Мы вышли все на свет из кинозала

Вручение в 1998 году Марике Рёкк немецкой культурологической премии Bambi. Первым лауреатом этой премии в 1948 году стала также Марика Рёкк (вдвоем с актером Жаном Маре). Фото с сайта www.bambi.de

Книгу «Сердце с перцем» с роскошной фотографией на обложке я увидела на небольшом развале. Много там было разных старых вещиц, не антикварных, нет,  конечно, – ерундовых, копеечных, но имеющих ценность для всех, кто помнит их время. Скалки, механический безмен, вышивка крестом «Три богатыря» (без рамы), облупленный китайский термос с павлинами, связка ржавых ключей, амбарный замок. Катушки без ниток, грибок для штопки. Но я схватила книгу, цена на которую возрастала по мере моей нескрываемой радости: нашла, черт побери!

– Помните? – спросила  торгующая тетка моих лет. 

– А то?!  

И мы понимающе улыбнулись друг другу. 

«Мы вышли все на свет из кинозала...» – писал Бродский.  Действительно, когда-то давно, единственно доступное, дешевое, за десять копеек огромное впечатление... Впечатление перерастало в событие, событие – в знание, знание – в экранную страсть. Книги, фильмы, пластинки. И все. Но хватило на целую жизнь.

Нематериальное живет само по себе. И не нужны специальные усилия, чтобы вспомнить звук порвавшейся кинопленки на утреннем сеансе в Доме ученых на улице Правда Востока, когда показывали трофейные фильмы «Багдадский вор», «Серенада солнечной долины», «Джордж из Динки-джаза», «Девушка моей мечты». А также фильм всех  времен и народов «Леди Гамильтон» с юной Вивьен Ли. В Роберта Тейлора, по-моему, было влюблено все женское население нашей необъятной родины. И как зажигалась в зале тусклая контрольная лампочка, и как все терпеливо ждали, пока киномеханик склеит пленку, и радовались стрекочущему пыльному лучу, направленному на экран. Если паузы затягивалась, кричали: «Сапожник!» Почему именно сапожник, а не портной, не знаю до сих пор, но орали все без злобы и раздражения: это был ритуал, акт участия и присутствия.

Сначала показывали киножурнал «Новости дня». Обязательно военную хронику, пленка была желтой, в царапинах, но смотрели мы с замиранием сердца. Потом начиналось кино, как правило, картины предварял текст – всегда одного и того же содержания, вызывавшего в наших чистых душах восторг и гордость: «Этот фильм взят в качестве трофея после разгрома Советской Армией немецко-фашистских войск под Берлином в 1945 году». После этого сообщения в зале раздавались топот, грохот, аплодисменты и одобрительный свист. Всегда! Мы победили!

…Через много-много лет узнаешь, что английские и американские фильмы не могли быть трофейными; когда война закончилась, пригород Берлина Бабельсберг, в котором кроме киностудий находился богатейший архив не только немецких фильмов и документов, оказался в советской зоне. Все это богатство было отправлено в Москву, в Госфильмофонд. А потом по всей стране показывались замечательные фильмы – как бы по законному праву победителей.

Цветная музыкальная комедия «Женщина моих грез» (Die Fraumeiner Trдume, 1944), в нашем прокате «Девушка моей мечты», – чуть ли не единственная трофейная лента.

В фильме все было невиданное, недоступное, манящее: красивые одежды, роскошные интерьеры, танцы, песни, любовные истории. Слова из неизвестного словаря – камеристка, импресарио, мюзикл, контракт… 

Смотрела фильм и воображала (мечтать – моя любимая услада и сегодня): это я и есть звезда эстрадных представлений, Юлия Кёстер, это я еду на поезде, и это в меня влюбляются все горные инженеры. И с ними я танцую и пою в роскошных прозрачных платьях на гладком и блестящем мраморе танцпола: «Я цветы бесплатно всем дарю-ю и танцуя песенку пою-ю...» 

Параллельные прямые не пересекаются только в геометрии (о неевклидовых пересечениях говорить не будем, сложно для неискушенного ума), зато часто и неожиданно пересекаются в жизни. Мы приехали в Австрию кататься на горных лыжах. Мы – это слишком лихо сказано, я не умею, и если быть до конца откровенной, к спорту давно равнодушна… Нет, я не могу сказать, что совсем лишена азарта новизны, я люблю живые пейзажи, белые склоны, скрип канатки, гондолы на немыслимой высоте, веселую, яркую, экзотическую толпу со всего мира, летящую с гор…

Но мне хотелось личных впечатлений – и я отправилась за ними в Вену. И там примкнула к группе русских туристов, которые собирались на экскурсию по пригородам австрийской столицы. Нас привезли в Баден на трамвае и показали красивый городок словно с новой рождественской открытки, волшебно застывший под белыми, редкими, узорчатыми снежинками. Богатый, нарядный, кукольный. В красивых декорациях.

Делать и смотреть там абсолютно нечего. Разве только лечиться, Баден – курорт с термальными сернистыми источниками. Лечиться никто не хотел. Можно было пойти в знаменитое Casino Baden. И выиграть миллион. Но без смокингов не пускают, вечернюю одежду можно было взять напрокат, но это дорого. У дам были свои проблемы: войлочные сапоги и стилизованные валенки с цветочками. И парки диких  кислотных расцветок с меховыми капюшонами. Исключено!

В Бадене самый большой в Европе парк роз, но никто не захотел любоваться цветами – декабрь любит хвою. Сначала выпили кофе в уютном павильончике, сожрали дикое количество венских булочек и яблочного штруделя, потом напились абсента и покурили (еще можно было в общественных местах). Обалдели от непривычного сочетания аниса, шалфея, фенхеля и полыни – гадость редкая этот напиток, прославленный в живописи и художественной литературе. Блин, какие имена – Оскар Уайльд, Поль Верлен, Тулуз-Лотрек, Эрнест Хемингуэй! Приобщились к великим, сто раз вспомнив нашу чудесную водочку… Потом помчались в сувенирный магазин. И накинулись на бедного Вольфганга Амадея в разных коробках с бесконечными портретами в овале. Еще на развес продавались шоколадные Моцартовы головы и шоколадный ликер «Моцарт». Моцарт отечества не выбирает, отечество выбрало его на эту роль блестящей этикетки.

Нашего гида звали Тобиас (он из поволжских немцев). Симпатичный, вежливый, владеющий (в отличие от многих в нашей группе) прекрасным русским языком. Посмотрев на часы и свою разгулявшуюся группу (все-таки с утра галлюциногенный напиток с непредсказуемым действием!), вдруг предложил:

– Хотите посмотреть на фрау Рёкк? Это рядом. Вам очень повезло. Она в это время возвращается из кафе, где завтракает и просматривает свежие газеты. Это ее обычное расписание, когда она не уезжает выступать. 

Народ, страстно желавший дополнительных впечатлений за те же деньги, радостно согласился, недоумевая при этом:

– Кто это, фрау Рок? 

– А разве она еще живая?

– Шутите, она давным-давно умерла, старушенция! 

– А что, она еще выступает? Ха-ха! Подстилка немецкая! Помните, в фильме «Обыкновенный фашизм» ее называют главной звездой гитлеровского кино и кошкой секса. Хотел бы я иметь ту кошечку прямо сейчас…

– И даже триумфально выступает, – уважительно отозвался Тобиас, которому наш разговор был неприятен. И подробно, с мельчайшими деталями и  восхитительными подробностями, стал рассказывать, как фрау Рёкк принимала участие в концерте, посвященном столетию ее знаменитого друга Имре Кальмана  в 1998 году, – то было яркое  и памятное выступление: пела, отплясывала чардаш, била степ.  С девяти лет блистала в Будапеште. В одиннадцать – танцевала в варьете «Мулен Руж» в Париже, потом в Лондоне, Нью-Йорке, на Бродвее, американцы называли ее «маленькой венгерской принцессой». Стала  одной из самых популярных киноактрис предвоенной Германии. Звезда. «Примадонна рейха». С детства и до глубокой старости – на арене, подмостках, экране... Но и это не все. Написала  книгу воспоминаний  «Сердце с перцем» (Herz mit Paprica), которая издана и переиздана множество раз… 

И вот в Бадене в ту удивительную минуту – ни в сказке сказать, ни пером описать, абсолютно нереальное мгновение, но все правда и явь! –  к нам приближалась Марика Рёкк. Она чуть замедлила шаг и поклонилась, как на сцене. Всем вместе. И каждому отдельно. Посмотрела на меня и улыбнулась. Даже если мне это показалось, не важно. В 2002 году в неизвестном мне австрийском городке Баден я увидела живую (!!!) звезду экрана и собственных грез. Никогда бы не подумала, что ей почти 90 лет. 

И была она из другого времени. Другого мира. Почти умершей эпохи... В мехах, излюбленной шляпе с большими полями, лаковых лодочках. Как шла? Прямо! Летела, плыла, вальсировала на запорошенной снежной дорожке. Я долго смотрела ей вслед, пока она совсем не исчезла из вида, как когда-то с экрана… А потом из моей жизни. Уже навсегда.