Антон Зверев
|
|
Для одного из идеологов «Педагогики сотрудничества» Виктора Шаталова ученик был точкой отсчета и главным в школе человеком. Фото РИА Новости |
Нет, больше мы не виделись. Но в память врезалась ее «улыбка супергероини» (то ли оборонительная, то ли рекламно-агитационная), пристальный взгляд в упор и бессмертная фраза из Фридриха Ницше. Я погасил эмоции и постарался трезво взвесить ситуацию: человек, не пряча бейджик с именем и должностью, честно высказался по щекотливой теме управленческого хаоса. Примерно такой же сигнал она подает, очевидно, и детям, и педагогическому коллективу, и родителям в своем родном Первоуральске. Края там суровые, людям не до фиглярства и позерства. Но вот что действительно тревожно – исповедуемое этим опытным руководителем правило становится чуть ли не идеологией российской школы.
Настоящая, высшая цель школы состоит, наоборот (если я правильно понял чеха Яна Амоса Коменского), в системном обезличивании ребенка под предлогом заботы о его социальном благополучии, дисциплинированности и т.д. В качестве справки: во времена Коменского школьный курс длился от силы два-три года, но дети все равно бунтовали, выставляли благодетеля за дверь. Ну а в нашей культуре (русская версия классно-урочной системы) понятие «дисциплина» означает просто «выбить дурь».
Не будем также забывать: оно, это понятие, отсутствует в законе об образовании в качестве императивного требования, хотя кого это стесняет. Детей, несмотря на нелегитимность термина и самого процесса, «выбивают», как коврики. А вместе с «дурью» ненароком отключают нервную систему, ум, способности, благие помыслы «наследников наших побед»...
Мне скажут: «Не надо огульно. Есть же хорошие школы». Что правда, то правда.
В 1881 году Лев Толстой переселился всей семьей в Москву, где приобрел усадьбу по адресу: Долго-Хамовнический переулок, дом 21. Легендарный родитель определил сыновей Илью и Льва-младшего в частную школу на Воздвиженке: все правильно, ну не возить же их за 200 верст из Тулы. При этом покупатель усадьбы действовал как профессионал, ибо к тому моменту уже заявил о себе как основателе частной экспериментальной школы в Ясной Поляне.
Весь мир и сегодня так делает – состоятельные родители покупают жилье в пешей доступности от хорошей школы, а остальные соотечественники протягивают ножки по одежке, то бишь меняют alma mater как перчатки.
Мы же в отличие от наших предшественников, вооруженные почти 100-летним опытом всеобуча, верим не столько в школу, сколько в частного извозчика на букву «Ф» (фрилансера). Благодаря эффекту домино и единому тесту, его породившему, великая педагогика всеобуча практически капитулировала перед неуправляемым бурьяном репетиторства. Частный предприниматель экономически (важное слово!) переиграл наемного государственного служащего при классно-урочной машине и продолжает давить на ворота соперника, используя лучшие методики мэтров советской школы.
Попутно замечу: с точки зрения одного из столпов «Педагогики сотрудничества», Виктора Шаталова, «ученик – точка отсчета, самый главный в школе человек». Но это Шаталов, абсолютнейшее исключение из правила.
Само же правило звучит довольно удручающе. Для экономики школьник это не столько «высшая ценность», «первообраз гармонии» etc, сколько средство финансирования учителя – 1/40 часть класс-комплекта. В школе много этих «частей» – зарплата учителя выше, а когда немного, то вот и приходится выкручиваться за счет добавочных часов. Так что заложенный экономистами национальный «стандарт выгорания личности» пора действительно менять на что-то в духе педагогики сотрудничества.
Тут-то нечаянно и выясняется, что один из творцов этой новаторской педагогики еще задолго до ее рождения подписал «младенцу» осуждающий и абсолютно добросовестный вердикт: «Когда учитель и ученик вместе решают задачу, то они неравны: учитель знает ее решение, а ученик – нет» (1984).
Что же отсюда следует для тех, кто идет по стопам «педагогов-сотрудников»? Продолжать делать вид, что не знаешь ответа?
Да, но сотрудничество в данном случае напоминает осетрину второй свежести, ибо не соблюдает принцип равенства сторон. То есть, точнее говоря, подделывает это равенство, как будто ничего другого нашим детям не дано. Так постоянно «приседающая» перед молодежью школа трансформируется в плоскую комедию. Хотел написать: «в театр одного актера», но это было бы ошибкой, ибо играет в этом представлении вся труппа, а не один солист с указкой у доски.
Не исключаю, что за все годы «сценической деятельности» маска искреннего слушателя/светоча знаний прирастает к лицам учеников и их наставников. Те и другие становятся заложниками взаимного публичного притворства на оценку. Подчеркну: это не я так думаю, а наша экономика образования так выстроила отношения «учитель – ученик». Строго под педагогику Коменского.
Причина путаницы очевидна. Снова повторим – экономически отдельного ребенка в классе для учителя не существует: ни в Первоуральске, ни в Дели, ни в Ливерпуле. Сколько хватает глаз, ребенок для учителя везде, во всех уголках планеты, тот же класс-комплект. Это глобальный промах современной человеческой культуры.
Чтобы экономика заметила «точку отсчета педагогики», автор проекта «Школа-парк» (1992) Милослав Балабан наделил ученика личным платежным средством – банковской картой, в долю секунды упраздняющей нужду в подчинении и притворстве, которые якобы нас «не убивают» и тем самым «делают сильнее». И подарил своим ученикам свободу выбора учителей, то есть свободу в ее максимально эффективном первозданно педагогическом виде.
О театре мы говорим: «начинается с вешалки». Ну а школа начинается... с визита. Не с урока, на который нас приводят, а с визита, совершаемого нами лично. А визит – это встреча с Учителем. Именно ее, по-моему, и надо бы оплачивать в наших прекрасных школах. В противном случае отряд поклонников философа из Веймара, автора термина «сверхчеловек», будет расти и далее.
