Анти-Гельфанд

Планируемые обороты рынка квот на выбросы парниковых газов столь велики, что оправдывают любые вложения в «интересную науку» об изменении климата. Плакат одной из выставок в Народном техническом музее, Прага.
Источник: «100 плакатов из коллекции Политехнического музея», альбом. М.: Политехнический музей, 2005

Бедная наука, если она только и может – в ответ на мой жесткий и провокационный наезд – ответить таким текстом, какой написал М.Гельфанд. Я-то все ждал, когда же начнется разговор по существу. Не между мной и учеными, а между самими учеными. Зря ждал.

Не отрицаю чрезмерной публицистичности своих текстов. Считаю резкость оправданной тем, что положение в науке, и прежде всего уровень осознания учеными этого положения, столь серьезно, что оправдывает и категоричность выражений, и неизбежные в публицистике такого рода передержки. Если сами ученые социально не повзрослеют и не изменят своих инфантильных стереотипов, то их науку «распилят» по тем правилам, которые сейчас доминируют при распределении и освоении ресурсных потоков.

Неточности и ошибки, по мнению Гельфанда, минимизируют содержание моей писанины настолько, что и говорить вроде как бы не о чем. Не могу рассматривать это иначе как уход от разговора по существу. Ведь когда я говорю о том, что фундамент храма науки плывет, крыша течет, а в коридорах попахивает старой плесенью, а мне возражают, что в биологии в целом и в иммунологии в особенности совсем не так, то могу этот аргумент оценить только как «не от той стенки гвоздь».

Михаил Гельфанд начинает с того, что опровергает мое утверждение о том, что основания современной науки заложены довоенным и первым послевоенным поколениями ученых. Он называет это полной ерундой. Но... Основания современной иммунологии, как принято считать, заложены учеными, принадлежащими именно к этим поколениям: Бернетом, Медаваром и Гашеком (Нобелевская премия Бернету и Медавару – 1960 год).

Или у М.Гельфанда специфическое представление об истории своей специализации, или он, мягко говоря, передергивает. Если ему верить, то в иммунологии идет непрерывная революция, и в храме науки она размещена в отдельном отсеке высокого уровня защиты, где везде «евроремонт» и пахнет розами.

Теперь про то, что М.Гельфанд называет неувязками и неточностями. С моей точки зрения, это как раз точности и увязки. Например, он не видит ничего такого в том, что «интересная наука» обосновывала разного рода гигантские аферы, принимая активнейшее участие в создании страшилок, таких как «изменение климата», «проблема 2000 года» и многих других, столь же или менее масштабных. Наверняка были ученые, которые занимались этими феноменами академически, но их результаты были использованы для создания множества «пузырей», на которых корпорации делали очень приличные бабки.

Уж иммунологу должны быть известны доходы одной из таких компаний от реализации препарата «тамифлю», напрямую связанные с созданием учеными в том числе страшилки птичьего гриппа. Можно только предполагать, кто, кроме ученых, участвовал в создании этой угрозы, если в процесс были включены вот такие структуры: http://www.who.int/csr/disease/avian_influenza/ru/index.html. Причем, заметьте, что плана борьбы с птичьим гриппом на этом сайте на 2008 год уже нет. Заболеваемость такая же, как в 2005 году, а угроза пандемии и рекомендации создать госзапасы соответствующих препаратов исчезли. Вот уж интересная наука! Как-то все это странно, не кажется ли вам, господин иммунолог?

А уж планируемые обороты рынка квот на выбросы парниковых газов столь велики, что оправдывают любые вложения в «интересную науку» об изменении климата для создания у политиков ощущения, что если не вложиться в это дело, то всем – конец. Кстати, господин Гельфанд, где страшные угрозы, которые «озоновые дыры» несли человечеству? Не связано ли их исчезновение с тем, что некоторые корпорации, содержащие большие исследовательские подразделения «интересной науки», успешно завершили весьма прибыльный процесс замены хладагентов в промышленной и бытовой аппаратуре?

О биоразнообразии. Господин ученый, откройте любой учебник палеонтологии и посмотрите, какое количество форм жизни уже исчезло. Это естественный процесс, а забота о «сохранении биологического разнообразия» и прочая борьба с «вымиранием видов» является по большей части тривиальным фундаментализмом, замешанным к тому же на больших и не всегда чистых деньгах. Экологизм стал одной из форм экстремизма, к сожалению. И у «интересной науки» в этом отнюдь не богоугодном деле ведущая роль.

Так что недоверие к науке в целом и к ученым в частности имеет, к сожалению, весьма существенные основания. Если члены вашего цеха, господа, участвуют в аферах такого масштаба и вы не считаете это чем-то зазорным, то на какое позитивное отношение вы – как корпорация – можете рассчитывать?

Современная наука действительно, как пишет М.Гельфанд, «очень жесткая и жестокая система», ориентированная прежде всего на самосохранение, самовоспроизведение и перманентное увеличение потока осваиваемых ресурсов. Для обеспечения ресурсного потока она создает разные более или менее искусные страшилки и механизмы, такие как оценка эффективности работы по публикационной активности.

По-настоящему смешна подмена моего публицистического разделения на «полезную», «интересную» и «чистую» науку привычным разделением на прикладную и фундаментальную. Уж доктор наук должен же знать, что классификация может происходить по разным основаниям и в результате ее получаются разные кучки-таксоны. В частности, например, при одном раскладе полезная наука может пересекаться с фундаментальной, а чистая – с прикладной, а при другом нет. Вот и сам М.Гельфанд говорит о том, что есть настоящая наука и, значит, ненастоящая.

Такие простейшие дихотомии можно порождать десятками. Кстати, дихотомия «фундаментальная – прикладная» наука, насколько мне известно, имеет преимущественно политическую и публицистическую природу, а не онтологическую. Но у отечественных ученых короткая память. К сожалению.

Уважаемый доктор наук говорит, что нужно помогать настоящей науке выживать в борьбе с инноваторами-жуликами. Но помогать ведь можно ученым, а не науке. И в чем помогать? В той возне с госзаказами и госзакупками, то есть с распределением ресурсов, о которых он говорит? Успех в такого рода борьбе гарантирован тем, кто принял и усвоил аппаратную логику, то есть тем, кого он называет «лгунами и циниками». Бог в помощь в этом безнадежном деле.

Ученые заведомо обречены на поражение в аппаратной борьбе за ресурсы, если будут руководствоваться замшелыми верованиями в свою особую роль и в свои особые социальные функции, а не примут аппаратные нормы, правила и ценности. Но если они их примут, то станут «лгунами и циниками». Так уж жизнь устроена, и не ученым ее менять.

Противодействовать аппаратной практике можно только методами политической борьбы. Но для этого нужно иметь четкие политические ценности. От тех же ценностей, которые ученые сейчас предъявляют, несет нафталином. Они не могут быть основой для политической консолидации ученых, ведь и мир, и наука изменились за последний век до неузнаваемости.

Для того чтобы выжить, надо отрефлектировать, кто вы, ученые, есть, не закрывая глаза на общее состояние вашего храма, на то, что называется научной картиной мира, на отношения между экономикой и наукой и на многое другое, о чем я пытался писать и на что ученый мир в лице господина Гельфанда отреагировал по-детски. Скорее всего потому, что сказать нечего. Ведь для того чтобы что-то содержательное сказать, нужно думать, а не исполнять танцы с бубном, присягая настоящей науке. Не цитировать Притчи Соломона. И не передергивать по мелочам.