0
1215
Газета Войны и конфликты Интернет-версия

25.02.2000 00:00:00

Внешние грани безопасности


-ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ, действует ли сегодня в России парламентский контроль над нашей исполнительной властью в вопросах международной политики и внешней безопасности?

- К парламенту в России еще не привыкли. Наша бюрократия воспринимает его по известному принципу: нам-то все равно, да перед иностранцами неудобно... То и дело парламент пытаются исключить из числа серьезных демократических институтов, придавая ему роль декоративного элемента. Правда, сейчас уровень психологической адаптации отечественной бюрократии к этой "декорации" значительно повысился, хотя для многих по-прежнему это неприятная реалия, "мешающая работать".

Комитет по международным делам объективно обладает, как и весь парламент Российской Федерации, ограниченными функциями. Таким образом, он не может контролировать исполнительную власть.

Сфера нашей деятельности - это подготовка международных договоров РФ к ратификации обеими палатами Федерального собрания, а также назначение и отзыв дипломатических представителей России в зарубежных странах. Вторая функция носит рекомендательный характер. Надо сказать, что президент Ельцин обычно учитывал наше мнение.

- Формально под контролем международного комитета Госдумы находится Служба внешней разведки России. Существует даже особый подкомитет. С чем это связано и почему СВР как-то обособлена от других спецслужб?

- К сожалению, подкомитет, созданный без консультаций с силовыми структурами, без всякого участия в этом спецслужб, фактически не заработал. Еще с началом деятельности прошлой Думы у СВР было намерение создать определенный механизм сотрудничества, парламентского контроля. Но поскольку наш комитет рождался в непростой ситуации идеологического противоборства, то поначалу состав подкомитета по работе с СВР абсолютно не удовлетворял службу с точки зрения надежности.

Полагаю, в нынешней Думе такой механизм сотрудничества должен быть разработан. Я бы предложил сделать его двухпалатным - по нескольку человек из Госдумы и Совета Федерации. Разведка ближе нашему комитету, чем, например, коллегам из комитета по безопасности, потому что СВР не силовой орган, а прежде всего информационный. Служба главным образом информирует руководство страны по вопросам внешней политики, международным и связанным с ними проблемам.

- Можно уточнить, каковы критерии "отбора" депутатов в состав подкомитета по разведке и чем он должен заниматься?

- Для того чтобы реально осуществлять сотрудничество между парламентом и спецслужбами, необходим примерно такой же подход, который используется конгрессом США. Руководство палаты представителей и сената тщательно отбирает членов комитетов и комиссий по разведке. Конечно, партийный принцип при этом также учитывается, но прежде всего принимаются во внимание опыт конкретных законодателей и их надежность в смысле нераспространения "чувствительной", то есть конфиденциальной информации.

Так следовало бы поступить и в российском парламенте: отбирать в подкомитеты по контролю за спецслужбами депутатов с определенным жизненным опытом, допуском к государственным секретам, с определенной степенью доверия к ним со стороны руководства спецслужб. Они должны проходить все надлежащие процедуры и, может быть, даже давать присягу о неразглашении секретной информации.

Естественно, такое сотрудничество не касается профессиональных секретов спецслужб и не предполагает вовлечения членов подкомитета в оперативную деятельность СВР. Зато реально участие депутатов в делах, входящих в компетенцию парламента, - например, выделение бюджетных средств на нужды отечественной разведки. Но чтобы компетентно участвовать в решении вопросов финансирования спецслужб, надо хотя бы примерно знать структуру и основные направления работы данных ведомств. А это затрагивает уже весьма чувствительные сферы национальной безопасности.

- С точки зрения открытости парламента и "прозрачности" спецслужб для общества насколько для нас годится опыт США?

- Считаю, американский опыт в этом смысле нам подходит больше всего. Он представляется мне наиболее демократичным. Дальнейшая открытость, как говорится, будет контрпродуктивна, поскольку чревата утечками. Меньшая степень "прозрачности" также неприемлема по причине возможного произвола спецслужб или кого-то из руководителей, в том числе связанного с реализацией каких-то специфических приказов, которые в определенных случаях могут противоречить либо стратегической линии нашего государства, либо конституционным принципам, а также влиять на установленное законом соотношение полномочий и эффективность работы спецслужб.

- Вписался бы в эту систему контроля генеральный контролер или инспектор, имеющий независимый государственный статус и соответствующие полномочия по проверке спецслужб?

- Не думаю, что нам нужна какая-то дополнительная должность инспектора или контролера. Вполне можно будет ограничиться парламентским подкомитетом, который станет очень серьезным элементом контроля.

- Вы один из самых информированных в стране людей по вопросам международной политики. Какие внешние угрозы безопасности России сегодня могут беспокоить законодателя?

- Основные угрозы, потенциально чреватые дестабилизацией и насилием по нескольким параметрам воздействия, широко известны. Сейчас классической, некогда "стандартной" угрозы пока не просматривается: наличие ядерного фактора надежно гарантирует нас на ближайшую перспективу от какого-либо внешнего вторжения. Говоря более научно, можно уточнить: от вторжения обычного позиционного типа. А основные угрозы связаны с нашими внутренними факторами. Это этнические конфликты в ряде приграничных регионов, недостатки, точнее, "неотработанность конструкции" политической системы, значительная социальная напряженность. Видны противоречия между принципами федерализма и самостоятельностью региональных властей. Местная власть нередко отягощена теми же острыми этническими, межнациональными проблемами. При этом наблюдается эффект "стирания границ" между внешними и внутренними факторами угроз безопасности.

- Что здесь имеется в виду?

- Взять конфликт в той же Чечне: под влиянием фактора "прозрачности границ" эта проблема становится межэтнической, внутригосударственной и одновременно международной. Или лезгинский вопрос: он как чисто дагестанский, так и внешний, поскольку затрагивает территорию Азербайджана.

- Выходит, что внутренние вооруженные конфликты, подобные событиям в Чечне, либо порождаются, либо "подпитываются" извне, причем весьма продуманно и системно?

- Попытки видеть везде только иностранный заговор - дело безнадежное. Во время холодной войны все западные спецслужбы "интриговали" против нас, а наши не менее успешно и эффектно действовали против них. Здесь и "похищение" советской разведкой секретов американского ядерного оружия, и многие другие сюжеты. Тем не менее "развалился" наш Союз. Так что, можно сказать, внешний фактор находится в дополнении ко всем остальным.

- Если разные люди по-своему видят источники возникающих конфликтов, то не стираются ли тем самым тонкие грани между борьбой и войной?

- Думаю, опасности, грозящие России, нужно преодолевать не реактивным способом, когда конфликты уже вышли на поверхность, а умело действуя превентивными методами. Только так мы сумеем стабилизировать любую ситуацию.

Однако не учитывать воздействия внешних факторов нельзя. Отсюда одна из главных наших проблем - надежный контроль над ситуацией на границах России, при сохранении более-менее благоприятных условий для преодоления экономического кризиса. Прежде всего я имею в виду международно-политические аспекты конфликта в Чечне и некоторых регионах Закавказья, проблему афганских талибов и степень их воздействия на юг СНГ. Несомненно, в ряду важнейших задач - укрепление дружественных отношений с Китаем при необходимости сглаживания объективных проблем, вызванных демографическими различиями по разные стороны нашей общей границы. Пока, слава богу, это не вопрос политики, но в будущем ситуация может иметь политические последствия.

Еще одна задача - не ввязываться в такие конфликты, из-за которых резко испортились бы отношения сразу с несколькими государствами. Например, с Японией и Китаем, да еще с обеими Кореями. Это на востоке. На юге - одновременно со Средней Азией и Закавказьем. А на западе - с Украиной, Польшей и Прибалтикой. Следует избегать, что называется, враждебного окружения. Такова существенная задача дипломатии, а также и других ведомств, включая спецслужбы.

- А если говорить о глобальном измерении безопасности, без привязки по азимутам?

- В более широком плане перед Россией стоит задача сохранения ядерного равновесия, паритета, дающего гарантию защиты от традиционных угроз. Не следует забывать известную заповедь Александра III, что два главных наших союзника - армия и флот. Сейчас это ракетно-ядерный потенциал и обычные Вооруженные силы, которые нужно постоянно поддерживать на должном уровне. Однако все перечисленные проблемы не преодолеть без создания здоровой экономики.

- Получается, Советский Союз не боялся никаких угроз, да еще и распространял мало-помалу свое влияние. А сейчас Россия как бы замкнулась сама в себе, балансирует, словно маленькая страна, и пытается одолевать угрозы одну за другой.

- Замыкаться нельзя ни в коем случае. Изоляция - это тот же самый развал. России нужно занимать благоприятную для себя позицию в условиях растущей глобализации всех процессов, прежде всего экономических. Опыт Китая, где при Мао Цзэдуне пытались действовать без учета процессов глобализации, подтверждает ошибочность изоляции.

- Какую линию в глобальной игре следовало бы избрать нам?

- Уместную со всех точек зрения, достойную России. Не играть роль сырьевого придатка, а занимать свое место в мировой цивилизации. Иметь свою долю в мировом рынке, включая и долю в имуществе за рубежом. У нас нет оснований в ближайшее время претендовать на особый статус в мире. Да откровенно говоря, он нам и не нужен.

ГЛОБАЛЬНАЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ

- Тем не менее дискуссия на тему "Является ли Россия супердержавой?" продолжается. Ведь соответствующий этому статусу потенциал сохраняется.

- Спор этот абстрактный. По ракетно-ядерной мощи Россия остается супердержавой, что объективно никем не оспаривается. По экономическим показателям наша страна и раньше не имела такого статуса. Мы были и остаемся великой мировой державой в области культуры и науки, если не загубим свою собственную систему образования. Отсюда следует, что имеющиеся факторы державности следует сохранять и развивать, определенным образом адаптировать к нынешней ситуации.

- Что будет главным с военной точки зрения?

- Стратегическая стабильность. Сохранение на ближайшие 15-20 лет глобального паритета в ракетно-ядерных вооружениях между Россией и Соединенными Штатами. Естественно, имеется в виду не количественный, а качественный паритет, когда в случае нападения на нас ответный удар будет неприемлем для потенциального нападающего.

Сейчас в США наметилась тенденция к изменению ситуации в области стратегических вооружений - в июле 1999 году Вашингтон объявил о создании своей национальной системы противоракетной обороны. Она состоит из двух основных частей: установка дополнительных комплексов на базе Гранд-Форкс в Северной Дакоте, что разрешено Договором по ПРО 1972 года, и создание новых комплексов на Аляске, что выходит за рамки договора. Фактически таким образом перекрывается вся территория США. При этом американцы настоятельно ставят вопрос о "модернизации" Договора по ПРО 1972 года. Нас убеждают: если вы согласитесь, то все будет очень хорошо и мы предусмотрим для вас какие-нибудь компенсации. Если нет, то сделаем это сами и разорвем договор.

- Вашингтон стремится увеличить свой потенциал, пересматривая ранее достигнутые договоренности?

- Предлагаемый ими уровень, на мой взгляд, не разрушает ядерного паритета, но создает условия, при которых в следующем двадцатилетии США будут иметь способность уничтожать несколько десятков боеголовок, летящих в сторону Америки. Ну, а несколько десятков можно трактовать и как некоторое количество сотен. В условиях, когда по договору к тому времени может оказаться по 1500, а то и по 1000 ядерных боеголовок, это уже будет означать нарушение паритета. Такой вариант для нас неприемлем, на него не согласится ни одно правительство России, независимо от политических предпочтений.

- Какие предложения по данной проблеме высказываются российской стороной?

- Мы будем убеждать США не разрывать Договор по ПРО 1972 года, который является основой стратегической стабильности. Если не удастся, придется отвечать "асимметрично", как это было в свое время сделано в отношении программы СОИ. Во всяком случае, уже сейчас ясно: любой вариант Договора СНВ-3 вряд ли возможен без того, чтобы предусмотреть с нашей стороны некоторое количество многозарядных боеголовок. Например, на ракетах "Тополь-М". Такой ответ России напрашивается сам собой. Он не очень приятен для нас в финансовом отношении, но вполне реализуем.

Так что Соединенные Штаты, если продолжат упорствовать, ничего не выгадают, а потерять могут многое. Свой подход к этой проблеме российская дипломатия выработала, а далее уже вопрос тактики, переговоров.

- Вы упомянули Договор СНВ-3 как будущую цель. Связанный с ним Договор СНВ-2, подписанный Ельциным и Бушем в январе 1993 года, российский парламент не ратифицировал. В чем суть коллизии? Ведь мнение депутатского корпуса разделяют большинство независимых экспертов. Значит, договор СНВ-2 не столь совершенен?

- Действительно, этот документ содержит множество противоречивых положений. На время подписания у России на вооружении находились довольно "молодые" системы ракет с разделяющимися головными частями, обозначаемые по натовской классификации как СС-18 и СС-24. Они могли работать еще довольно долго. Ситуация складывалась так, что Договор СНВ-2 становился все более выгоден нам, так как системы эти устаревали. После распада СССР производство СС-18 и СС-24 оказалось за рубежом - на территории Украины. Ратификация СНВ-2 приносила нам все больше "плюсов", нежели "минусов".

Особенно это проявилось, когда нашей дипломатии удалось договориться об отсрочке ратификации договора до 2007 года. Сейчас СНВ-2 стал проблемой чисто политической. Особенно тогда, когда выявились новые аспекты, связанные с созданием национальной системы ПРО США.

С учетом наших финансовых возможностей нам было выгодно как можно больше сокращать количество боеголовок, так как это фактически явилось бы "разоружением" Америки. Путем снятия с вооружения устаревшего оборудования мы и так двигались к показателям, предусмотренным Договором СНВ-2.

- Как это выражается в цифрах?

- Договором предусматривается "потолок" в 3-3,5 тысячи ракет, при этом мы отказываемся от оснащения их разделяющимися головными частями. Если сейчас США начнут разворачивать свою систему ПРО, то мы должны внести коэффициент, который бы обеспечивал нам "равновесие страха". При наличии у американцев 1500 боеголовок и системы ПРО, нам следует либо построить такую же систему, что неэффективно и дорого, либо иметь на сотню боеголовок больше.

- Что бы вы предложили?

- Надо заключить договор, где мы отказываемся от РГЧ старого типа, которые теперь производить не можем. Но одновременно следовало бы договориться с США о заключении Договора СНВ-3, а в его рамках, в зависимости от степени развития американской ПРО, предусмотреть наличие РГЧ на новых ракетах (типа "Тополь-М"), которые мы уже производим. То есть либо договор по ПРО действует, и тогда в СНВ-3 не обязательны разделяющиеся боеголовки, либо США делают свою национальную систему противоракетной обороны, и тогда мы должны иметь какое-то преимущество, прежде всего за счет РГЧ на наших новых ракетах. Таково мое мнение.

- Конгресс США недавно не ратифицировал международный договор о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний (ДВЗЯИ). Чем это вызвано?

- Прежде всего, конечно, соображениями внутриполитическими. Республиканцы ищут повод, чтобы не просто "победить" Клинтона и демократов, но и унизить их. Крайне редко такого рода проблемы становятся в Конгрессе США фактором межпартийной борьбы, но с проблемой ДВЗЯИ достигнуть консенсуса не удалось. Эта игра очень опасная, и в данном случае республиканцы играют против самих себя. Конечно, это может резко осложнить их отношения с Индией, Китаем, Пакистаном, будет стимулировать ядерные испытания в ряде других стран.

Американцы утверждают, что невозможно с помощью только компьютерных методов испытывать новые системы вооружений. Это противоречит мнению многих экспертов и специалистов. На мой взгляд, лучший способ борьбы с этим явлением - в оперативном режиме самим ратифицировать соглашение ДВЗЯИ. Удивляет, как наша исполнительная власть в течение трех лет не могла представить этот договор на ратификацию в Государственную Думу. В конечном счете, проявив инициативу, Россия бы показала, что она является лидером в процессе глобального ядерного разоружения во всем мире.

- Отразится ли нынешний зигзаг в решении проблемы непраспространения оружия массового поражения в мире на процессе диалога вокруг ядерной гонки в Южной Азии?

- Думаю, в такой ситуации проблема нераспространения проиграна в принципе. Можно только сдерживать, замедлять темпы наращивания ядерных вооружений. Сейчас трудно сказать, к чему это приведет в будущем. Не исключаю, что в краткосрочной и среднесрочной перспективе можно некоторым образом ограничивать чье-то рвение к развязыванию локальных конфликтов. Имея за спиной ядерный "топор", разумнее попытаться решить проблемы на переговорах. Как раз последний индо-пакистанский инцидент в Кашмире показал, как сдержанность возобладала после проявления некоторого авантюризма. Осторожность победила не в последнюю очередь потому, что на горизонте маячил ядерный фактор.

Полагаю, мысль о том, что ядерный фактор уменьшит конфликтность на региональном уровне, - это иллюзия, к сожалению, поддержанная некоторыми политологами. Рано или поздно проблема ядерного "плюрализма" встанет для мира со всей остротой и опасностью. В этом смысле я настроен достаточно пессимистично, тревожно. Здесь главное - скорее запрещать испытания, заключать договора, тогда количественный и качественный "прогресс" в гонке ядерных вооружений замедлится.

ИСПЫТАНИЯ ДЛЯ ДЕМОКРАТИИ

ГЛОБАЛЬНАЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ

- Тем не менее дискуссия на тему "Является ли Россия супердержавой?" продолжается. Ведь соответствующий этому статусу потенциал сохраняется.

- Спор этот абстрактный. По ракетно-ядерной мощи Россия остается супердержавой, что объективно никем не оспаривается. По экономическим показателям наша страна и раньше не имела такого статуса. Мы были и остаемся великой мировой державой в области культуры и науки, если не загубим свою собственную систему образования. Отсюда следует, что имеющиеся факторы державности следует сохранять и развивать, определенным образом адаптировать к нынешней ситуации.

- Что будет главным с военной точки зрения?

- Стратегическая стабильность. Сохранение на ближайшие 15-20 лет глобального паритета в ракетно-ядерных вооружениях между Россией и Соединенными Штатами. Естественно, имеется в виду не количественный, а качественный паритет, когда в случае нападения на нас ответный удар будет неприемлем для потенциального нападающего.

Сейчас в США наметилась тенденция к изменению ситуации в области стратегических вооружений - в июле 1999 году Вашингтон объявил о создании своей национальной системы противоракетной обороны. Она состоит из двух основных частей: установка дополнительных комплексов на базе Гранд-Форкс в Северной Дакоте, что разрешено Договором по ПРО 1972 года, и создание новых комплексов на Аляске, что выходит за рамки договора. Фактически таким образом перекрывается вся территория США. При этом американцы настоятельно ставят вопрос о "модернизации" Договора по ПРО 1972 года. Нас убеждают: если вы согласитесь, то все будет очень хорошо и мы предусмотрим для вас какие-нибудь компенсации. Если нет, то сделаем это сами и разорвем договор.

- Вашингтон стремится увеличить свой потенциал, пересматривая ранее достигнутые договоренности?

- Предлагаемый ими уровень, на мой взгляд, не разрушает ядерного паритета, но создает условия, при которых в следующем двадцатилетии США будут иметь способность уничтожать несколько десятков боеголовок, летящих в сторону Америки. Ну, а несколько десятков можно трактовать и как некоторое количество сотен. В условиях, когда по договору к тому времени может оказаться по 1500, а то и по 1000 ядерных боеголовок, это уже будет означать нарушение паритета. Такой вариант для нас неприемлем, на него не согласится ни одно правительство России, независимо от политических предпочтений.

- Какие предложения по данной проблеме высказываются российской стороной?

- Мы будем убеждать США не разрывать Договор по ПРО 1972 года, который является основой стратегической стабильности. Если не удастся, придется отвечать "асимметрично", как это было в свое время сделано в отношении программы СОИ. Во всяком случае, уже сейчас ясно: любой вариант Договора СНВ-3 вряд ли возможен без того, чтобы предусмотреть с нашей стороны некоторое количество многозарядных боеголовок. Например, на ракетах "Тополь-М". Такой ответ России напрашивается сам собой. Он не очень приятен для нас в финансовом отношении, но вполне реализуем.

Так что Соединенные Штаты, если продолжат упорствовать, ничего не выгадают, а потерять могут многое. Свой подход к этой проблеме российская дипломатия выработала, а далее уже вопрос тактики, переговоров.

- Вы упомянули Договор СНВ-3 как будущую цель. Связанный с ним Договор СНВ-2, подписанный Ельциным и Бушем в январе 1993 года, российский парламент не ратифицировал. В чем суть коллизии? Ведь мнение депутатского корпуса разделяют большинство независимых экспертов. Значит, договор СНВ-2 не столь совершенен?

- Действительно, этот документ содержит множество противоречивых положений. На время подписания у России на вооружении находились довольно "молодые" системы ракет с разделяющимися головными частями, обозначаемые по натовской классификации как СС-18 и СС-24. Они могли работать еще довольно долго. Ситуация складывалась так, что Договор СНВ-2 становился все более выгоден нам, так как системы эти устаревали. После распада СССР производство СС-18 и СС-24 оказалось за рубежом - на территории Украины. Ратификация СНВ-2 приносила нам все больше "плюсов", нежели "минусов".

Особенно это проявилось, когда нашей дипломатии удалось договориться об отсрочке ратификации договора до 2007 года. Сейчас СНВ-2 стал проблемой чисто политической. Особенно тогда, когда выявились новые аспекты, связанные с созданием национальной системы ПРО США.

С учетом наших финансовых возможностей нам было выгодно как можно больше сокращать количество боеголовок, так как это фактически явилось бы "разоружением" Америки. Путем снятия с вооружения устаревшего оборудования мы и так двигались к показателям, предусмотренным Договором СНВ-2.

- Как это выражается в цифрах?

- Договором предусматривается "потолок" в 3-3,5 тысячи ракет, при этом мы отказываемся от оснащения их разделяющимися головными частями. Если сейчас США начнут разворачивать свою систему ПРО, то мы должны внести коэффициент, который бы обеспечивал нам "равновесие страха". При наличии у американцев 1500 боеголовок и системы ПРО, нам следует либо построить такую же систему, что неэффективно и дорого, либо иметь на сотню боеголовок больше.

- Что бы вы предложили?

- Надо заключить договор, где мы отказываемся от РГЧ старого типа, которые теперь производить не можем. Но одновременно следовало бы договориться с США о заключении Договора СНВ-3, а в его рамках, в зависимости от степени развития американской ПРО, предусмотреть наличие РГЧ на новых ракетах (типа "Тополь-М"), которые мы уже производим. То есть либо договор по ПРО действует, и тогда в СНВ-3 не обязательны разделяющиеся боеголовки, либо США делают свою национальную систему противоракетной обороны, и тогда мы должны иметь какое-то преимущество, прежде всего за счет РГЧ на наших новых ракетах. Таково мое мнение.

- Конгресс США недавно не ратифицировал международный договор о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний (ДВЗЯИ). Чем это вызвано?

- Прежде всего, конечно, соображениями внутриполитическими. Республиканцы ищут повод, чтобы не просто "победить" Клинтона и демократов, но и унизить их. Крайне редко такого рода проблемы становятся в Конгрессе США фактором межпартийной борьбы, но с проблемой ДВЗЯИ достигнуть консенсуса не удалось. Эта игра очень опасная, и в данном случае республиканцы играют против самих себя. Конечно, это может резко осложнить их отношения с Индией, Китаем, Пакистаном, будет стимулировать ядерные испытания в ряде других стран.

Американцы утверждают, что невозможно с помощью только компьютерных методов испытывать новые системы вооружений. Это противоречит мнению многих экспертов и специалистов. На мой взгляд, лучший способ борьбы с этим явлением - в оперативном режиме самим ратифицировать соглашение ДВЗЯИ. Удивляет, как наша исполнительная власть в течение трех лет не могла представить этот договор на ратификацию в Государственную Думу. В конечном счете, проявив инициативу, Россия бы показала, что она является лидером в процессе глобального ядерного разоружения во всем мире.

- Отразится ли нынешний зигзаг в решении проблемы непраспространения оружия массового поражения в мире на процессе диалога вокруг ядерной гонки в Южной Азии?

- Думаю, в такой ситуации проблема нераспространения проиграна в принципе. Можно только сдерживать, замедлять темпы наращивания ядерных вооружений. Сейчас трудно сказать, к чему это приведет в будущем. Не исключаю, что в краткосрочной и среднесрочной перспективе можно некоторым образом ограничивать чье-то рвение к развязыванию локальных конфликтов. Имея за спиной ядерный "топор", разумнее попытаться решить проблемы на переговорах. Как раз последний индо-пакистанский инцидент в Кашмире показал, как сдержанность возобладала после проявления некоторого авантюризма. Осторожность победила не в последнюю очередь потому, что на горизонте маячил ядерный фактор.

Полагаю, мысль о том, что ядерный фактор уменьшит конфликтность на региональном уровне, - это иллюзия, к сожалению, поддержанная некоторыми политологами. Рано или поздно проблема ядерного "плюрализма" встанет для мира со всей остротой и опасностью. В этом смысле я настроен достаточно пессимистично, тревожно. Здесь главное - скорее запрещать испытания, заключать договора, тогда количественный и качественный "прогресс" в гонке ядерных вооружений замедлится.

ИСПЫТАНИЯ ДЛЯ ДЕМОКРАТИИ

- Желая "модернизировать" договор по ПРО, американцы ссылаются на непредсказуемость развития ситуации в ряде стран, которые якобы могут обстрелять США ракетами. О каких государствах идет речь?

- Американцы называют несколько стран. Некоторые из них выглядят довольно экзотично. Например, Северная Корея, где США еще совсем недавно собирались построить атомные электростанции. Фигурируют также Иран, наличие у которого реальной ядерной программы не доказано, и Ирак, где соответствующие объекты сейчас основательно разрушены. Есть повод расценивать это как прикрытие для того, чтобы создавать определенный потенциал на все случаи жизни. У экспертов имеются веские данные в пользу таких предположений. В перспективе это грозит нарушением ядерного паритета. Мы такого не допустим. Для сохранения равновесия нужны обоюдность действий, иная степень взаимного доверия.

- Чем объясняется заметная согласованность действий стран Запада, особенно членов НАТО, в отношении России по вопросам региональных, а точнее, локальных конфликтов, когда наша страна выступает в качестве "обучаемого новичка"? Не навязывают ли нам "перманентную борьбу с мировым терроризмом" по натовским "стандартам" взамен страхов былой холодной войны?

- Не существует всемирного заговора против России и планов нагнетания двухполюсной истерии. У целого ряда стран при этом, конечно, наблюдается нормальное желание добиться для себя наиболее благоприятных условий, в том числе военно-стратегических. Соединенные Штаты действуют исходя из своих национальных интересов. Так, например, своим союзникам они не отдают южный фланг НАТО, торпедируют проблему "европеизации" альянса. США хотят доминировать. Франция также желает повысить свое влияние в Европе, опираясь на имеющийся у нее потенциал. Германия стремится к более выигрышной по сравнению с нынешней роли. Того же добивается и Европейский союз. Все эти тенденции вполне естественны.

Международные дела ведутся на основе реального соотношения сил, реальных интересов. Там, где эти интересы сталкиваются, возникают очень непростые коллизии, что, однако, не должно заслонять от нас возможностей совмещения позиций, сопоставления мнений. Замечать только лишь противоречия так же глупо, как не видеть реальных точек соприкосновения. А они есть: в вопросах борьбы с терроризмом, наркотиками и многих других. Проблема в том, как именно с помощью дипломатии выявлять совпадающие и преодолевать несовпадающие позиции.

- Если вы не усматриваете в известных региональных и локальных военных операциях общую "режиссуру", то чем же вызваны многочисленные сравнения, к примеру, действий войск в Косово и Чечне, а также упреки в адрес России?

- Последние региональные конфликты показали, что России надо очень четко сделать выбор, определить, которые из них затрагивают нашу национальную безопасность "здесь и сейчас", и принять по ним необходимые жесткие решения, игнорируя какое-либо внешнее давление. Таких конфликтов немного, но они есть, и среди них "чеченский" или "чечено-дагестанский".

С другой стороны, происходят и такие события, где мы можем вмешиваться или оставаться нейтральными. Посмотрите, сколько было споров о том, какова степень участия России в ситуации вокруг Косово. А теперь задаются вопросы: убирать или не убирать оттуда наш военный контингент? С самого начала было ясно: конфликт за две тысячи километров от наших границ нам "не потянуть" и решающую роль там мы играть не будем. У России на Балканах имеются свои интересы. Проблема для нас важная, но не решающая. Разговоры, что события в Югославии могут "повториться" в России, не имеют серьезных оснований.

- Значит, аналогии здесь, как говорится, неуместны? А НАТО с западного направления?

- Россия - это ядерная страна. Никто не думает, что мы могли бы использовать ядерное оружие из-за ситуации в Косово. Поэтому НАТО там и действует исходя из этого понимания. Однако никто не поверит, что в случае внешней угрозы, например, Белоруссии, или Смоленску, или, скажем, районам, прилегающим к Ставрополью, Россия не использует все имеющиеся у нее средства для отражения агрессии. Даже пусть и "чудовищно дорогой ценой"...

- То есть стратегически для нас есть конфликты свои и чужие?

- Разница прежде всего в мотивах применения войск. Возможность российского участия в плане успешного применения наших вооруженных сил в Югославии сейчас минимальна. Опасность дальнейшего увеличения влияния других стран на Балканах за наш счет или вместо нас - дело нехорошее, но для России, подчеркиваю, вовсе не решающее. Вот почему я был сторонником минимального военного участия нашей страны в югославских делах, отдавая предпочтение политической, дипломатической, информационной и гуманитарной деятельности.

Возможность же участия в конфликте на собственной территории у наших границ вполне реальна и обоснована. Опасность распада России - для нас угроза неприемлемая. Поэтому я сторонник весьма ясного, жесткого, а если понадобится, то и силового разрешения конфликта на нашей собственной территории. Иного мы себе позволить не можем. Конечно же, проблемы населения Чечни беспокоят меня не меньше любого другого человека, но я знаю: если страна начнет разваливаться, то страдания будут еще сильнее и у значительно большего числа наших граждан.

- Можно ли говорить о какой-то реальной вовлеченности в события на Северном Кавказе ряда зарубежных, в частности, ближневосточных стран? Так, Саудовская Аравия, Иордания, Турция, Иран уже заявляли, что не оказывают никакой поддержки террористам и сепаратистам на территории России и всего СНГ.

- Тут надо различать два момента: степень вовлеченности официальных кругов и представителей различных групп. Охотно верю, что в ряде упомянутых стран официальные лица явно не занимаются подрывной деятельностью против России, но существует проблема определенных групп или лиц. В том же Пакистане это, к примеру, пуштуны, тесно связанные с талибами в Афганистане. Подобные силы, как известно, есть и в других странах. Не так уж монолитна обстановка и в Иране.

Кроме того, существует проблема своего рода откупа некоторых официальных деятелей ряда стран, включая упомянутые выше. Они знают, что в стране имеются мощные группировки, которые свою энергию, рвение, в том числе религиозное, используют для подрывной работы против правящих режимов. А могут использовать их и в других странах... Отсюда молчаливое согласие: мол, мы закрываем глаза на то, что вы помогаете где-то своим друзьям, но вы тогда не трогайте нас. Здесь много сложностей, и соответствующие федеральные структуры, занимающиеся сбором информации, исследуют эти вопросы.

Конечно, заверения официальных лиц ряда стран в том, что они осуждают терроризм и выступают за территориальную целостность России, необходимы. Но если речь идет о гарантиях нашей безопасности, одних слов явно недостаточно. Требуются не декларации, а вполне конкретная и предметная совместная работа по искоренению источников терроризма как опасности международного характера.

- То есть для разведки это также постоянная, "рутинная" работа?

- И для разведки, и для других организаций.

ВМЕСТЕ С ЕВРОПОЙ

- Как проявлялось участие России, которая недавно стала членом Совета Европы и ПАСЕ, в решении проблем международной безопасности на законодательном уровне?

- Государственная Дума ратифицировала множество различных международных соглашений, включая европейские конвенции по проблемам коррупции, борьбе с преступностью, противодействию терроризму. Ряд очень серьезных договоров положены в основу системы внешних связей России с миром: например, это Конвенция по Мировому океану, Конвенция по запрещению производства и испытания химического оружия, Соглашение о партнерстве и сотрудничестве с Европейским союзом. Российская Федерация подписала несколько важных документов по правам человека. Их ратификацией, я надеюсь, займется нынешняя Дума.

- Какие еще задачи стоят перед международным комитетом Госдумы? Что бы вы пожелали "законодателям третьего тысячелетия", обдумывающим мировые проблемы?

- Прежде всего - завершить создание адекватной началу XXI века договорной структуры России с основными странами мира. Если четыре года после новых выборов наш комитет проработает в постоянном составе более-менее стабильно, то основные ратификационные параметры будут у нас заложены, и дальше предстоит заниматься уже относительно "рутинной" работой. Но международные отношения никогда не заканчиваются, постоянно возникают новые проблемы, вытекающие, к примеру, из динамики трансформации Европы и других регионов планеты. Россию приняли в организацию Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества (АТЭС). Еще одно важное дело связано с возникающей в Азии системой коллективной безопасности вокруг России, Китая и трех других госу


Комментарии для элемента не найдены.

Читайте также


В Совете Федерации остается 30 свободных мест

В Совете Федерации остается 30 свободных мест

Дарья Гармоненко

Иван Родин

Сенаторами РФ могли бы стать или отставники, или представители СВО-элиты

0
760
Россияне хотят мгновенного трудоустройства

Россияне хотят мгновенного трудоустройства

Анастасия Башкатова

Несмотря на дефицит кадров, в стране до сих пор есть застойная безработица

0
891
Перед Россией маячит перспектива топливного дефицита

Перед Россией маячит перспектива топливного дефицита

Ольга Соловьева

Производство бензина в стране сократилось на 7–14%

0
1251
Обвиняемых в атаке на "Крокус" защищают несмотря на угрозы

Обвиняемых в атаке на "Крокус" защищают несмотря на угрозы

Екатерина Трифонова

Назначенные государством адвокаты попали под пропагандистскую раздачу

0
996

Другие новости