Катерина Синельникова Посольство Франции и Французский культурный центр пригласили в Москву своего соотечественника, крупного биолога и эксперта по биоэтике Акселя Кана. Он – директор института Кошена, руководитель научных проектов в Национальном институте здравоохранения и медицинских исследований (INSERM), член национального консультативного комитета Франции.
Тема публичной лекции Акселя звучала так: «Современная биология: новые возможности – новая ответственность». И впрямь – злободневно. Права человека на собственное здоровье принадлежат ему в полной мере, тем не менее он не всегда может ими воспользоваться. «Наследственность есть великая лотерея», – провозгласил Кан.
На протяжении полутора часов Аксель размышлял вслух перед аудиторией, собравшейся в Библиотеке иностранной литературы, над этическими аспектами работы современных врачей, ученых-медиков. Сама постановка этих проблем – следствие стремительного развития наук, в первую очередь генетики. Во Франции, оказывается, проводились даже политические дебаты на эти темы, в частности по вопросам разрешения генетического тестирования.
В общем, много и по делу размышлял Кан... Но ни одного рационального решения так и не предложил. «Хорошо рассуждать о добродетели – не значит еще быть добродетельным, а быть справедливым в мыслях – не значит еще быть справедливым на деле», – заметил в свое время Аристотель.
Как бы там ни было, Аксель Кан выстроил логически обоснованную цепочку товарно-денежных отношений: «Здоровье – это бизнес. Медицина – рынок. А инновационные разработки – товар. Этическая и коммерческая логика с трудом взаимодействуют». Из этого следует, что биоэтика не способна влиять на медицину в полной мере. Продать товар и «срубить» барыши – вот первостепенная задача, встающая перед предпринимателями. И это, несомненно, куда доходнее, чем решать проблемы оздоровления нации в соответствии с этическими нормами.
«Небескорыстные интересы в судьбе биологического индивида диктуются законами рынка, – считает Аксель Кан. – В сфере медицинских услуг во всем мире «крутятся» 400 миллиардов евро. С внедрением генетического тестирования страховые компании получают возможность классифицировать людей по группам риска для оформления более дорогой/дешевой страховки. Тем самым урезаются их права. Есть возможность заранее выявить ход развития болезни, узнать те мутировавшие гены, которые приводят к заболеванию, но возможность эта полностью завязана на коммерческую выгоду от подобных чудес».
По словам профессора, «предсказание болезней – лучшая диагностика». Но от того, что больному расскажут о том, чем он болен или может заболеть, ему не «задышится» легче.
Кан предложил свою нравственную базу для размышления: «Мы должны понимать друг друга, ведь у нас один геном – человеческий. Взаимность – база нравственных ценностей. Но существуют жестокие неравенства, касающиеся как жизни, так и болезни и смерти. Этика – наука о добре и зле. Можно отделить добро от зла, даже не взывая к теологическим ценностям. Зло – это то, что вредит другому. А так как каждый прежде всего заботится о себе, то без несправедливости здесь не обойтись».
«Цель добиваться наилучшего состояния здоровья – право человека, несомненно. Но право это порой неосуществимое», – подчеркивает Аксель Кан.
Неоспорим тот факт, что генетика и клеточная биология стали мощнейшими факторами прогресса в науке. Методы этих наук позволяют модифицировать клетки, анализировать тонкие биохимические механизмы и создавать новые лекарства для борьбы, например, с онкологическими заболеваниями. Грянула «революция» в терапии. Раньше при появлении метастазов врач знал – больного уже не спасти, осталось несколько месяцев. Сейчас продление жизни стало возможным в среднем на два года. Благодаря генетике медицина может выявлять наследственность из истории болезни, диагностировать появление болезни заранее.
Загвоздка в другом. «Научные знания прогрессируют быстрее их осмысления, – считает Кан. – Возможность выяснения и даже планирования по выбору будущего пола ребенка противоречит нормам этики. Ничто не оправдывает родителей, прибегших к генетике для предрешения пола ребенка. Ибо этот вопрос должна решать природа. Иначе наступит время, когда детей можно будет заказывать, как в ресторанном меню. Уже сейчас легко предусмотреть непатологические свойства чада – пол, цвет глаз, волос, размер груди, бедер. Я, как адвокат моральных принципов, заверяю, что это морально нелегитимный способ. Этот вопрос граничит с проблемами клонирования. Наступит день, и клонирование будет полностью нами освоено. «Штамповка» лошадей – это уже целый бизнес».
Уже после лекции профессор Кан любезно ответил на несколько вопросов корреспондента «НГ».
– Аксель, биоэтика предписывает гуманное отношение ко всем живым существам. Насколько эти правила соблюдаются и каковы представления о пределах вмешательства в живую природу?
– Существует два возможных подхода. В основе первого – уважение окружающей среды в соответствии с правами человека и законами природы. Я использую природные ресурсы и многообразие животного мира. В этом у человека с природой устанавливается некая взаимосвязь и взаимность. При этом необходимо сделать все, для того чтобы последующее поколение имело право пользоваться теми же природными ресурсами, которыми пользуюсь и я. Есть и другой подход – природа сама по себе священна. Это концепция в какой-то степени религиозна, и я ее не разделяю».
– Как вы считаете, насколько оправданы опасения, связанные с распространением продуктов на основе генетически модифицированных компонентов?
– Нет причин думать, что генномодифицированные продукты могут как-то скомпрометировать будущее поколение и создать для них неприятности. Американцы привозят в слаборазвитые страны такие товары с одной задачей – накормить население. Здесь есть принцип взаимности: вот уже десять лет, как 150 миллионов американцев потребляют генномодифицированную пищу. Думаю, что в данном случае это не создает никакой моральной проблемы.
– В лекции вы говорили о настоящей революции в медицине. Но далеко не каждый может воспользоваться результатами этого прогресса. Медицина – это рынок, и за все нужно платить...
– Разумеется, всеобщее равноправие перед лицом болезни и возможности вылечить ее – это утопия. Но по отношению к этой утопии есть две позиции. Первая – что бы мы ни говорили, мы бессильны перед этим. Вторая позиция – сказать себе: да, это моя утопия, но это и цель, задача, к которой я буду стремиться во что бы то ни стало.
– Не все болезни еще излечимы. Много людей во всем мире обречены на доживание жизни в хосписах в ожидании собственной смерти. Встает вопрос о применении эвтаназии. Можно ли в данном случае говорить о достойной смерти или – о праве на смерть?
– Человек, который просит, чтобы осуществили его кончину, вероятнее всего подошел к такому этапу, когда жизнь стала ему невыносима. И часто именно боль является причиной такого состояния. Чтобы снять эту боль, врачи бывают вынуждены сокращать продолжительность жизни. В таком случае, это не называется эвтаназией. Речь идет о медицине, но в каких-то особых условиях.
– Как пластическая хирургия рассматривается в контексте биоэтики?
– Каждому человеку хочется, чтобы его тело соответствовало тому представлению о себе и тому образу, который им создается. Никто не имеет больше прав на свое собственное тело, чем вы сами. Если человек сам выражает желание к изменению той или иной части тела, я ничего не могу возразить. Это – личная свобода каждого. При этом, однако, надо задаться вопросом: а подлинная ли это свобода, желание желать этого? Ведь в нынешней ситуации общество навязывает женщине такие решения, которые фактически отражают моду, а не собственные предпочтения.
– Не является ли заморозка людей в надежде на спасение через века прямым обманом?
– Да, это именно обман.
