Увидеть Париж и жить дальше

Будущий военкор и борец за мир, антибольшевик и сталинский лауреат Илья Эренбург.  Фото из книги Ильи Эренбурга «Годы, люди, жизнь»

Автор того заслуживает: взять хотя бы его сатирический роман 1922 года под предлинным названием «Необычайные похождения Хулио Хуренито и его учеников: мосье Дэле, Карла Шмидта, Мистера Куля, Алексея Тишина, Эрколе Бамбучи, Ильи Эренбурга и негра Айши. В дни мира, войны и революции, в Париже, в Мексике, в Риме, в Сенегале, в Кинешме, в Москве и в других местах, а также различные суждения Учителя о трубках, о смерти, о любви, о свободе, об игре в шахматы, об иудейском племени, о конструкции и о многом ином». Любопытна уже сама история его создания: «Хулио» написан менее чем за месяц по просьбе Николая Бухарина, соученика Ильи Эренбурга по 1-й Московской гимназии. Бухарин гимназию окончил, Эренбурга из нее исключили, но дружба сохранилась на всю жизнь. Николай Иванович даже написал предисловие: «Хулио Хуренито» – прежде всего интересная книга. Можно было бы, конечно, сказать много «серьезных» и длинных фраз по поводу «индивидуалистического анархизма» автора, его нигилистического «хулиганства», скрытого скептицизма и т.д. Нетрудно сказать, что автор – не коммунист, что он не очень шибко верит в грядущий порядок вещей и не особенно страстно его желает… Своеобразный нигилизм, точка зрения «великой провокации» позволяет автору показать ряд смешных и отвратительных сторон жизни при всех режимах».

Несмотря на успех, вскоре роман оказался под запретом и вновь увидел свет только в 1960-е, и то с большими купюрами. И дело не только в предисловии репрессированного и расстрелянного в 1938-м Бухарина. Главный герой книги, анархист, философ, провокатор и отчасти аферист (привет будущему Остапу Бендеру) Хулио Хуренито, именуемый Учителем, со своими учениками (намек на апостолов) – американцем, французом, итальянцем, немцем, русским, евреем и негром (по нынешним временам слово «негр» уже практически неполиткорректное, но из названия его не выкинешь) во время Первой мировой оказывается в разных странах по обе стороны фронта. В числе их похождений и приключений – посещение Кремля, где Хуренито и его ученик-рассказчик встречаются с коммунистом, прототип которого угадать легче легкого: «Несмотря на свое печальное состояние, я действительно чувствовал, как небольшая комната с высокими окнами, выходящими на заснеженные пустыри, преображается в капитанскую вышку, а мертвый Кремль и вся ледяная угрюмая Россия – в дикий корабль, отчаливший в ночь.

Сначала коммунист пытался, впрочем, говорить совсем о другом, не отвечать, но предпочтительно спрашивать – близка ли в Мексике социальная революция, применялась ли там в широком масштабе электрификация и прочее. Но Учитель быстро перевел беседу на другие рельсы. Для этого он применил верный способ нападения, предоставив коммунисту защищаться и, защищаясь, выявлять себя.

– Что вы думаете, – начал Хуренито, – о бездеятельности, разгильдяйстве и дикой расточительности сил, царящих в Советской республике? У нас на очереди посевная кампания, Донбасс, продагит, наконец, электрификация. А на что идут силы? Поэты пишут стихи о мюридах и о черепахах Эпира, художники рисуют бороды и полоскательницы, филологи ковыряют свои корни, математики от них в этом не отстают. В театре – мистерии Клоделя. Почему не закрыты все театры, не упразднены поэзия, философия и прочее лодырничество?..

Отсюда пошла в народ фраза «Увидеть Париж и умереть». Обложка книги Ильи Эренбурга «Мой Париж». 1933

– Я вас понимаю, – сказал Хуренито, – вы высокий образец здорового однодумья. Со многими мыслями жизнь кончают на корточках, за тумбой (это было уже после моего чиханья), а начинают ее, напротив, с неумолимыми шорами, концентрирующими всю энергию на едином помысле. Однодумье – дело, движенье, жизнь. Раздумье – прекрасное и блистательное увеселение, десерт предсмертного ужина».

Кстати, самому прототипу, по отзыву его супруги Надежды Константиновны, роман понравился – Ленин сказал: «Хорошо у него вышло». Но и помимо образа вождя революции в книге много любопытного. Например, автор предсказал атомные бомбардировки Хиросимы и Нагасаки: «Однажды Учитель вышел ко мне веселый и оживленный; несмотря на все затруднения, он нашел средство, которое значительно облегчит и ускорит дело уничтожения человечества. ... По моей прирожденной тупости к физике и математике я ничего не усвоил, кроме того, что можно в течение одного часа на стоверстном фронте убить не менее пятидесяти тысяч человек. … Мне известно, что аппараты он изготовил и оставил на сохранение мистеру Кулю. Когда год спустя он захотел наконец их использовать, мистер Куль начал всячески оттягивать дело, уверяя, что отвез аппараты в Америку, а поручить привезти их никому нельзя и прочее. Я полагал, что мистер Куль руководится при этом соображениями финансового характера, но как-то он признался, что немцев можно добить французскими штыками, а фокусы Хуренито лучше оставить впрок для японцев». Или Холокост: «В недалеком будущем состоятся торжественные сеансы уничтожения еврейского племени в Будапеште, Киеве, Яффе, Алжиро и во многих иных местах.

В программу войдут, кроме излюбленных уважаемой публикой традиционных погромов, реставрированные в духе эпохи сожжение евреев, закапывание их живьем в землю, опрыскивание полей еврейской кровью, а также новые приемы «эвакуации», «очистки от подозрительных элементов и пр., и пр.

Приглашаются кардиналы, епископы, архимандриты, английские лорды, румынские бояре, русские либералы, французские журналисты, члены семьи Гогенцоллернов, греки без различия звания и все желающие. О месте и времени будет объявлено особо.

Вход бесплатный».

Конечно, вряд ли эти «пророчества» стали просто озарением свыше – писатель умел наблюдать, анализировать, делать выводы. Кстати, «Хулио Хуренито» в 2008 году вошел в список 100 лучших романов ХХ века по версии «НГ-EL». И сам автор считал его лучшим произведением.

Если выражаться языком литературных штампов, жизнь самого Эренбурга тоже похожа на роман. Объем газетной статьи не позволяет подробно осветить его биографию. Поэтому ограничимся перечислением некоторых вех его человеческой и творческой судьбы – кратким телеграфным стилем, который так любил Илья Григорьевич (исходно – Гершевич). Рождение в Киеве в еврейской семье инженера и купца. Через четыре года Эренбурги переезжают в Москву. Гимназия. Сотрудничество с социал-демократами, арест, тюрьма, освобождение, эмиграция, Париж. Первые литературные опыты (дебютная журнальная публикация – стихотворение «Я шел к тебе» в 1910-м, в том же году – первый сборник «Стихи»). Во время Первой мировой – корреспондент на Западном фронте. Лето 1917-го – возвращение в Россию. Антибольшевистские стихи и публицистика. Киев, Коктебель (со второй женой жил у Максимилиана Волошина), Москва, арест, освобождение благодаря все тому же Бухарину. С 1921 года – вторая эмиграция: Франция, Бельгия, Германия, Италия... С начала 1930-х – сотрудничество с советскими газетами, в годы Гражданской войны в Испании – корреспондент «Известий». 1940-й – возвращение в СССР. Во время Великой Отечественной – военкор «Красной звезды». Эренбург первым применил в литературе – точнее, в публицистике – словосочетание «День Победы»: оно появилось в декабре 1941 года в его статье в газете «Московский железнодорожник». Эренбургу вместе с Константином Симоновым принадлежит лозунг «Убей немца!», использовавшийся в плакатах и агитационных листовках (Гитлер назвал Илью Григорьевича злейшим врагом Германии, а геббельсовская пропаганда – «домашним евреем Сталина»). Вообще Эренбург был мастером крылатых выражений – фраза «Увидеть Париж и умереть» выпорхнула со страниц его книги «Мой Париж» (1933). Повесть «Оттепель», опубликованная в 1954-м, дала название целому периоду советской истории. А название мемуаров «Люди, годы, жизнь» вполне емко и исчерпывающе отражает содержание в общем-то всей отечественной литературы. Да и мировой тоже.