Кому помогали звезды во время Первой русской революции

Май 1899 года. Рабочие, строившие обсерваторию. Во втором ряду в жилете, белой рубашке без пиджака – главный строитель, десятник от подрядчика «дядя Тимофей». Слева от него – старший служитель обсерватории Арсений Дмитриевич Соколов. Фото С.Н. Блажко. Публикуется впервые

«Мы вдруг очутились отрезанными

от города, в полной и безраздельной

власти вооруженных дружин»

Профессор Витольд Цераский,

директор обсерватории Московского университета

Ежегодно 11 декабря Государственный астрономический институт им. П.К. Штернберга (ГАИШ) МГУ им. М.В. Ломоносова отмечает свой день рождения – День ГАИШ. Эта дата связана с введением в строй 29 ноября (11 декабря) 1831 года небольшой университетской обсерватории, расположенной в Пресненском районе Москвы. Через 100 лет, в 1931 году, на базе обсерватории был образован ГАИШ, находившийся в ее стенах вплоть до переезда в новое здание на Ленинских (Воробьевых) горах в 1954 году.

Сегодня обсерватория входит в состав ГАИШ. Она носит название Краснопресненской обсерватории ГАИШ МГУ и готовится отпраздновать в 2031 году свое 200-летие (См.: Менцин Ю.Л. Наблюдая звездное небо с Красной Пресни. К 190-летию основания Астрономической обсерватории Московского университета // «НГ-Наука», 2021, № 16).

Обсерватория в осаде

На протяжении без малого двух веков история Астрономической обсерватории Московского университета была неразрывно связана не только с развитием отечественной науки, но и с социально-политической жизнью страны. В частности, эта история оказалась тесно переплетена с событиями революции 1905–1907 годов, включая осаду обсерватории в дни Декабрьского восстания 1905 года в Москве.

Надо отметить, что незадолго до начала революции (таким началом принято считать расстрел мирной демонстрации 9 января 1905 года) завершилась капитальная реконструкция обсерватории, длившаяся с 1894 по 1902–1903 год. Руководил реконструкцией директор обсерватории, профессор Витольд Карлович Цераский (1849–1925). Важную роль в реконструкции сыграл Константин Михайлович Быковский (1841–1906), который с 1883 по 1897 год занимал должность главного архитектора Московского университета. Благодаря реконструкции и установке новых, высокоточных инструментов обсерватория, чьи достижения к тому времени получили мировое признание, вошла в число ведущих научных центров России. Однако во время осады обсерватория могла серьезно пострадать или даже погибнуть, если бы не мужество ее сотрудников во главе с В.К. Цераским.

В отличие от таких событий первой русской революции, как Кровавое воскресенье, восстание на броненосце «Потемкин», баррикады на Пресне и многих других, об осаде университетской обсерватории известно лишь очень узкому кругу историков. Поэтому, отмечая очередной День ГАИШ, представляется важным рассказать об осаде обсерватории подробнее.

Восстание в Москве длилось с 9 по 18 декабря 1905 года. Помимо Пресни оно охватило Замоскворечье, Бутырский и Рогожско-Симоновский районы города. Положение в городе усугублялось разгулом преступности. Под видом дружинников, а иногда и вместе с ними, уголовники занялись грабежами, сопровождавшимися убийствами полицейских и простых граждан. Напуганные жители переезжали в более безопасные районы Москвы. Те, кто мог, покидали город. Во много раз выросло число выданных загранпаспортов. По неполным данным, в ходе восстания и его подавления погибло 1059 человек, в том числе 137 женщин и 86 детей. Наиболее ожесточенные бои между восставшими и правительственными войсками развернулись 16–17 декабря на Пресне, то есть рядом с обсерваторией.

Подробный рассказ о днях осады обсерватории содержится в докладе, который В.К. Цераский сделал 23 декабря 1905 года (все даты приводятся по старому стилю) на заседании Ученого совета Московского университета. Собственноручно написанный Цераским текст доклада в 1960 году обнаружил и опубликовал с краткими комментариями астроном и историк науки, создатель Музея ГАИШ Петр Григорьевич Куликовский (1910–2003). (Куликовский П.Г. Доклад астронома В.К. Цераского о событиях на Пресне в декабре 1905 г. // Исторический архив. 1960. № 3. С. 193–196.) В дальнейшем к анализу текста доклада П.Г. Куликовский не обращался, а его статья оказалась почти забытой.

Лишь недавно, разбирая архив Музея ГАИШ, автор обнаружил оттиск статьи и после этого смог отыскать хранящийся в ГАИШ текст доклада.

В своем докладе профессор Витольд Цераский отмечал, что осада обсерватории началась в воскресенье 11 декабря. Примерно в час дня, когда шло традиционное астрономическое заседание, вооруженная толпа начала возводить в переулках, прилегающих к обсерватории, баррикады. В ход пошли спиленные телеграфные и фонарные столбы, а также часть забора обсерватории.

После сооружения баррикад сотрудники обсерватории и жители окрестных домов казались отрезанными от города. Дружинники лишь по утрам выпускали несколько человек в лавки и за водой.

При этом товары в лавках отпускали только своим, по книжкам. Периодически дружинники врывались на территорию обсерватории в поисках переодетых полицейских. В частности, был арестован и отправлен на сооружение баррикад один из служителей обсерватории. Позже, когда разобрались, он был отпущен.

После подавления восстания в обсерваторию ворвались уже казаки в поисках дружинников. В.К. Цераский отметил, что дружинники, большинство которых были совсем молодыми людьми, вели себя сравнительно корректно, но они были крайне возбуждены и в этом состоянии могли совершить непоправимые поступки. Поэтому от директора обсерватории требовалась железная выдержка, чтобы день за днем успокаивать своих сотрудников и убеждать дружинников не третировать мирных людей.

Между тем положение осажденных стремительно ухудшалось. Утром 14 декабря началось бегство жителей соседних домов, которые, бросив свои жилища и захватив все ценное, пытались покинуть зону сражений. Все чаще стрельба велась по территории самой обсерватории. Описывая то, как из чердачных окон близлежащих домов неизвестные стреляли по людям, быстро пробегавшим по двору обсерватории, В.К. Цераский назвал происходившее «преступным спортом».

15 декабря дружинники заняли университетскую метеорологическую обсерваторию, расположенную напротив астрономической обсерватории (сейчас на этом месте находится Гидрометцентр РФ). Поэтому метеорологи перебрались к астрономам, где вместе с жителями ряда соседних домов прятались в глубоких подвалах обсерватории, когда 16 и 17 декабря войска начали разрушать баррикады при помощи артиллерии. Рядом с обсерваторией ученый насчитал шесть пожаров, и, если бы не мужество сотрудников, оставшихся на местах и следивших за безопасностью обсерватории, огонь легко мог перекинуться на ее строения. Не говоря уже о вполне реальной возможности сознательного поджога.

1900 год. Окраска купола и отделка стен башни обсерватории. Справа на лесах стоит В.К. Цераский.  Фото С.Н. Блажко. Публикуется впервые

Особое возмущение ученого, категорически запретившего дворникам обсерватории участвовать в разграблении, вызвало то, что полиция, по сути, подстрекала толпу. На протяжении многих лет власть и ее противники участвовали в том, что В.К. Цераский назвал «преступным спортом», и буквально соревновались друг с другом в беспринципности и безответственности. В начале ХХ века инструкции по изготовлению взрывчатых веществ можно было легко найти в брошюрах, свободно издававшихся под видом научно-популярной литературы. Сейчас в распространении подобной информации винят интернет. Как видим, в то время обходились без него.

В своем докладе В.К. Цераский написал, что 18 декабря дружинники начали сдавать оружие, однако стрельба, в том числе по обсерватории, продолжалась еще пару дней. «20-го, во вторник, – деликатно продолжал ученый, – наша обсерватория была осмотрена казаками». Понятно, что казаки обсерваторию тщательно обыскали, и после их ухода осада обсерватории наконец-то завершилась, но испытания, выпавшие на ее долю в годы революции, на этом не закончились.

Часовой подвал

На мой взгляд, обсерватории сильно повезло в том, что в дни Декабрьского восстания в Москве отсутствовал Павел Карлович Штернберг (1865–1920). Талантливый астроном и гравиметрист, ученик великого русского астронома Ф.А. Бредихина, ближайший помощник В.К. Цераского в вопросах управления обсерваторией, а с 1916 года – ее директор, герой Гражданской войны и комиссар Восточного фронта, П.К. Штернберг в 1905 году стал членом РСДРП.

Отличаясь отчаянной смелостью и в то же время отсутствием серьезных навыков конспирации, П.К. Штернберг в дни Декабрьского восстания мог привлечь своими действиями внимание охранки, и тогда, ввиду действий провокаторов с обеих сторон, обсерватория разделила бы судьбу фабрики Шмита. Разгром или хотя бы попытка разгрома известного далеко за пределами России научного центра могли быть использованы в целях пропаганды и властью, и ее противниками.

К счастью для обсерватории, с 1 апреля 1905 года П.К. Штернберг находился в годичной командировке в Германии, куда он был направлен для изучения оборудования обсерваторий и ознакомления с организацией преподавания астрономии в университетах. Находясь в Германии, Штернберг постоянно следил за событиями в России и, узнав из газет о восстании, прервал командировку и вернулся в Москву. Восстание к тому времени было подавлено. Позже, пытаясь помочь революционерам, Штернберг хранил некоторое время их оружие в часовом подвале обсерватории – специальном довольно глубоком подвале, где находились высокоточные часы, ход которых периодически проверялся на основе астрономических наблюдений.

Какие-то сведения об оружии большевиков попали в полицию, которая пришла в обсерваторию с обыском. Лишь выдержка и потрясающая находчивость П.К. Штернберга помогли ему избежать ареста. Когда полицейские захотели осмотреть часовой подвал, ученый спокойно заявил им, что это недопустимо, так как нарушение температурного режима приведет к сбою работы особых часов, что отразится на всей Российской империи.

В принципе полицейские скорее всего знали, что по понедельникам в обсерваторию приезжали представители часовых мастерских и ряда государственных, в том числе военных, учреждений Москвы, чтобы проверить правильность хода своих хронометров. Так что понять причины, по которым полицейские побоялись «повредить» время в империи, нетрудно.

Что же касается оружия, то, с учетом размеров часового подвала, много храниться его там не могло. Тем не менее этого количества хватило бы, чтобы как минимум отправить Штернберга на каторгу, Цераского – в отставку, а работу обсерватории надолго парализовать обысками и проверками.

Допустить, что В.К. Цераский знал о хранении оружия в руководимой им обсерватории, невозможно, но вот с другим эпизодом, тоже связанным с П.К. Штернбергом, дело обстоит сложнее. В 1907 году Штернберг по заданию Военно-технического бюро Московского комитета РСДРП провел топографическую съемку Москвы с целью определения мест, удобных для ведения уличных боев. Для получения разрешения на съемку П.К. Штернберг на заседании Ученого совета Московского университета объяснил, что она нужна для продолжения исследований гравитационной аномалии. (См.: Менцин Ю.Л. Тайный город, зона аномалий // «НГ-Наука», 2014, № 11.)

Следует отметить, что, хотя П.К. Штернберг на протяжении многих лет действительно занимался изучением аномального распределения силы тяжести в Московском регионе, его предложение было, мягко говоря, некорректным. В.К. Цераский, единственный присутствовавший на заседании совета астроном, понимал, что его коллега говорит ерунду, но тем не менее воздержался от сколь-либо серьезной критики проекта. В результате предложение П.К. Штернберга было одобрено, а градоначальник по ходатайству университета дал указание полиции оказывать содействие в осуществлении «замечательного открытия русских ученых» (Куликовский П.Г. Павел Карлович Штернберг, 1865–1920. 2-е изд. М., 1987. С. 67).

Догадывался ли тогда В.К. Цераский, зачем П.К. Штернбергу нужна эта съемка, неизвестно. Возможно, промолчать его побудили воспоминания о том, как при подстрекательстве полиции громили фабрику Шмита. В пользу этого предположения, на мой взгляд, говорит то, что в 1911 году В.К. Цераский вместе с рядом других профессоров демонстративно покинул Московский университет в знак протеста против реакционной политики министра народного просвещения Л.А. Кассо.

Наука и Родина

Рассказывая на Ученом совете об осаде обсерватории, В.К. Цераский не мог не воздать должное людям, находившимся рядом с ним в эти тяжелые дни. «Все невзгоды делил с нами мой младший коллега С.Н. Блажко. Закончу свой рассказ просьбой к нашему ректору и прошу поддержать мою просьбу – назначить нашим служителям и выдать немедленно, весьма, впрочем, скромную, награду. Это не будет платой, заплатить за подобное нельзя, это будет иметь значение признания их честного и стойкого исполнения своего долга в чрезвычайно трудное время», – пишет Витольд Цераский.

Астроном Сергей Николаевич Блажко (1870–1956) в дальнейшем, с 1920 по 1931 год, занимал должность директора обсерватории, в 1929 году был избран членом-корреспондентом Академии наук СССР и до конца жизни работал в ГАИШ. Во время Великой Отечественной войны, находясь в эвакуации в Свердловске, он получил письмо от своей ученицы, студентки МГУ и сотрудницы ГАИШ Евгении Максимовны Рудневой (1920–1944), штурмана 46-го гвардейского ночного бомбардировочного авиаполка, Героя Советского Союза (посмертно). Письмо, о котором идет речь, Женя Руднева отправила с фронта 19 октября 1942 года. В нем Руднева рассказала своему учителю о фронтовых буднях и о том, что, сбрасывая бомбы на вражеские окопы, она мстит за разрушенную Пулковскую обсерваторию и пострадавший от авианалета родной мехмат, где она училась на астрономическом отделении.

Письмо Руднева завершила словами, которые знают многие сотрудники ГАИШ: «Я очень скучаю по астрономии, но не жалею, что пошла в армию: вот разобьем немцев, тогда возьмемся за восстановление астрономии. Без свободной Родины не может быть свободной науки!» Для Жени Рудневой, которая мечтала стать ученым, Наука и Родина были неотделимы друг от друга, и она защищала их с оружием в руках.

Вместе с Е.М. Рудневой на фронт ушли многие сотрудники ГАИШ, 10 из них героически погибли, защищая Родину. Если учесть, что накануне войны в штате института было всего 60 человек, то погиб каждый шестой. Героизм проявили и те, кто остался в тылу. Вскоре после войны орденами Ленина были награждены А.С. Миролюбова и М.А. Смирнова, сотрудницы службы времени ГАИШ, которые остались в Москве и каждую ясную ночь, несмотря на бомбежки, проводили в обсерватории астрономические наблюдения, чтобы обеспечить фронт и промышленность точным временем.

Долгое время науку, завезенную в Россию Петром Великим из Европы, считали неким оранжерейным цветком, способным существовать лишь в тепличных условиях постоянной государственной поддержки. Однако тот факт, что российская наука выдержала столько тяжелейших испытаний, говорит о том, что она уже давно стала неотъемлемой частью национальной культуры, национальной идеи России.

В библиотеке Музея ГАИШ хранится небольшая брошюра, изданная в 1921 году в Петрограде. В ней напечатана речь Альберта Эйнштейна «Эфир и принцип относительности», произнесенная 5 мая 1920 года в Лейденском университете по поводу избрания Эйнштейна почетным членом этого университета. Напомню, что в 1921 году в России еще не закончилась Гражданская война, в Петрограде свирепствовали голод и тиф, от которых тогда погибла первая семья будущего нобелевского лауреата Петра Леонидовича Капицы. И вот в этих немыслимых условиях нашлись люди, которые в кратчайшие сроки перевели и издали речь выдающегося ученого. При этом в конце брошюры перечислены десятки названий научных и научно-популярных книг, которые планировало опубликовать «Научное книгоиздательство».

К счастью для России, в ней, начиная с Петра, всегда находились люди, которые защищали и развивали науку, так как понимали, что без великой науки не может быть великой страны. Этим людям я хочу посвятить свой очерк.