Антон Зверев
Число разнообразных проверочных работ на уроках уже давно обещали сократить на треть. Фото агентства «Москва»
Один из ключевых сотрудников Рособрнадзора, выслушав вопрос журналиста о целях нарастающего изобилия всероссийских проверочных работ (ВПР), ответил так: «Дети должны понимать, что оценивание нужно в первую очередь им, чтобы иметь объективную картину своих знаний и вовремя предпринять адекватные шаги».
«Дети должны» – любимый девиз силовой педагогики. Должны, и точка. Вдумайтесь: детям вменяется в обязанность не доверять учителям, родителям (те и другие необъективны), а полагаться в вопросах оценивания только на высшие бюрократические институции и их проверенных сотрудников. Допустим на секунду, что чиновник прав: дети ему (Рособрнадзору) действительно что-то все время должны. Но неужели поголовно и одновременно?
Еще в марте 2018 года глава Рособрнадзора Сергей Кравцов пообещал, что число проверок школ сократится на треть. А в интервью более года спустя сообщил: «Мы уже сократили проверки школ на 15% в прошлом учебном году по сравнению с позапрошлым, потому что ввели риск-ориентированный подход. Он заключается в том, что мы проверяем школы, которые показывают необъективные – завышенные и низкие – результаты».
Это поистине логично: какой и вправду смысл «в обязательном порядке проверять школу, если она объективно дает хорошие результаты» (тоже слова Кравцова)?! Эта же стратегическая линия, по заверениям федеральных чиновников, намечается и в отношении ВПР (в распространяемых разъяснительных материалах данную работу называют исключительно «помощью школам, инструментом самодиагностики»).
Попробуем на ситуацию вокруг ВПР посмотреть в территориальном ракурсе. Недавно мне предложили поговорить на диктофон с руководителем Центра оценки качества образования одной из самых часто упоминаемых республик Северного Кавказа. Набрав в назначенное время указанный номер телефона, услышал добродушный голос: «Не стесняйтесь, спрашивайте все, что интересует...» Далее исключенные из стенограммы неизбежные в наше интересное и непростое время реверансы в сторону начальников Рособрнадзора, хвалы проводимому ими курсу обозначены отточием.
«Вопрос: Руководимый вами центр анализирует в том числе результаты ВПР. Как это происходит? Какие уроки из ВПР вы извлекаете?
Ответ: Прежде всего надо сказать, что перед вами ярый сторонник ВПР (...). Поскольку в них участвуют все дети, результаты мы получаем по каждому ученику отдельно. В этом и заключается их ценность (...). Для учителя это не только зеркало, но и программа действий, поиск точек роста. В листе предметных достижений ученика, как в медицинской диагностической карточке, мы видим все его проблемы. Исходя из них выстраиваем, начиная от учителя, от школы и далее вплоть до региона в разрезе муниципалитетов и в сравнении с российскими результатами, каждый свою работу над ошибками.
Вопрос: Сами? Репетиторы вам работать над ошибками не помогают? В некоторых российских городах, как пишут в прессе, каждая вторая семья нанимает частных репетиторов, в том числе для подготовки к ВПР.
Ответ: Это интересно. Нет, впервые слышу... (Вздыхает.) Понимаете, нам до этого как до Луны, у нас других проблем хватает...»
Проблем у самого молодого по возрастному составу региона и правда немало. После милейшей беседы с безусловно замечательным руководителем открыл сайт Минобразования республики и прочитал, что из 478 общеобразовательных организаций 348 здесь работают в две, а 38 в три смены. То есть выходит, что в более чем 80% школ уроки идут до глубокого вечера. Когда же, интересно, собираются учителя, чтобы осмыслить результаты ВПР? Разве что в выходные дни? И насколько реально, если в классе по 30–40 детей (за парту нередко садятся по трое), выявить с каждым «точку его роста»?
Мы живем в сказочной стране, только одни сочиняют сказки, а другие верят в них. Попробовал бы глава Рособрнадзора рассказать практичному немцу, организатору исследования PISA Андреасу Шляйхеру, с которым в сентябре 2019 года встречался в Лондоне, об учителях, обучающих по 40 юных горцев в несколько смен, тот бы ему вряд ли поверил. И отказался бы, пожалуй, проводить свои исследования в южных республиках. А мы – верим.
Воронка самообмана может ведь ненароком затянуть не только отдаленные от столиц субъекты, но и самих чиновников Рособрнадзора, отвечающих за чистоту и безгреховность таких стратегических для страны проектов, как «Единый государственный экзамен», «Государственная итоговая аттестация – 9», «Независимая оценка качества образования».
Вот так и получается, что где-то видимость обучения дополняется видимостью контроля, а в других местах вполне реальный, неподдельный страх «проверки из Москвы» ведет ребенка к репетитору, который все покажет и всему научит уже натурально, без мистификаций.
«Если плотность проверок бизнеса сокращается, то количество проверок учреждений, напротив, кратно возросло. Наш проект (приоритетная программа по реформированию контрольно-надзорной деятельности. – А.З.) касается в том числе образования. Здесь есть существенные резервы для экономии», – цитирует сайт экспертного совета при правительстве РФ одно из последних заявлений экс-министр РФ по вопросам открытого правительства Михаила Абызова.
PS. Пока писалась эта статья, в стране появился новый тип инспекционных тестов – региональные диагностические работы. Не растекаясь мыслью по древу, в Рособрнадзоре поясняют: целью РДР является выявление «индивидуального достижения обучающимися предметных или метапредметных результатов», а проводятся они, «как правило, на втором и третьем либо третьем и четвертом уроке».
комментарии(0)