Владимир Зуев
Член Политбюро ЦК КПСС, председатель Комитета государственной безопасности СССР Виктор Михайлович Чебриков на XXVII съезде КПСС. Фото РИА Новости
«ПОЙДИ И ВЫПЕЙ КАК СЛЕДУЕТ!»
Виктор Чебриков родился в 1923-м в Екатеринославе. Успел окончить первый курс металлургического института, а потом грянула война. «Из однокурсников нас вернулось только двое…» – с горечью вспоминал Виктор Михайлович полвека спустя. В окопы он попал после ускоренных курсов Житомирского военно-пехотного училища. Не раз смотрел смерти в глаза. Воевал на передовой под Сталинградом, освобождал Харьков, участвовал в сражении на Курской дуге, форсировал Днепр. Здесь, во время боев, вступил в партию. Победу встретил майором, командиром батальона в Чехословакии.
Он редко кому рассказывал о том, как в середине войны попал в штрафроту. Обходил посты, увидел у кого-то из солдат трофейный пистолет, взял полюбопытствовать, что за вещица, а пистолет возьми да выстрели. Пуля тяжело ранила офицера. Виновника осудили. «У штрафника было три пути: первый – погибнуть, второй – совершить подвиг, третий, самый нереальный, – выжить. Я выбрал второй путь – привел из разведки «языка»: ночью по-пластунски дополз до вражеского окопа, оглушил немца. Судимость была снята».
За войну был дважды тяжело и один раз средне ранен. Плюс контузия и обморожение. Первой наградой был полководческий орден Александра Невского. В боях «добыл» еще орден Красного Знамени и медаль «За отвагу».
После войны хотел поступить в Академию имени Фрунзе, но медкомиссия забраковала по зрению. Вернулся в город на Днепре, где восстановился в институте, женился на однокласснице Зине. Чебриков прожил в счастливом браке более полвека. С 1950-го он работал инженером на металлургическом заводе. Вскоре его деловые качества и эрудиция были оценены – позвали в райком партии заведовать промышленным отделом.
Работая в райкоме и оставаясь парторгом на родном заводе, Чебриков в течение трех лет вместе с администрацией вывел предприятие из убыточного в рентабельное. Не вылезал он и с других заводов, рудников, строек. Наверное, он был счастлив тем, что сопричастен к тем видимым масштабным изменениям, которые происходили на его малой родине. И когда ему предложили должность первого секретаря Полтавского (промышленного) обкома, он отказался. Через какое-то время его стали соблазнять должностью заведующего отделом промышленности ЦК Компартии Украины. Он снова не прельстился. А в 1967-м – к тому времени он уже три года работал вторым секретарем обкома – его неожиданно вызвали в Москву. Полагал, поручат какой-нибудь «пропащий» регион на просторах великой страны. Но то, что ему предложили, всецело изумило его.
Генсек Леонид Брежнев принял его ближе к ночи. Глава государства был напряжен. Позже Чебриков узнал, что перед ним помощники Леонида Ильича безуспешно уламывали одного товарища перейти на работу в КГБ, но тот наотрез отказался, и генсек решил сам поговорить с очередным «претендентом».
«Вот Юрия, – так Брежнев в разговорах называл Андропова, – поставили на КГБ. Дела там у нас не ахти. Нужно несколько человек, чтобы укрепить органы».
«Я словно к стулу прилип, – вспоминал об этом разговоре Чебриков. – Говорю генеральному с пересохшим горлом: «Леонид Ильич, извините, вы, может быть, не в курсе, но только я никогда в КГБ не работал». – «А Юра… товарищ Андропов работал? Вот то-то… Ничего, освоишь. У тебя другой опыт есть: ты воевал, вот первый же орден у тебя – полководческий!» (он внимательно изучил мою объективку, с которой меня к нему направили). И тогда я согласился: «Что же мы будем за партия, если коммунисты будут отказываться от поручений генерального секретаря ЦК? Куда назначите, там и буду работать!» Вижу, он аж вздохнул облегченно: «Вот и молодец!» Тут же переговорил с Андроповым, после чего мне говорит: «Завтра в 10 часов подойди в первый подъезд КГБ к Андропову. А сейчас пойди и выпей как следует».
Летом 1967 года подполковник запаса Чебриков (это звание он получил как политработник) был вновь призван на службу. 24 июля ему присвоили звание полковника, а 27 октября того же года произвели в генерал-майоры. Последующие высшие офицерские звания он получал каждые пять-шесть лет.
ВЕРНЫЙ АНДРОПОВЕЦ
У Чебрикова сложились хорошие отношения с новым председателем КГБ. Неприятный инцидент из-за того, что Андропов в начале их совместной работы что-то недопонял, случился лишь раз, но был быстро исчерпан, и более подобного не повторялось.
Виктор Михайлович считал, что Юрий Владимирович был фигурой очень большого масштаба, человеком мудрым. «Не умным, а именно мудрым, – подчеркивал он. – И начитанным, весьма эрудированным: следил за всеми новинками, читал запоем». Был жестким, но не наводящим на подчиненных страха, не либералом, но руководителем, считавшим, что действовать нужно не всегда карательными методами: «Что бы сейчас ни говорили, но, если бы не твердая позиция Андропова, людей, осужденных по линии КГБ, было бы гораздо больше. Он хотел работать по закону. Сейчас можно спорить, какие тогда были законы – хорошие или плохие, – но это были законы. Мало кто знает, что именно Юрий Владимирович пробил постановление Президиума Верховного Совета СССР «Об официальном предостережении», когда КГБ дали возможность, не привлекая людей к ответственности, увести их от преступления. Упор делался на профилактику».
Именно с приходом Андропова и подобранной ему команды появились мифы о всемогуществе КГБ, тотальных прослушках, «длинной руке Москвы». Чебриков же так оценивает тот период: «С уверенностью могу сказать, что органы госбезопасности работали без крайностей. Мы не брали под подозрение направо и налево».
«Надо понимать и то, – пояснял также он, – что решающее слово во всем в то время было за партией, ЦК, Политбюро, генеральным секретарем. КГБ приписывают самостоятельную политическую роль, которую комитет на моей памяти никогда не играл. При решении одних вопросов к нашему мнению прислушивались, при решении других – нет. Например, после известных событий в Польше в начале 1980-х годов встал вопрос о вводе туда наших войск. Представителей, как теперь принято выражаться, силовых ведомств вызвали к Брежневу. Сначала он принял военных, и им, как я понял по их настроению на выходе из его кабинета, удалось склонить генсека на свою сторону. Я вошел последним. Изложил ему мнение комитета о возможных катастрофических для нашей страны последствиях такого решения: бойкот экономический, политический и культурный, ибо Польша не Афганистан, реакция Запада будет намного жестче. Брежнев согласился с нашим мнением. Но так, повторяю, происходило далеко не всегда».
Чебриков был, скажем так, продуктом своего времени. «Что бы ни говорили об этой работе теперь, она была важнейшим направлением противостояния двух систем, – считал он, когда уже давно находился в отставке. – Наши противники затрачивали огромные силы и средства на то, чтобы вынуть идейный стержень из советской системы».
«Многочисленность же нашей агентуры среди творческой интеллигенции в те годы сильно преувеличена, – говорил Чебриков. – Те, кто действительно нам помогал, приносили реальную пользу: с их помощью удавалось вовремя гасить конфликты в коллективах, которые были гордостью страны, – в Большом театре, например, в творческих союзах. Мне приходилось тратить много времени и вникать в дела, напрямую к госбезопасности не относящиеся».
В КГБ, ценимый Андроповым, Чебриков сделал блестящую карьеру: он довольно быстро выдвинулся, стал заместителем, а потом и первым заместителем председателя. В 1980 году ему была присуждена Государственная премия. За что? Виктор Михайлович кое-что рассказал об этом: «Как зампред я курировал ОТУ – оперативно-техническое управление, где создавалось все необходимое оснащение для наших подразделений, и сам руководил созданием некоторых, весьма нужных и оригинальных устройств. За одно из них коллектив создателей и был награжден Госпремией».
СЕКРЕТНЫЙ ГЕРОЙ
Уже после смерти Андропова, в 1985 году, Чебрикову было присвоено звание Героя Социалистического Труда (не к какому-то его персональному юбилею, как тогда водилось). Об обстоятельствах получения высокой награды он в подробности никогда не вдавался, в интервью в конце 1990-х пояснил: «Это был секретный указ. Так же как и о награждении Госпремией. Даже сейчас я не могу об этом рассказать».
В том же году новый генсек Михаил Горбачев, избранный на высший пост в стране не без значимой поддержки Чебрикова, провозгласил перестройку. Те, кого еще вчера заклеймляли как «отщепенцев», становились «народными героями», личностями, «выстрадавшими» приход долгожданной демократии, депутатами. Исследователи того периода отмечают, что в условиях бесконечных генерируемых Кремлем политических импровизаций и метаний работа КГБ была постепенно дезориентирована. Сам председатель уже не мог предметно заниматься делами разведки, ему трудно было переваривать как информационные потоки, идущие из-за рубежа, так и внутренние. Не успевал он и осваивать премудрости и тонкости международной обстановки.
Действительно, коллеги Чебрикова той поры вспоминают, что их шеф потерял уверенность и из всегда спокойного и доброжелательного человека временами превращался во вспыльчивого и раздражительного.
Член Политбюро Егор Лигачев рассказывал о Чебрикове той поры, комментируя некоторые свидетельства о том, что председатель КГБ выглядел человеком постоянно угрюмым и мрачным: «Ну что поделаешь, характер такой. Он был немного замкнутый, на первый взгляд несколько суровый, но спокойный, надежный человек, и мы все ему верили. Он в рот Горбачеву не смотрел. Он один из немногих, кто мог и возразить с должным тактом, попытаться убедить и провести свою линию».
В Горбачеве Виктор Михайлович разочаровался года через два после открытия шлюзов гласности. Позже он, похоже, был и обижен на последнего генсека за то, что тот бессовестно врал о том, что он, глава государства, якобы ничего не знал о применении войск в Тбилиси в 1989 году. «Он и до сих пор продолжает это утверждать, в мемуарах пишет, что, когда все начиналось, он был за границей, а потом все случилось без его ведома, – говорил Чебриков десятилетие спустя после тех трагических событий. – А на самом деле я сам звонил ему, докладывал обстановку и запрашивал санкцию на применение войск. Да и кто, кроме Верховного главнокомандующего, мог отдать такой приказ?!»
«Архитектор перестройки» Александр Яковлев (его называли агентом влияния) вспоминал о председателе КГБ: «Мы расходились с ним в характеристике диссидентского движения, его мотивов и действий…» Это, видимо, дошло до какой-то крайности, и Горбачев попросил обоих членов Политбюро объясниться. Спорщики после работы встретились на конспиративной квартире КГБ и «обменивались мнениями» до четырех утра. Яковлев убеждал, что надо прекратить политические преследования, иначе демократические преобразования невозможны. Чебриков же показывал Яковлеву, что есть немало активистов, которые получают деньги от иностранных спецслужб на явно антисоветскую деятельность.
К октябрю 1988 года, как полагают исследователи, Горбачев, подозревавший КГБ в сокрытии важной информации, обвинил руководителя комитета в «политической слепоте» и сместил Чебрикова с поста председателя КГБ, а еще через год – отправил на пенсию.
Чебрикову на тот момент было 66 лет. Он принял приглашение певца и депутата Государственной Думы Иосифа Кобзона поработать начальником его охраны. Разумеется, он не ходил с кобурой под мышкой и не открывал перед «боссом» дверцы автомобилей. Только консультировал. А Кобзону это наверняка льстило: как же, сам бывший глава КГБ его персону охраняет! На этом «частном посту» и застала Чебрикова кончина, случившаяся 1 июля 1999 года. Виктора Михайловича похоронили на Троекуровском кладбище Москвы.
«Можно ли возродить спецслужбу такого же порядка, каким был КГБ времен Адропова?» – интересовались журналисты у Чебрикова. Он отвечал: «Думаю, в прежнем объеме КГБ уже не будет. Главное, чтобы, несмотря на все трудности, сегодняшние чекисты сумели найти свое место, приносили результаты в работе... Госбезопасность не может играть самостоятельной роли. Но, как только политическая линия государства станет твердой, будут успехи и в борьбе с терроризмом и другими антигосударственными явлениями. Государство без сильной спецслужбы обречено на верную гибель».
Дарья Гармоненко 