Андрей Ваганов
Абсолютизация количественных показателей эффективности науки всегда оказывалась провальной идеей. Иллюстрация создана с помощью нейросети Kandinsky 3.0
На стадии обсуждения сейчас находится проект постановления правительства РФ «О порядке определения показателей эффективности мер и инструментов государственной политики в области научно-технологического развития Российской Федерации». Даже из названия понятно, что этот документ может иметь принципиально важное значение в решении проблемы, которая традиционно была и остается в России камнем преткновения – взаимоотношения государства и науки (ученых).
Непоказательные показатели
Вот и в пояснительной записке к проекту постановления сразу отмечается: «Значимость научно-технологического комплекса для социально-экономического развития, как правило (курсив. – «НГ-Наука»), отражает рост внебюджетного финансирования, а структурные сдвиги в экономике – общий объем инвестиций в исследования и разработки. Согласно пункту 55 Стратегии (научно-технологического развития Российской Федерации, утвержденной Указом президента Российской Федерации от 28 февраля 2024 года. – «НГ-Наука»), финансовое обеспечение ее реализации осуществляется в зависимости от роста эффективности сферы науки, технологий и инноваций посредством поэтапного увеличения затрат на исследования и разработки и доведения их до уровня не менее двух процентов валового внутреннего продукта, включая пропорциональный рост частных инвестиций, уровень которых к 2035 году должен быть не ниже государственных, что определило два целевых показателя:
– «Внутренние затраты на научные исследования и разработки за счет всех источников в текущих ценах в процентах от валового внутреннего продукта»;
– «Удельный вес внебюджетных источников в структуре внутренних затрат на научные исследования и разработки».
Насколько выбранные целевые показатели адекватно оценивают эффективность государственной научно-технической политики (ГНТП)? Как можно оценивать правительственную инициативу?
«Во-первых, позитивно то, что правительство РФ озабочено оценкой эффективности мер и инструментов политики научно-технологического развития, – заявил в беседе с «НГ» доктор экономических наук, профессор Института экономики РАН Олег Сухарев. – Во-вторых, судя по пояснительной записке и по опубликованному для обсуждения проекту документа, могу отметить, что в них содержится ряд стереотипных клише – совсем некорректных. А если быть абсолютно честным и принципиальным, то неверных. Причем объективно неверных».
И в качестве примера профессор Олег Сухарев прокомментировал процитированный выше отрывок из пояснительной записки.
«Сразу возникает вопрос относительно «как правило» – где такое правило и кто его установил? Внебюджетное финансирование на науку и разработки (R&D) растет соразмерно с развитием реального сектора и экономики в целом, – поясняет эксперт «НГ». – Однако как бы сразу делается акцент на это, а не на государственное финансирование. Такое словесное передергивание, полагаю, не случайно! Структурные сдвиги в экономике отражает общий объем инвестиций в исследования и разработки. Но текущие структурные изменения могут иметь иную природу и совсем не быть связаны с текущими инвестициями в R&D. Скорее здесь действует некий кумулятивный эффект влияния этих инвестиций через некий лаг, что приводит к структурным сдвигам. А не сразу или в соседнем, следующем, периоде времени. Цель – достигнуть финансирования науки в 2% от ВВП. Но в 2022 году было 0,96%, сейчас чуть выше 1%. А частные – совсем мизерные, но от них тоже требуется до 2%. Цели эти недостаточные, да и взяты с потолка изначально».
Это же касается и обозначенных в пояснительной записке двух целевых показателей. По словам Олега Сухарева, затраты на исследования и разработки – это совсем не показатель эффективности. Даже их доля в ВВП говорит лишь о масштабе такой работы по затратам (формально) относительно текущего ВВП данной страны, не более того. «Ни содержание, ни качество, ни результативность этих разработок, ни их уровень этим не определяется совсем! – подчеркивает Сухарев. – Удельный вес внебюджетных источников как доля этих внутренних затрат показывает относительную величину внебюджетного финансирования разработок. Кстати, значимость научно-технологического комплекса данный показатель не характеризует. Значимость определяется созданным и внедренным, а не долей затрат и изменением источника их осуществления».
Вряд ли в правительстве не понимают, что используют «стереотипные клише». Но все-таки используют. Почему? Научная бюрократия легко и радостно очаровывается мифом о существовании некоего универсального «целевого показателя». Еще бы: это так удобно – считать, условно говоря, на калькуляторе эффективность науки; для создания ощущения фундаментальности этих расчетов можно задействовать и суперЭВМ. Так, кстати, возникает ощущение объективности и непредвзятости оценки. Но управлять научным космосом с помощью карманного калькулятора – это просто опасно.
Хорошее представление о результатах такого управления, по-видимому, могут дать приводимые в проекте постановления формулы расчета такого показателя, как «Место Российской Федерации в мире по объему научных исследований и разработок»:
Мрф = (Мрф/ОЭСР * 0,3) + (Мрф/с * 0,15) + (Мрф/п * 0,25) + (Мрф/ВЗИР * 0,3)
где:
Мрф – место РФ в мире по объему научных исследований и разработок, место (sic! «место», в данном случае – единица измерения);
Мрф/ОЭСР – место РФ по численности исследователей в эквиваленте полной занятости среди ведущих стран мира, место;
Мрф/с – место РФ по удельному весу в общем числе статей в изданиях, индексируемых в международных базах данных, место;
Мрф/п – место РФ в общем числе выданных (зарегистрированных) патентов на изобретения, полезные модели и промышленные образцы, место;
Мрф/ВЗИР – место РФ по объему затрат на исследования и разработки, место.
Откуда появились весовые коэффициенты в этой формуле, да и сами «места», умножаемые на эти коэффициенты, взятые, похоже, по какому-то наитию, но не по строгому расчету… «Место по объему затрат умножается на 0,3, а по патентам – на 0,25… С ходу не придумаешь, как опровергнуть эту глупость… И сумма взвешенных мест в разных областях даст некое агрегированное место?! Ну это пик абсурда!» – считает профессор Олег Сухарев.
|
|
Вице-президент РАН Степан Калмыков сообщил, что академия проанализирует проекты, реализующиеся в рамках программы фундаментальных научных исследований (ФНИ) с целью изучения их востребованности РАН в долгосрочной перспективе. Фото с сайта www.ras.ru |
Действительно, все это напоминает «алгебру» в стиле почившего в бозе ФАНО (Федерального агентства научных организаций).
«Вопрос о том, по каким правилам будет проходить оценка результативности институтов, – один из ключевых для научного сообщества. Правила мониторинга будут вырабатываться постепенно. Для этого ФАНО России запускает серию экспертных сессий, в которых будут принимать участие представители РАН и научных институтов. Первое такое заседание состоится 22 мая 2014 года. По итогам экспертной сессии будет принята резолюция», – сообщалось в официальном пресс-релизе агентства.
Сегодня, спустя десять лет, очевидно: главное, что ФАНО в итоге мечтало получить, – лишь удобный инструмент бухгалтерского учета. Ведь это напрямую было обусловлено функциями агентства, как они определялись государством: ФАНО «осуществляет оперативный, бухгалтерский и статистический учет в агентстве, организует и контролирует ведение учета и отчетности в организациях, подведомственных агентству, ведет учет результатов их деятельности». Впрочем, это стало ясно почти сразу после создания ФАНО осенью 2013 года.
Похоже, что стремление идентифицировать государственную научно-техническую политику с наукой бухгалтерского учета – это наследственное заболевание, ментальная инфекция отечественной научной бюрократии. Хорошо об этом сказал академик Сергей Гапонов: «Список так называемых приоритетных направлений, сформированный Министерством науки и высшего образования РФ, фактически составлен чиновниками по совету «карманных ученых». Он вообще ничему не соответствует. Строго говоря, проблемы есть и другие, не лучше и не хуже связанных с «приоритетными направлениями», которые в науке вообще не следует выделять, поскольку никто не может знать, что будет хорошим, а что – плохим… Но и экспертам, и чиновникам нужен какой-то критерий, чтобы что-то ставить на первое место, а что-то – увы, на второе. Индекс цитирования, например».
Еще одна цитата Гапонова: «Формат, в котором сейчас работает министерство, предполагает, что идею можно оценить, не понимая. Все оцифровывается, а потом складываются баллы. После чего говорят: эта работа – хорошая, а вот эта – плохая». Сергей Викторович сказал это в интервью, опубликованном на сайте РАН, в 2012 году.
Прошло восемь лет…
В мае 2020 года все академические институты, которые после ликвидации ФАНО в 2018 году перешли в ведение Минобрнауки, должны были срочно сдать в министерство таблицы с данными комплексного балла публикационной результативности организации (КБПР). Методика расчета этого КБПР была принята 30 декабря 2019 года.
Понимание того, что представляет собой эта методика, дает короткая выдержка из нее: «Для каждого направления вычисляется средняя стоимость одного балла публикационной результативности в часах. Складываются все часы по государственному заданию, а также объем грантового финансирования на научные исследования (далее – гранты), выраженный в часах всех организаций по направлению, и делятся на сумму баллов публикационной результативности организаций внутри направления среди научных организаций первой категории (категории организаций определены согласно постановлению правительства от 8 апреля 2009 года № 312). Таким образом, для организации, зная ее направление, общее число часов ГЗ и за счет грантов, а также стоимость одного балла по ее направлению можно вычислить, сколько баллов должна она набрать с данным количеством часов по данному направлению. В методике это значение называется усредненной публикационной результативностью организации».
Почти 20 страниц подобной риторики, пересыпанной алгебраическими формулами. А на практике, например, для одного из академических институтов руководством была поставлена такая цель: «КБПР для (название института) по государственному заданию на 2020 год определен и равен 61,25229147». Точность исчисления умопомрачительная – 8 (восемь!) знаков после запятой. Это – на уровне определения некоторых фундаментальных физических постоянных.
Не менее интересная ситуация складывалась не только в отношении академических институтов, но и университетов. Так, специалисты Научной электронной библиотеки eLIBRARY.RU подсчитали, что, например, МГУ имени М.В. Ломоносова в 2018 году имел значение КБПР, равное 14 064,68. Ближайший сосед в этой классификации – Санкт-Петербургский государственный университет: 7338,34 («Поиск», № 13, 2020). Что могут означать эти коэффициенты?
Для науки как сферы человеческой деятельности, связанной с генерацией нового знания, – ровным счетом ничего. Но для людей, ответственных сегодня за формирование государственной научно-технической и технологической политики, КБПР, индекс Хирша, или «Доля молодых ученых (исследователей) в общей численности ученых» (последний показатель – из нынешнего проекта постановления правительства «О порядке определения показателей эффективности мер…») – это, несомненно, удобный инструмент подготовки отчетности. Уж что-что, а достигать показателей, а тем более контролировать своевременное их поступление в министерские базы данных, – это чиновники умеют.
К чему может приводить такой «экономический» позитивизм? «Ни место страны, ни соотношение объемов, ни тем более число патентов и число публикаций в журналах так называемого «Белого списка» не говорят о развитии науки вообще ничего! Особенно – о ее эффективности, – уверен Олег Сухарев. – Более того, доля молодых ученых является вредным показателем, так как у нас сейчас выбито среднее поколение ученых, их доля нигде не фигурирует. А ведь это именно они, как представляется, могут и должны готовить молодых ученых. В таком случае наращивание молодых означает увеличение кадров не самой высокой из возможных квалификаций».
Критерий «востребованности»
Между тем документы высокого уровня, относящиеся к сфере государственной научно-технической политики, продолжают готовиться, похоже, по формальным методологическим принципам.
Так, напомним, «Программа фундаментальных научных исследований в РФ на период с 2021 по 2030 год» была утверждена распоряжением правительства РФ от 31 декабря 2020 года. Вскоре, как ожидается, будет подготовлена новая редакция этой программы. 30 августа 2024 года вице-президент Российской академии наук Степан Калмыков на форуме «Технопром» сообщил, что академия проанализирует проекты, реализующиеся в рамках программы фундаментальных научных исследований (ФНИ) с целью изучения их востребованности РАН в долгосрочной перспективе. По мнению академика Калмыкова, это должно позволить государству получить выгоду с точки зрения технологического лидерства. «Мы начали такой эксперимент по большому количеству проектов, которые относятся к госзаданию. Это проекты в рамках ФНИ – программы фундаментальных научных исследований. Мы будем понятие востребованности [изучать]», – цитирует академика Степана Калмыкова агентство ТАСС.
Между тем академик Алексей Хохлов, который имел некоторое отношение к подготовке первого варианта «Программа фундаментальных научных исследований в РФ на период с 2021 по 2030 год», тем не менее пишет в своем Telegram-канале: «Я старался держаться подальше от этой деятельности, поскольку я не понимал, как науку можно загнать в «прокрустово ложе» формулировок научных тем, которые фигурируют в программе… Не имеет никакого смысла ориентироваться на формулировки некоторой программы, составленной несколько лет назад. Тем более что эти формулировки появились без широкого обсуждения с научным сообществом, которое отнюдь не сводится к ученым, состоящим в РАН».
Относительно же деятельности РАН, намеревающейся оценивать (кстати, наверное, и в этом случае не обойтись без своего варианта КБПР) «востребованность» фундаментальных исследований, Алексей Хохлов высказался весьма скептически: «…тематики научных исследований теперь предполагается анализировать еще с точки зрения некоторого критерия «востребованности», который не вполне понятно определен и является очень субъективным».
В связи с этим важно отметить принципиальный момент. Абсолютизация количественных показателей эффективности науки (особенно фундаментальной), как показывает история науки, всегда оказывалась провальной. Просто потому, что оценочные показатели с восемью знаками после запятой неизбежно превращают науку как производство знаний в производство информационного шума. В изучение понятия «востребованности» в лучшем случае…
То же самое во многом относится и к нынешнему проекту постановления правительства «О порядке определения показателей эффективности мер и инструментов государственной политики в области научно-технологического развития Российской Федерации».
«К сожалению, это так, – констатирует профессор Олег Сухарев. – Но плюс в одном – в правительстве хоть идентификацию состояния науки через отдельные параметры увидят. И то хорошо… Хотя ряд параметров только затуманят мозги. Все эти «взвешенные места» страны и число публикаций – все это наносное, несущностное!»
Константин Ремчуков 
