В Сибирь, в поисках смыслов и впечатлений

Юный француз осваивает сибирскую реку. Фото автора

Эта история случилась в самом начале века, когда я впервые собирался в большое путешествие на автомобиле по Европе. На сайте популярного новосибирского турагентства я наткнулся на короткое сообщение: «Здравствуйте, меня зовут Маша, я живу в Лионе, и я могла бы показывать вашим туристам неизвестную Францию». Я написал Маше короткое сообщение о том, что я не тот, кого она ждет, но мы собираемся проезжать мимо ее города и были бы признательны за добрые советы. Она ответила, и у нас завязалась переписка.

В результате мы встретились с Машей, оказавшейся бывшей москвичкой, в Новосибирске, куда она все-таки приехала искать сибирских туристов. А потом мы с семьей поехали в то самое автомобильное путешествие и в Лионе познакомились с ее 16-летним сыном Арсюшей. Сама Маша была в отъезде, и у нее дома нас встретила компания молодых французов, исключительно похожих на персонажей сериала «Элен и ребята». Красное пиво «Лё Монакó», французский прононс и висящие над головой персики сделали свое светлое дело – навсегда врезались в память.

Наша дружба с Машей продолжилась, мы много переписывались, и выяснилось, что чудесный и душевный 16-летний мальчик Арсюша до сих пор не ответил с определенностью на вопрос «кем ты хочешь стать, когда вырастешь?», и дальнейшие жизненные и творческие планы его более чем туманны. Это сейчас мы понимаем, что Арсюша был самым нормальным подростком, а тогда в наших головах возникали и рушились планы его незамедлительного спасения. Один из планов озвучил я: «Не понимаю, что нужно этому французскому мальчику. Вот каждый русский мальчик прекрасно знает, что если он будет плохо учиться и не поступит в университет, то он тут же пойдет в кирзовых сапогах отдавать долг Родине. Эх, не нюхали русского пороху в этом вашем французском раю!»

Так, шаг за шагом, родился эффективный своей простотой план: надо этого французского мальчика отправить в Сибирь, где посредством простого сравнительного анализа Арсюшина голова станет ясной и светлой.

Сказано – сделано! Арсюша едет в Сибирь на летний месяц. Однако написать: «Да пошли ты его в Сибирь» было гораздо проще, чем позже осознать: а что мы тут с ним делать-то будем? Помню, как я, осматриваясь, ездил по городу и лихорадочно считал: «Ок, сюда сходить на два часа, сюда еще на три. Осталось всего-то придумать развлечений на 29 дней и 11 часов…»

Арсюша прилетел красивым. Его голову украшала копна свежеприготовленных дредов, что было тогда в наших краях не просто необычным – это был вызов. На любой нашей прогулке к нему выстраивалась очередь местных блюстителей нравов пубертатного возраста с одинаковыми вопросами: «Эй, подь сюда, чёкаво, тебя постричь?» Арсюша не понимал сибирский сленг и улыбался, а мне приходилось довольно недвусмысленно напоминать парикмахерам о своем здесь присутствии на понятном для них языке. В самом конце поездки Арсюша задал вопрос, почему дреды вызывают такую реакцию у местных жителей, на что мне пришлось рассказать ему краткую историю становления неформальных молодежных движений в столице Сибири.

– Может быть, мне нужно было просто надевать шапку? – спросил Арсюша.

– Да, но ведь дреды – это же выражение твоей личности, этим самым ты хочешь показать свое отношение к миру, это же символ, его нельзя прятать.

– Да нет, мне просто нравится, как они выглядят, – ответил этот француз.

Для прибывающих в Сибирь иностранцев не придумано ничего лучше тематических лагерей, таковой стал первым пунктом назначения и для нашего француза. Языковой лагерь для ребят, изучающих французский язык, куда Арсюшу взяли с большим удовольствием в надежде, что он наконец покажет детям, как на самом деле на французском языке произносится слово «один». Он уехал туда на десять дней и остался чрезвычайно доволен. Стал там звездой, у него появился свой фан-клуб, и, когда мы его увозили по окончании сезона, на землю упала не одна девичья слеза.

Правда, с французским языком сразу не заладилось. Арсюша знал, как нужно говорить, но вот почему так говорят, он объяснить не мог. Ну а вы сможете объяснить, почему в русском языке птичка на ветке не стоит, а сидит? Вот и Арсюша от планового преподавания языка стремительно перешел к тренировке произношения и трендам французской музыкальной индустрии. «Мне вот только одно не было понятно, – рассказывал он после. – Когда я в столовой не нашел ножа для второго блюда – это я еще смог как-то понять. Но вот когда мне выдали алюминиевую ложку для супа и для котлеты, это вызвало мое удивление. Это же страшно неудобно, почему там едят котлеты ложками?»

Следующим пунктом путешествия француза значилась сибирская деревня. Сказать, что это отдаленный населенный пункт – не сказать ничего. Три улицы, один магазин, школа, клуб – на этом перечисление достопримечательностей можно считать оконченным. Баня, туалет на улице, ежедневная растопка печи и две программы по телевизору – если повезет.

Мы хотели показать Арсюше экзотику, но экзотикой стал он сам: снимал на видеокамеру совсем не то, что мы ожидали. Сначала он долго снимал свои калоши, которые ему выдали. Почему калоши? Просто он поехал в деревню в белых штанах и кроссовках, а прошел легкий дождик. «Дождик» и «дорога» – два взаимоисключающих понятия в той деревушке. Либо одно, либо другое. В тот раз «дорога» взаимоисключилась в момент, пока мы по ней ехали. В результате мы бросили застрявшую машину, а за нами приехали на вездеходе-«буханке». Но перед этим пришлось потолкать нашу машину. В результате белые штаны и кроссовки Арсюши быстро приобрели леопардовую расцветку со значительным преобладанием коричневого. И мальчик был экипирован штанами цвета хаки и черными калошами.

…Арсюша снимал всё. Он снимал хозяев улицы – свиней. Снимал гусей, овец и вообще всю эту живность, разгуливающую по улице и переговаривающуюся между собой. Но больше всего он снимал остовы. Повсюду вдоль дороги в деревне стояли ржавые остатки машин – комбайнов, тракторов, сеялок и прочей сельскохозяйственной утвари. Для нас они давно стали незаметной частью пейзажа. Тогда как Арсюша, наверное, видел в них брошенные космические корабли на чужих планетах. Он ходил и снимал эти остовы с разных сторон, представляя себя астронавтом, оборудованным калошами по последнему слову техники.

И здесь Арсюша тоже мгновенно стал знаменит. Деревенских ужасно забавляло французское выражение «ловить сов» (chasse aux hiboux), они просили произнести его снова и снова, каждый раз звонко заливаясь. А потом у него случился шок. Он вышел в огород через заднюю дверь и обомлел. Он стоял и глотал воздух, а затем выдавил из себя: «А. Это. Что?» – «Это? Да это конопля», – беспечно ответили ему. Да, это было поле конопли до горизонта. Она всегда там росла, если не сажали ничего другого. Ее не замечали: сорняк и сорняк.

Заключительным эпизодом стала поездка на Алтай. Мы приехали туда бывалыми, потрепанными в боях, закаленными ветеранами. Поэтому, когда встал вопрос, на сколько часов брать сплав по реке на рафте – на час, два, четыре или шесть, мы пошли на максималку. Все шло лучше некуда – до того момента, когда мы спустились на воду. В этот момент пошел дождь. Нет, не так – ПОШЕЛ ДОЖДЬ. То есть дождь стеной начался в тот момент, когда рафт вышел на середину реки, и закончился примерно за полчаса до окончания сплава. Зато теперь я точно знаю, как выглядит счастье. Не нужно солнца, пусть даже будет ветер и ноги в ледяной воде. Но пусть просто не течет сверху, Господи!

Это был очень жесткий сплав. Даже известный балагур-инструктор, которого мы специально подбирали по навыкам неутомимости и бесконечного оптимизма, скоро затих. Мы не могли пристать к берегу, не могли развести костер. Мы шли через пороги абсолютно окоченевшие, с примерзшими пальцами и деревянными конечностями. У сидевшего рядом швейцарца замерзли не только руки, ноги и капли на носу, но и импортный гидрокостюм, в который это все было упаковано. На Арсюше был шикарный огромный меховой свитер, который промок в первые десять минут похода и весил не менее пуда. На редких стоянках, выпрыгивая в воду, я боялся, что мои ноги расколются – ведь они же выглядели совершенно хрустальными. «Послушай, – сказал мне Арсюша совершенно серьезно на одной из остановок, – я боюсь за свои ноги. Я однажды смотрел фильм про альпинистов. Там у одного человека ноги сначала покраснели, потом побелели, потом почернели, а потом ему их отрезали. Так вот, у меня уже покраснели». И мне пришлось совершенно серьезно объяснять, что сейчас все-таки лето и температура воды +5 °С выше нуля, а значит, она не может превратиться в лед, так же как и кровь в наших организмах.

В конце маршрута нас ждала бутылка водки от организаторов и уже готовая растопленная баня – они с большой тревогой ждали возвращения нашей горемычной группы. А вся обратная дорога с Алтая пронеслась как одно мгновение за увлекательными рассказами Арсюши про танатонавтов и цивилизацию муравьев из только вышедших тогда книжек французского писателя Бернара Вербера, которые переведут на русский лишь спустя три года. Улетал из Сибири Арсюша вдохновленным, с видеокассетами, алтайскими сувенирами и полнейшим порядком в голове – и все это без сапог и плацев.