Владимир Арутюнов
Мечты и реалии российской науки. Вчера в здании Президиума РАН в Москве (слева) завершило работу очередное Общее собрание академии. В пяти минутах ходьбы от него находится здание Института химической физики РАН, тыльная сторона которого – на фото справа. Мало того, что это здание одного из ведущих академических институтов. Это еще и памятник архитектуры XVIII века и памятник российской культуры, в котором работала плеяда выдающихся российских ученых.
Фото автора
По мере нарастания экономического кризиса вновь зазвучали заверения госчиновников самого высокого ранга в приверженности к инновационному пути развития и страстные призывы к переходу на этот путь. Возможно, многие об этом уже забыли, но последний раз подобные призывы звучали 10 лет назад, в период дефолта 1998 года. А до этого – еще примерно 10 лет назад, в период государственного кризиса и кануна перестройки. Поэтому уже с уверенностью можно предсказать спад «инновационного порыва» по мере выхода из кризиса и роста цены на нефть на мировых рынках.
Таким образом, отношения Российского государства и российской науки приобретают все более стабильный и традиционный, можно даже сказать, ритуальный характер. О науке вспоминают в дни кризиса и растерянности, но забывают, как только удается вновь выбраться на привычную и накатанную дорогу сырьевого развития.
По мере укрепления молодой российской демократии и ее государственных институтов характер взаимоотношения государства и российской науки, которую олицетворяет прежде всего Российская академия наук, все более смещается в область именно такого рода ритуальных услуг. Во всяком случае, за почти 20 лет своего существования Российское государство не сформулировало для академии какой-либо другой задачи (декларации не в счет), которую она могла бы реально выполнять при ее нынешнем состоянии, не озаботилось тем, чтобы превратить ее в реальный инструмент достижения каких-либо внятных государственных целей.
В связи с этим симптоматично, что одной из первых реакций на кризис новой американской администрации стало мощное вливание средств в американскую науку. Можно не сомневаться, что этот шаг хорошо просчитан и отлаженные законодательные и административные инструменты взаимоотношения науки и государства, создававшиеся в течение последних 30 лет, позволят получить эффективную отдачу.
Российское государство создать подобные инструменты не позаботилось. Даже если допустить, что руководство страны вдруг выразит готовность мощного вливания средств в научную сферу, потребуются многолетние усилия для создания структур и механизмов, способных трансформировать эти финансовые ресурсы в реальные научные и технологические достижения.
А пока российская наука, находясь в состоянии «свободного падения», продолжает развиваться по вполне просчитываемой траектории.
Средний возраст сотрудников ее ведущей силы – Российской академии наук – уже превысил 50-летнюю (а по некоторым данным, и 60-летнюю) отметку, а средний возраст высшего звена – академиков и докторов наук – неумолимо приближается к 70-летнему рубежу. Поскольку никаких заметных изменений в этой тенденции не только не наблюдается, но даже и не намечается, ее можно смело экстраполировать в будущее и оценить время достижения средним научным сотрудником 60-летнего, затем 70-летнего рубежа и т.д. Кстати, это время не так уж и велико и лежит в пределах ближайшего десятилетия.
Согласно мнению, доминирующему в самой научной среде и регулярно озвучиваемому ее руководством, основной заслугой и достижением РАН за последние 20 бурных лет является «сохранение кадрового потенциала российской науки». Действительно, академия 20 лет героически выполняла эту миссию – сохраняла научный потенциал страны для его будущего возрождения в тот момент, когда государство осознает наконец необходимость такого возрождения.
Но момент так и не наступил. А «кадровый потенциал» в отличие от многих других продуктов товар скоропортящийся. Ведь те, кому тогда было менее 40, из науки, по крайней мере российской, в основной своей массе ушли, и адекватной им по численности и качеству подготовки замены так и не появилось. А те, кому было за 40, хотя по большей части и остались в науке, но ровно на 20 лет постарели. Так сколько еще лет и для чего будет «сохраняться» этот «потенциал»? А пока функция «сохранения» уже переходит в стадию «мумификации». Творчески активные ученые с годами не только стареют, но и, увы, постепенно уходят.
Одним из свидетельств отсутствия государственной политики в области науки стала подмена системного подхода к ее возрождению такими волюнтаристскими шагами, как «ускоренное развитие отдельных приоритетных направлений», например нанотехнологий. Кто и на основании каких критериев определил приоритетность для страны, ее экономики и науки именно этого направления, так и остается загадкой.
 Источник: Тенденции развития кадрового потенциала российской науки. – М.: Институт проблем развития науки РАН. |
Видимо, государство вполне устраивает плавная трансформация академии в чисто ритуальный совет старейшин. Но тогда рано или поздно возникнет вопрос: при каком же среднем возрасте сотрудников академии придется констатировать, что ее научный да и просто человеческий потенциал исчерпал свои возможности и наступила смерть этого учреждения?
Если же у кого-то еще остаются иллюзии по поводу возможности самостоятельного «реформирования РАН» при ее нынешнем состоянии, рекомендуем внимательно изучить одно из наиболее глубоких исследований законов развития бюрократических систем, широко известное как закон Паркинсона.
Один из характерных симптомов болезни Паркинсона – соотношение оплаты труда «творцов» и «управленцев». Но даже такой глубокий знаток проблемы, как Паркинсон, вряд ли мог предположить возможность запущенности болезни, которой соответствует реальная разница в положении в Российской академии наук административно-управленческого персонала всех уровней и тех, кого Паркинсон называет «творцами». Увы, при подобном диагнозе рецепт специалиста неумолим и звучит как приговор: «На третьей стадии сделать ничего нельзя. Учреждение практически скончалось. Оно может обновиться, лишь переехав на новое место, сменив название и всех сотрудников».
Очень хочется надеяться, что вопреки авторитетному мнению специалиста название и хотя бы часть сотрудников все-таки можно сохранить. Что Российская академия наук всегда будет непременным, и не только, ритуальным атрибутом Российского государства. Но это нереально без общего возрождения российской науки, которое возможно только как результат упорных и, увы, многолетних систематических усилий самого государства в этой сфере, не связанных с сиюминутной конъюнктурой и формируемых как одна из наиболее приоритетных задач государственного управления. При этом возрождать нужно будет не отдельные модные направления, а всю науку как таковую целиком.
