0
3997
Газета Стиль жизни Интернет-версия

29.03.2022 19:16:00

Да здравствуют растрепанные книжки!

Прикасаясь к страничкам, вышедшим из-под печатного станка столетия назад, заряжаешься некой энергией

Юрий Гуллер

Об авторе: Юрий Александрович Гуллер – член Московского союза писателей, литератор.

Тэги: библиотека, библиофил, истории, человеческое общение


библиотека, библиофил, истории, человеческое общение Истинный библиофил пребывает в постоянном поиске книжного раритета. Фото агентства «Москва»

Библиофилом я никогда не был. И теперь уже не стану никогда. Хотя домашняя библиотека у меня и по меркам докомпьютерной (почти доисторической!) эпохи была вполне приличная – около 10 тысяч «единиц хранения» (так, кажется, говорят библиотекари?), а по нынешним временам всеобщей интернет-грамотности и практически столь же всеобщей «бумажной неприязни» и вовсе запредельная. Порой знакомые с ужасом в голосе спрашивают: «И где же ты хранишь все это? Для жизни-то место остается?»

На что я скромно этак отвечаю: «Остается… Да и что же это за жизнь – без книг?»

Многие после этого снисходительно улыбаются и удаляются с айфоном или планшетом в руках, где они все время находят для себя что-то очень занимательное… Мне при этом почему-то вспоминается анекдот начала 1990-х, где цитируются размышления нового русского: «Всю ночь читал пейджер. Много думал». Для нынешней молодежи сообщаю, что пейджер – это как бы предшественник и мобильного телефона, и айфона, и айпада, который способен был отправлять и принимать только письменные сообщения, что-то вроде нынешних СМС. Вот и мой собеседник удаляется куда-то, где я ему не буду мешать читать его айфон и много при этом думать…

Так вот, библиофилом я никогда не был. Ведь как настоящий библиофил относится к своей библиотеке? Он ее бережет. Он ее стережет. Он ее «комплектует» всем, чего у него по каким-то причинам пока еще нет. Он ее холит. Страстно, с упоением и предельным ужасом перед каждым случайным пятнышком на странице с оглавлением!

У меня есть знакомые библиофилы, которых я глубоко уважаю за их любовь к бумажной книге, перед которыми я преклоняюсь, а временами даже завидую. Один из них сообщил мне недавно по телефону: «Купил собрание сочинений такого-то писателя! Идеальная сохранность! Похоже, что ни один том никогда не открывали!» – «Так у тебя же все это уже есть? Зачем тебе два собрания сочинений?» – «Что ты, что ты! У моего и потертость некоторых суперобложек, и вообще видно, что оно не раз читаное! Хочешь, я тебе его подарю?» Но и у меня собрание сочинений этого автора уже есть. И сразу видно, что оно очень даже читаное. А некоторые любимые мною тома и вовсе почти зачитанные. Но мне они тем и дороги!

Между прочим, о зачитанности одних томов и нетронутости других. Это важно, если, конечно, домашняя библиотека существует не для престижа, не для парадности. У дореволюционных изданий отношение хозяев к купленным ими книгам можно было вполне успешно определить по состоянию полученных из издательства книг. Книги часто продавались, как говорилось в ту пору, «в папке», или в тетрадях с неразрезанными страницами. Собрания сочинений русских классиков знаменитой библиотеки Маркса, выходившей в течение почти четверти века как приложение к журналу «Нива», поступали подписчикам в тетрадках, по одной в качестве приложения к каждому номеру (всего 52 тетрадки за год). Они-то и должны были составлять потом цельные тома. Две-три-четыре «книжки» – том! К ним отдельно досылались издательские твердые переплеты. Но многие переплетали книги у какого-то переплетчика в соответствии со своим вкусом. Переплет предполагал обрезку книжных блоков под формат.

64-8-3480.jpg
Из анекдота начала 1990-х, в котором
цитируются размышления нового русского:
«Всю ночь читал пейджер. Много думал». 
Фото PhotoXPress.ru
В наше время на полках букинистических магазинов и в частных библиотеках встречаются как сочинения классиков в тетрадках с бумажными обложками, так и целые тома. Причем отдельные тетрадки с неразрезанными страницами встречаются достаточно часто. А значит, их за 100 с лишним лет так никто и не раскрыл!

Опять повторяю, что я – не библиофил. В те времена, когда я работал в газетах и журналах, многие мои книжечки, купленные в разное время в букинистических магазинах Москвы, «работали» вместе со мной. Откроешь для себя какого-нибудь поэта начала ХХ века, о котором ничегошеньки не знаешь. Потом наткнешься на его имя в чьих-нибудь мемуарах. Обычно таковой упоминается мимоходом, перед стандартной концовкой «и др.». Потом полезешь в справочники, перелистаешь доступные журналы соответствующей эпохи, что-то, возможно, выловишь в интернете, и неизвестный ранее автор становится реальным человеком! Со своими привычками, литературными и житейскими дружбами и враждами... И часто его жизнь, его судьба раскрывается в каком-то полном соответствии с эпохой, которая была его временем. И поэт оживает. А ты пишешь заметку, очерк, литературный портрет. Приятно, ей-богу! А все началось с маленького затрепанного сборника стихов, купленного на книжном развале…

Ну, и фотография книжки, а если удастся найти портрет автора – то и его в дело. Сколько «малых мира сего» я так для себя открыл, сколько имен расшифровал! Книжка, даже очень старая, должна жить и трудиться в руках владельца. А иначе зачем ее тогда «выводил в люди»?

Правда, старые книжки при постоянном перелистывании, общении с редакционным фотографом (а в совсем новые времена – еще и распластывании в сканере) имеют обыкновение портиться. Бумага старая, ломкая, нитки, скрепляющие книжные блоки, давно уже не такие крепкие, переплет (если есть) совсем ненадежен. Вот книга, с точки зрения библиофила, и теряет в цене, «портится». Но я ведь не библиофил! Для меня маленький сборник после такого использования приобретает совсем особую ценность.

Моя библиотека уже давно не пополняется тонкой струйкой новинок. А что касается любимых мной изданий 100-летней и более давности, то тут и вовсе полное затишье – нынешние цены на книжный антиквариат не очень-то согласуются с жизнью пенсионера. Хотя я иногда и спрашиваю себя: а как же они, эти самые цены, согласовывались с зарплатой советского инженера, очень невысокой? Они, цены, правда, были в те времена чуть-чуть иными, но по отношению к стоимости ежедневного обеда выглядели не намного предпочтительнее. Или просто я постарел и руки уже не ощущают трепета от прикосновению к томику стихов, выпущенному в далеком 1922 году? Может быть, и так.

Хотя нет, не так. И сейчас, как когда-то, я, прикасаясь к страничкам, вышедшим из-под печатного станка 100–150–200 лет назад, заряжаюсь какой-то энергией, как некоторые люди получают заряд бодрости, обнимая ствол березы или ясеня. Только это энергия не природы, а человеческого общения. Общения через годы, через поколения, через время… 


Читайте также


Отечественную историю предлагают чествовать 28 января

Отечественную историю предлагают чествовать 28 января

Иван Родин

Для нового памятного дня депутаты взяли дату рождения Ключевского, а не Мединского

0
1780
Престарелый пассажир преклонного возраста. Несколько воспитательно-транспортных историй

Престарелый пассажир преклонного возраста. Несколько воспитательно-транспортных историй

Мария Давыдова

0
3317
Свободный гений в несвободной стране

Свободный гений в несвободной стране

Геннадий Гутман

Законы привлекательности академика Ландау

0
3430
Книга-рыба и другие приключения художника

Книга-рыба и другие приключения художника

Дарья Курдюкова

Графика Сергея Репнина в Галерее А3 как путешествие по личной библиотеке

0
4223

Другие новости