Мария Давыдова
С кошачьим ниндзя ваше воскресенье не будет скучным. И остальные дни недели тоже.
Фото Евгения Никитина
Компот с валерьянкой
Прошлое воскресенье было скучным и серым. И я загадала: в следующий раз побольше жизни.
Итак, первая половина нынешнего воскресенья прошла в разъездах с бабушками. С бабушками вообще-то ездить одно удовольствие. Бабушки прилично ведут себя в машине, не обзываются, не ябедничают друг на друга поминутно, не стараются исподтишка пихнуть друг друга ногой и говорят строго по очереди, вместо того чтобы одновременно орать каждый свою партию в самое ухо водителю.
Потом тоже не интересно: развезла бабушек по квартирам, получила в награду пакет с яблоками и повидлом, заехала домой, покормила захворавшего мальчика и мальчика, над которым нависла первая в жизни контрольная по матанализу, обедом...
Затем следовало отловить кота. Этот кот перенес некую врачебную манипуляцию, а потом 10 дней проходил в попоне из чулка и с нитками в шкуре. Предполагалось, что за 10 дней кот успел зажить, а значит, швы пора снимать.
Увидев перевозку, кот сделал вид, что у него дела, и растворился в воздухе, не оставив даже улыбки.
Материализация зашитого нитками кота в попоне из чулка заняла-таки приличное время.
Потом мы, наконец, поехали: кот, конечно же, чуял нехорошее и всю дорогу исполнял протяжным голосом грустные песни.
Потом мы долго звонили в ветеринарную дверь, а доктор, видимо, томимая дурным предчувствием, не торопилась нам открыть.
Наконец, нас пустили внутрь, и знакомый ветеринар произнесла, довольно улыбаясь:
– Кажется, вы у нас уже были?
Прочь сомнения – после сегодняшнего визита этот доктор еще долго будет помнить, что мы у нее уже были!
Итак, котик был безжалостно вынут из перевозки, повел окрест янтарными очами, увидел тот самый стол, на котором в него втыкали иголки и вообще всячески измывались, а также злую женщину в белом халате, не так давно покушавшуюся на быстротечную кошачью жизнь, и задрожал. Длинные кинжалообразные когти с надеждой и доверием впились мне в плечо. Кошачьих надежд и доверия я не оправдала: с третьей попытки бедный зверь был оторван-таки от своего последнего прибежища, но, унося на когтях клочки моего свитера, устаканился на столе, закатил глаза и приготовился к самому худшему.
Все же, пока дергали нитки из шва, кот терпел и только показывал зубы.
Пока поливали шов перекисью – терпел, лишь царапал когтями бесчувственный железный стол.
Пока втыкали в попу иголки, терпел.
А потом звериный доктор схватила какой-то подозрительный баллончик и как пошла, как пошла им пшикать. А злой баллончик так страшно шипел, что кот не выдержал и открыл-таки боевые действия.
Раздался звук, как будто кто-то смачно плюнул в раскаленный утюг. Как можно злобно шипеть, издавать древний боевой клич диких камышовых котов, плеваться, кусаться и царапаться одновременно – для меня всегда было загадкой. Люди так не могут, не то что коты.
Первой жертвой кота пала резиновая докторская перчатка.
Потом поредела шерсть на моем свитере.
Потом я схватилась за палец и сказала «ой».
Все это время зловредный вражеский баллончик методично орошал все вокруг, за исключением кота.
Потом почти одновременно произошло вот что. Доктор с облегчением проговорила: «Вот и все!» Воющий, шипящий, плюющийся, разъяренный комок шерсти скрылся в перевозке, и обнаружилось, что весь стол, докторские перчатки и даже часть меня измазаны чьей-то кровью.
– Интересно, откуда кровь? – задумчиво сказала кошачий доктор.
– Может, это ваша? – с надежной в голосе спросила я.
– Ну, на руках могла бы быть и моя, а на столе вряд ли. Давайте, доставайте кота обратно!
Насчет «доставайте кота» – кот явно имел альтернативное мнение: я быстро полезла в перевозку, быстро получила по руке кривым кинжальным когтем и храбро отступила на заранее подготовленные позиции.
Доктор молча протянула мне йод и принялась наблюдать, что будет дальше.
Тогда я попыталась вскрыть перевозку сверху, но не справилась с прикипевшими от времени многочисленными запорами.
Потом, беспомощно и безнадежно, я постаралась вызвать наружу вопящее животное, умильно приговаривая «кис-кис».
Тогда доктор бодро взяла командование на себя и велела перевернуть перевозку над столом:
– Пускай сам вывалится!
И он вывалился: из пластмассового ящика выпал воющий кошачий ниндзя, твердо решивший продать свою жизнь как можно дороже. Ни о каких врачебных манипуляциях в условиях интенсивных боевых действий не могло быть и речи.
– Может, завернем в одеяло? – спросила я с надеждой. Одеяла в клинике не нашлось. От расслабляющего укола отказалась уже я: шатающийся кот на разъезжающихся лапах – зрелище не для слабонервных. Вместо укола я принесла с вешалки свою куртку и накинула зверю на голову. И даже под курткой кот продолжал вопить нечеловеческим голосом и нецензурно выражаться. Быстро выяснилось, что кровь все-таки была кошачья и текла она из передней лапы – в пылу битвы боевой котик чуть не сорвал напрочь одну из подушечек.
Зашивать не стали: наложили жгут, а на лапу – тугой чулок из бинта с пластырем сверху. Весь обратный путь кот методично грыз спасительный чулок, увязая зубами в пластыре, да так и не сгрыз – коротки кошачьи зубы.
Дома сняли жгут, а ближе к ночи срезали и чулок, накинув предварительно пушистому питомцу на голову толстый плед.
Теперь он мирно спит, туго обвившись вокруг розовой игрушечной свиньи и прикрыв нос лапой, а я пью компот с валерьянкой и думаю, что совсем не против, чтобы следующее воскресенье снова оказалось скучным. Для разнообразия.
Начало короткого снежного дня
7.00. Невыспавшийся пиноккио просыпается в объятиях носового платка и флакона с сосудосуживающими каплями. За окном темно и снежно.
7.15. Напевая «А чукча в чуме ждет рассвета, а рассвет наступит летом, а зимой рассветов в тундре...», пиноккио сползает с кровати, направляется в детскую и приступает к своим непосредственным обязанностям – пинает.
От первого пинка... ничего не случается.
От второго пинка спящий поверх второклассника кот потягивается, ставит хвост трубой и открывает боевые действия – впускает в мальчика когти.
От третьего пинка маленький мальчик вскакивает и бежит проверять, что мама положила сегодня в рождественский календарь.
С 3-го по 15-й пинок снова ничего не происходит.
После 16-го пинка усатая деточка начинает громко стонать.
С 16-го по 18-й пинок опять ничего не происходит.
7.50. В ходе подготовки к 19-му пинку пиноккио наступает на кота и бежит разыскивать пузырек с йодом.
20-й пинок, сопровождающийся особо громкими шумовыми эффектами: у пинаемого наблюдается рефлекторное подергивание задних конечностей 45-го размера.
21–25-й пинки – мор, глад, жуть и адский ад в одном флаконе.
8.17. 26-й пинок – усталый пиноккио слагает с себя полномочия и уходит в ночь, волоча за собой раздувшийся ранец со вдетым в него младшим школьником.
За это время маленький мальчик успевает развернуть шуршащую обертку с засахаренными орешками, умыться, почистить зубы, надеть на себя рубашку, уронить на нее бутерброд с шоколадным сыром, снять рубашку, надеть новую рубашку, съесть свои аппетитные бутерброды, подразнить стонущего брата, съесть чужие аппетитные бутерброды, выпить две чашки чая, посмотреть одну серию «Тома и Джерри», потерять портфель, найти портфель, потерять перчатки, найти перчатки, запихать пропуск в школу в неизвестное место, найти неизвестное место и вытащить оттуда пропуск в школу, одеться и выйти в ночь.
За это время большой мальчик успевает встать, натянуть на себя рубашку, добрести до кухни и обнаружить там пустую тарелку.
Вслед путникам, отважно ринувшимся в распахнутое русло подъезда, несется дикий рев: «Кто съел мои бутерброды?!»
8.20. Начало спринтерского забега «двор–арка–сквер–двор–арка – младшая школа». Гонку ведет раздувшийся ранец на тоненьких ножках, следом пыхтит растерявший былую форму пиноккио.
8.27. За три минуты до звонка толстый ранец взлетает на школьное крыльцо, кричит «покамамочкахорошегодня» и скрывается за стеклянной дверью.
8.30. Звонок на урок. По школьному крыльцу, держа в одной руке раздувшийся розовый ранец, а в другой – хорошенькую маленькую девочку в розовом капоре, бежит последняя угодившая в пробку мама-автомобилистка.
8.35. Восстановивший дыхание пиноккио идет домой; по пути он встречает невозмутимых подростков школьного вида – из некоторых идет табачный дым, и они явно никуда не торопятся – и знакомого папу в сопровождении маленького мальчика с ранцем, маленького мальчика без ранца и маленькой беленькой собачки. Папа останавливается на развилке «слева школа, справа детсад» и колеблется: кого из опоздавших целесообразнее доставить в госучреждение первым. Маленькая беленькая собачка терпеливо ждет высочайшего решения, поджав зябнущую лапку. Падает прошлогодний снег.
8.40. Пиноккио на родном крыльце. Внезапно дверь подъезда распахивается, из нее вываливается еще один громоздкий подросток. Увидев пиноккио, подросток торопливо напяливает на себя шапку и неторопливо растворяется в предрассветных сумерках.
Пятница. Начало короткого снежного дня...
