафеме тех, кто из христианских убеждений отказывался служить в армии. С этого момента прекратились и гонения: «Прежде мир ненавидел их, гнал, мучил┘ А теперь сами христиане своею исключительною дьявольскою жесткостью <┘> заливают весь мир человеческою кровью». И архимандрит Спиридон делает бескомпромиссный вывод: «Учение Христа для государства есть смерть┘ Ничего нет страшнее и опаснее для государства, как если бы люди жили учением Христа. Современное государство самый ярый и жестокий враг Христу, а второй его враг, нисколько не уступающий по своей жестокости и коварству государству, само продажное и торгующее Христом духовенство».
Византийский брак Церкви и государства фактически означал, что отныне невеста Христова становилась любовницей императора. Законной женой она станет уже при императоре Юстиниане, оформившем этот брак в теории пресловутой «симфонии». С этого времени византийский Христос окончательно превратится в золотую икону Пантократора, роль которого будет прилежно играть сам император. А что же настоящий Христос? Его судьбу в «христианской империи» лучше всего иллюстрирует судьба св. Иоанна Златоуста, великого христианского проповедника и аскета, обличавшего нравы византийского двора, обвиненного церковным Собором (очередным синедрионом) «в разврате» и отправленного в ссылку на верную смерть.
Плоды «симфонии» не заставят себя долго ждать. На месте поверженного и оземлившегося христианства возникает ислам, мгновенно завоевывая половину мира. Церковь, изъеденная ржавчиной цезарепапизма и папоцезаризма, раскалывается, а еще через некоторое время, захлебнувшись тысячелетней ложью, «христианская империя» падет под напором исламских полчищ.
Еще более впечатляющи уроки «симфонии» русской. Своего апогея она достигнет в царствование «Бога земли русской» Иоанна Грозного и задушенного по его приказу митрополита Филиппа. Второй ее акт (со своеобразной переменой ролей) разыграют «тишайший» Алексий и Патриарх Никон, мечтающий стать православным Папой. Никон внес в текст Кормчей книги содержание знаменитой средневековой фальшивки, известной как «дар Константина», призванной легитимировать светскую власть римских пап. Итогом станет катастрофический раскол и развал средневековой Руси.
Петр, взбешенный бунтом Никона, превратит Церковь во встроенную в госаппарат имперскую консисторию, а духовенство – в бюрократическую касту. Унижение Церкви приведет, с одной стороны, к росту святости в ее низах (преподобный Серафим, Оптинские старцы), с другой – к глубокому падению нравов высшего духовенства. Занимавший перед революцией должность протопресвитера военного и морского духовенства Георгий Шавельский в книге «Русская Церковь перед революцией» воссоздает печальную картину «государственной Церкви» своего времени. Всевозможные проходимцы и авантюристы, потерпевшие фиаско на светском или военном поприще, искатели «беспечального жития» идут в монахи и скоро, украшенные митрами, уже восседают на архиерейских кафедрах. И здесь эти сановники-вельможи, «напыщенные, высокомерные, изнеженные и избалованные», разлагают дух Церкви изнутри и бесконечными интригами расшатывают государство. Неудивительно, что к 1917 году государственная Церковь окажется лишь помпезным фасадом, все тем же расписным гробом, набитым трухой, а Российская империя повторит судьбу Византийской.
1917 год стал не столько концом государственной Церкви, сколько началом новой, почти запредельной фантасмагории, явившей зрелый плод брака Церкви и государства.
В течение полувека последователи митрополита Сергия в лицо тысячам мучеников будут заявлять об отсутствии гонений на Церковь и петь осанну большевистским антихристам, подтверждая горькую правоту архимандрита Спиридона: «Христос вот уже XVI веков находится закованным в страшные кандалы государственной власти и все время содержится у нее в качестве самого опасного узника». Современное языческое христианство «во всех своих отношениях ко Христу совершенно враждебно Ему. Для современного языческого христианства живой Назаретский Христос не только является далеким, чуждым, но даже невообразимым мировым злом».
Что же мы видим сегодня? Церковь, воссозданную по лекалам ХIХ (предреволюционного) века, всевозможных учителей ненависти, рассуждающих о «величии православия», и все более жаркие лобзания «симфонии», приближающие нас к реальности нового, грандиозного крушения. Избежать его удастся лишь в том случае, если наша традиционная историческая парадигма изменится, а в вопросах отношений Церкви и государства наступит, наконец, отрезвление.
Иван Ильин в работе «Основы христианской культуры» писал: «Помышлять о земной «теократии» могут только церковные честолюбцы, лишенные трезвения и смирения┘ Важно ограничить духовную и культурно-творческую компетенцию Церкви┘ Церковь и государство взаимно инородны... Церковь «аполитична»: задача политики не есть ее задача; средства политики не суть ее средства; ранг политики не есть ее ранг». Но это не значит, что Церковь должна оставаться вне жизни общества. Просто задачи ее иные. Церковь «призвана <...> указывать людям – и царю, и чиновникам, и парламентариям, и гражданам <┘> – где именно их дела, их установления или страсти вредят делу Царства Божия. В этом ее учительская власть, от которой ее ничто освободить не может».
Ни претендовать на светскую власть, ни находиться на содержании государства Невесте Христовой не пристало. Невозможно одной рукой брать деньги за услуги, а другой «указывать царю». Церковь занимает место совести в организме общества. И как не может совесть зависеть от нужд тела, так не может Церковь зависеть от подачек государства. Не может она и насиловать свободы человека. Ее единственной силой в обществе должен оставаться нравственный авторитет. Чтобы обладать им, она должна хранить свою абсолютную свободу и независимость.
Все «симфонии» прошлого вели к сакрализации бюрократии, тирании идеологии и общественным катастрофам. Чтобы этого избежать, подлинно христианская симфония должна строиться на совершенно иных принципах. Государство и Церковь должны быть совершенно независимы друг от друга и при том ограничены свободой гражданского общества, высшей формой которого является культура. Никакая христианская симфония без культуры как полноправной ее «ипостаси» сегодня невозможна. Что же может объединить их в единый общественный организм? Только человек, без которого и государство, и Церковь, и культура теряют смысл. Смысл государства – земное благополучие, его идея-ангел – справедливость. Идея Церкви – любовь. Ранг культуры – свобода. Ее дело – интуитивные прозрения исторических путей и выражение национальной идеи. Свобода и культура явили на своих вершинах христианский идеал России, ими были рождены и Рублев, и Пушкин. Только такой и может быть подлинно христианская симфония. Ее ипостаси должны быть абсолютно свободны и независимы друг от друга, а в ее центре должен находиться человек, устремленный к идеалу.
